Том 19. Избранные письма 1882-1899 - Лев Толстой

Об искусстве все хочется кончить, да все не успеваю*.

Как жаль, что вы раздумали побывать у нас. Может быть, выберете времечко, очень будем рады. Дружески жму вашу руку

Л. Толстой.

Письмо в Полн. собр. соч. Л. Н. Толстого (т. 65, с. 215) неверно датировано 7 января. По своему содержанию оно является ответом на письмо Гольцева от 17 января (ГМТ) и, следовательно, написано не ранее 20–21 января.

167. Л. Л. Толстому

1891 г. Февраля 1–6. Ясная Поляна.

Мама приехала очень довольная тобой, что всегда очень радостно, и рассказывала про твой детский рассказ*. Мне нравится и сюжет, и небоязнь перед избитостью его. Ничто не ново и всё ново. Интересно будет прочесть. Прочел я указанные рассказы Сливицкого. Я еще прежде читал Савву Грудцына*. Мне не понравилось: ничего живого своего, всё… описания по описаниям, а не по своим исследованиям, например то, что медведь идет на человека, поднимаясь на задние лапы и т. п., и это нехорошо*. Да, очень мил рассказ «Урок смирения» — трогательно. Это лучше всего.

У нас живется хорошо — очень согласно. И это радостно. Я все работаю свою работу с большим напряжением… не прочь также украсть; потом встретил Игната, который и не знал, что его Серега в Москве, и жаловался на то, что взял деньги у Антошки и не спросясь уехал в Москву; потом встретил ребят, идущих из школы с «Часословами», потом наш учитель в школе, который ставит на колени, бьет и учит молитвам, и так ясно сделалось бедственное положение народа, от которого старательно скрывается…*

168. Я. П. Полонскому

1891 г. Февраля 26. Ясная Поляна.

Благодарю вас за книгу и за дружеское письмо*, дорогой Яков Петрович. Я прочел книгу, и больше всего — очень мне понравилось — первое стихотворение «Детство».

Правда, что я иначе смотрю на стихи, чем как я смотрел прежде и как смотрят вообще; но я умею смотреть и по-прежнему. Мне давно уже хочется высказать пояснее и покороче, почему я смотрю иначе на искусство вообще, чем большинство, и почему не могу смотреть иначе; и теперь даже занят отчасти этим предметом*.

Я слышал про вас от Страхова и рад был узнать, что живы и здоровы. Желаю вам всего лучшего. Передайте, пожалуйста, мой привет вашей жене и бывшему мальчику, которому Тургенев милый рассказывал сказки про незнайку*.

Л. Толстой.

169. Л. П. Никифорову

1891 г. Марта 31. Ясная Поляна.

Очень, очень был рад получить ваше доброе письмо*, дорогой Лев Павлович. Я последнее время не избалован выражениями ласки и любви и потому особенно ценю их, тем более от людей, которыми дорожишь.

О Бутсе и Армии спасенья* не хочется говорить; придется осуждать, а это всегда тяжело, а особенно теперь, в том радостном настроении работы, в котором я нахожусь. Скажу, как Гамалиил: «Если от бога это дело, то как бы не быть врагом дела божья, а если не от бога, то оно само погибнет»*.

Как вы мне не сказали о книжке о Достоевском — это очень интересует меня; и я уверен, книжка будет прекрасная*. Хоть одно его изречение о том, что всякое дело добра, как волна, всколыхивает все море и отражается на том берегу.

Маша, кажется, до сих пор ничего не послала вам, хотя собрала кое-что. Но очень мало. Я сейчас напомню ей и настою, чтобы послала, что есть*. То, что обо мне пишете вы, не может не быть для меня приятным — не то, что приятным, а то, что если пишете, то я знаю, что распределение важности содержания будет сделано вами на том же самом основании, на котором оно делается мною: высоко цениться будет то, что мною высоко ценится, и пренебрегаться будет то, что мною пренебрегается. А это первое условие для того, чтобы правдиво описать человека*.

Желал бы вам быть полезным, но не знаю чем; впрочем, будем это иметь в виду с Машей и собирать и посылать вам то, что может быть нужно.

