Холодный город - Холли Блэк

Тана заметила Габриэля за мгновение до того, как тот подошел к седому вампиру. У него было еще два ножа, блестевших в каждой руке. Короткие страшные изогнутые клинки. Он обхватил вампира сзади, притянул к себе, как будто обнимал, и резким движением развел руки в стороны, отрезав голову, словно ножницами.

Из обрубленной шеи хлынула густая, как сироп, темная кровь. Она залила белый костюм Люсьена. Лица и роскошные наряды стоявших рядом тоже были забрызганы кровью, словно хлынувшим с неба кошмарным ливнем. Тана почувствовала на коже теплые капли: похоже, старый вампир только что кого-то выпил. На его лице осталось последнее выражение – изумление и ужас. Голова, упав с плеч, ударилась о мраморный пол и покатилась в толпу.

Габриэль повернулся к Люсьену и Элизабет. Лишь в эту секунду Тана поняла, что Люсьен успел выдернуть кинжал из груди первого вампира. Элизабет удивленно вскрикнула.

– Неправда ли, это был эффектный выход? – спросил ее Габриэль. – Как приятно видеть тебя здесь, с ним.

Он был все так же красив, даже с искаженным от гнева лицом. Тана смотрела на него, залитого кровью, и не верила, что касалась его губ. Габриэль казался страшной галлюцинацией, ужасным, неведомым, обманчивым богом убийц.

– Мы все гадали, когда же ты появишься, – Люсьен держал кинжал, как игрушку. – Ты выбрал не самый короткий путь.

Габриэль пожал плечами:

– Торопиться было некуда.

– Твой вчерашний пир – это нечто, – сказал Люсьен. – Ты хоть представляешь, какой хаос вызвал, инфицировав всех этих людей?

Габриэль улыбнулся уголком губ. В его глазах вспыхнул безумный восторг.

– Нет, но мне не терпится выяснить!

Люсьен рассмеялся, возможно, даже искренне:

– Ты изменился.

Габриэль слегка склонил голову:

– А как иначе? Десять лет прошло. И какие это были десять лет!

Люсьен поморщился:

– Ты зол на нас и имеешь на это полное право. Это моя вина, моя ошибка. И я уже не раз пожалел о ней, – он взмахнул рукой. – Но посмотри на мир, который ты создал. Посмотри, как он прекрасен и полон жизни! Мы ошибались, скрываясь в тенях и выходя только по ночам. Твоя ошибка освободила нас. Теперь ты можешь видеть, чего боялись старые вампиры.

– Ты оставил меня гнить в цепях, – голос Габриэля был тих. Люсьен смотрел ему в глаза, а Габриэль так же тихо продолжал: – А потом ты попытался поймать меня и вернуть Пауку. Ты будешь это отрицать?

– Мои люди были напуганы. Элизабет боялась, что Паук сломал тебя и отправил охотиться на нас. Древние вампиры ненавидят всех, кто приспособился к новой жизни. Меня они ненавидят больше всех – за то, что я выдаю их секреты. Мы пытались поймать тебя, но не за тем, за чем ты думаешь.

– Не беспокойтесь обо мне, – сказал Габриэль. – Уже не нужно. Почти все вернулось на свои места.

– Что мы можем сделать для тебя, Габриэль? – спросила Элизабет. – Как нам доказать, что мы раскаиваемся? Что бы это ни было, мы знаем, ты это заслужил.

Габриэль слизнул кровь с ножа, проведя языком от рукоятки до конца лезвия.

– Я хочу видеть, как ваш пепел кружится в свете кроваво-красной луны. – И он запел полным безумия голосом: – Под кровавой, кровавой, кровавой, луной! Вы умрете, умрете, умрете со мной! Помните эту песню? Я немного изменил слова.

– Значит, тебя удовлетворит только наша смерть? – спросил Люсьен, не зная, чего ожидать от этого нового Габриэля.

– Я пришел за ней издалека и не хочу возвращаться с пустыми руками, – Габриэль пожал плечами и улыбнулся.

Он говорит, как безумец, подумала Тана. Как поэт или пророк. Он безумен и смертельно опасен.

– Позволь нам показать тебе, как страшно мы сожалеем, – произнес Люсьен тем самым голосом, который очаровывал тысячи тоскующих по смерти подростков и завораживал зрителей во всем мире. Он положил руку на плечо Элизабет и слегка надавил.

– Позволь нам извиниться. Мы опустимся на колени и попросим тебя о прощении. Неужели ты думаешь, что мы встали бы на колени перед кем-то еще?

Элизабет посмотрела на Люсьена, пытаясь понять, чего он хочет, но потом медленно опустилась на колени, и подол ее прекрасного платья волнами лег вокруг ее колен. Она казалась прекрасной грешницей, кающейся у алтаря.

Даже Габриэль был заворожен, глядя на нее. Он нахмурился и тряхнул головой, пытаясь сбросить чары. Люсьен зашел ей за спину, откинул темные волосы с лица.

– Она взяла моих людей и отправилась искать тебя. Они хотели меня защитить. Это так мило! Но, клянусь, я не имел к этому никакого отношения.

Элизабет подняла глаза и попыталась встать, но Люсьен схватил ее за волосы, запрокинул голову и перерезал ей горло ножом Габриэля. Кровь хлынула из раскрывшихся вен. Люсьен резал, пока не отделил голову от тела.

Зал потрясенно вскрикнул, когда тело Элизабет повалилось вперед, И Тана вскрикнула вместе со всеми. Люсьен со странной улыбкой наблюдал, как корчится и высыхает тело, как кожа цвета меда покрывается морщинами, становясь похожей на кору дерева. Чувственный рот увял, и глазницы теперь были пусты, как у льва на сумочке Таны. Люсьен бросил ее голову на пол.

Мгновение назад Элизабет была одним из самых опасных существ в зале; теперь она была мертва. Несколько человек опустились на колени рядом с ней, как будто еще можно было что-то сделать, как будто она просто упала в обморок. Женщина с пирсингом в носу и длинными косами гладила еще недавно гладкую щеку. Какой-то молодой мужчина окунул палец в кровь и облизнул его.

– Габриэль, ты для меня важнее, чем она, – сказал Люсьен, отходя от упавшего тела. – Теперь, когда я казнил ее за то, что она с тобой сделала, ты видишь, как ты мне дорог. Я по-своему любил Элизабет, но ты мне как сын. Прости отцу его грехи.

Габриэль отступил на шаг. На его лице читалось потрясение.

– Она действительно этого заслуживала?

– Ты сказал, что хочешь нашей смерти, и я подарил тебе ее смерть, – ответил Люсьен. – Попроси меня о чем-нибудь еще, и ты все получишь. С того момента, как ты вырвался из своей клетки под кладбищем Пер-Лашез, я знал, что ты будешь здесь. Или как мой пленник, или по собственной воле.

Неожиданно Люсьен повысил голос:

– Отключите трансляции из этого зала! Отключите их!

Один за другим огоньки камер стали красными.

В толпе прокатился гул. Тана не поняла, почему Люсьен позволил трансляции продолжаться, пока он убивал Элизабет, а теперь потребовал все отключить. Что могло быть хуже? Она пошла к двери, протискиваясь сквозь толпу.

Габриэль выглядел напряженным до предела. Его трясло.

– Мы никогда не причинили бы тебе вреда, – произнес Люсьен. – Мы знали, что, залучив тебя к нам, сможем планировать славное будущее и месть, которая превзойдет все, о чем ты мог мечтать, мой дорогой потерянный друг. Старый порядок умер! Пришло время старикам умереть вместе с ним!

– Начиная с тебя? – спросил Габриэль, не в силах отвести взгляда от Элизабет.

– Ты ведь на самом деле не хочешь меня убивать, – сказал Люсьен. – Посмотри на себя: ты жалеешь даже о смерти Элизабет… Ты просто хочешь вернуться домой.

– Неужели? – спросил Габриэль.

– Знаешь, почему в фильмах злодей колеблется, прежде чем убить героя? Почему он рассказывает ему весь свой коварный план? И почему ты колеблешься сейчас?

Габриэль криво усмехнулся:

– Я-то знаю. Но готов спорить, что ты не догадаешься.

Люсьен продолжал:

– Потому что злодей знает, что без героя, которого он ненавидит, его жизнь опустеет. Убив врага, он останется один.

– Так значит, ты герой? – спросил Габриэль.

– Любой герой может оказаться злодеем, разве не так?

Люсьен обращался к Габриэлю, но повысил голос, чтобы толпа его слышала. Он знал, как привлечь внимание и заставить всех ловить каждое его слово.

– Не так, – Габриэль улыбался, как будто этот стиль красноречия был ему знаком и очаровывал его: не сами слова, а воспоминания о прошлом – о том, как Люсьен витийствовал много лет назад

– Разве не знает герой об ужасных причинах, заставляющих его совершать добрые дела? Об ошибках, которые он допустил, и о хороших людях, пострадавших из-за его решений? Разве он не вспоминает моменты, когда был далеко не героем? Или когда его героизм погубил гораздо больше людей, чем осознанное злодейство?

Габриэль смотрел на Люсьена, как будто его заворожило красноречие бывшего друга.

– Ты провел в одиночестве больше десяти лет. Но ты больше не будешь одинок. Я знаю тебя лучше, чем кто бы то ни было в этом мире. Если ты простишь меня, я дам тебе столько мести, что даже ты насытишься. Вместе мы сможем убить Паука.

Нож в руке Габриэля опустился.

Он собирается это сделать, поняла Тана. Он позволит человеку, только что убившему свою любовницу, уговорить его заключить союз – прямо над ее мертвым телом. Она с отвращением отвернулась и вышла из дома.