Поклонитесь Рахманову, если он еще в Твери. Получил ли он мое письмо?* Отвечать не надо, а я только хочу знать, дошло ли? Что ж бедный Гастев?* Неужели нельзя было его уходить дома. Радуюсь за вас и вашу семью, что вы так устроили свою жизнь. Помогай вам бог. У нас страшная нищета и нужда везде кругом — ни хлеба, ни корма скоту, ни семян. Я сейчас пришел домой, набравшись этих впечатлений, и очень тяжело жить в той роскоши, в которой я живу. Успокоение дает только работа. Ну, пока прощайте. Привет всем вашим. Может, и приведет бог свидеться.

Любящий вас

Л. Т.

170. С. Т. Семенову

1891 г. Марта 31. Ясная Поляна.

Письмо ваше очень рад был получить*. Повесть мне понравилась, и очень желаю ее видеть напечатанной. Я послал ее в редакцию «Недели»*. Я думаю, что Гайдебуров напишет вам. Если ему не понадобится, я попытаюсь поместить в другом месте и потом в «Посреднике». Не отвечаю вам длинным письмом, потому что очень занят. XIII том в цензуре. Если выйдет, я попрошу вам послать. Дай бог вам жить так, как вам душою хочется.

Любящий вас Л. Т.

171. И. И. Горбунову-Посадову

1891 г. Апреля 4. Ясная Поляна.

Давно надо было отвечать о рассказах. Ни Быстренина, ни Квасоваровой рассказы мне не нравятся для народа*. Они писаны с точки зрения барской, а сами по себе очень недурны. Квасоваровой очень даже хорош по языку. На днях я послал полученную от Семенова повесть Гайдебурову*. Та очень хороша, как все семеновское, не блестяще, но серьезно, содержательно и искренно. Пошлите в «Русское обозрение» Дмитрию Николаевичу кн. Цертелеву адрес Барыковой. Pater напечатают*. Прекрасное письмо Владимира Григорьевича получил и буду отвечать*. Хозяйственные статьи прочел*. Никуда не годится. Доказывает только то, что в этом деле нам больше есть чему учиться, чем учить. Всё пошлю на днях.

Л. Т.

172. H. H. Страхову

1891 г. Апреля 7. Ясная Поляна.

Прочел вашу статью*, дорогой Николай Николаевич, и, признаюсь, не ожидал ее такою. Вы понимаете, что мне неудобно говорить про нее, и не из ложной скромности говорю, а мне неприятно было читать про то преувеличенное значение, которое вы приписываете моей деятельности. Было бы несправедливо, если бы я сказал, что я сам в своих мыслях, неясных, неопределенных, вырывающихся без моего на то согласия, не поднимаю себя иногда на ту же высоту, но зато в своих мыслях я и спускаю себя часто, и всегда с удовольствием, на самую низкую низость; так что это уравновешивается на нечто очень среднее. И потому читать это неприятно. Но, оставив это в стороне, статья ваша поразила меня своей задушевностью, своей любовью и глубоким пониманием того христианского духа, который вы мне приписываете. Кроме того, когда примешь во внимание те условия цензурные, при которых вы писали, поражаешься мастерством изложения. Но все-таки, простите меня, я буду рад, если ее запретят*.

Во всяком случае, эта ваша статья сблизила меня еще больше с вами самыми основами.

Что вы теперь делаете?

Софья Андреевна привезет мне живую грамоту от вас*. Я все понемногу, упорно, иногда с бодростью, а чаще с унынием работаю над своей статьей, и хочется и не смею писать художественное. Иногда думаю, что не хочу, а иногда думаю, что, верно, и не могу. Ну, пока прощайте, целую вас.

Л. Толстой.

Все читаю Diderot*. Что вы о нем думаете?

Мой учитель* просит, главное, чтобы ему дали ответ на поданную им докладную записку Делянову. Если нельзя, то не надо. Ради бога, чтоб это не стеснило вас.

173. С. Т. Семенову

1891 г. Апреля 10. Ясная Поляна.

Гайдебуров пишет мне, что рассказ совершенно нецензурен, и он возвращает его мне*. Я попытаюсь поместить его еще куда-нибудь, но очень боюсь, что ответ будет тот же, так как Гайдебуров знает в этом толк, то есть что можно и чего нельзя. Не унывайте, пожалуйста. Знаю, что вам нужно, но не рассчитывайте на этот заработок. Он самый обманчивый и вредный.

Я попробую послать в «Северный вестник», но, опять повторяю, не ожидаю успеха. А рассказ хорош, хотя не всем нравится. Помогай вам бог. Пишите мне. Всегда рад вести о вас.

Л. Т.

174. Н. С. Лескову

1891 г. Июля 4. Ясная Поляна.

Очень рад был получить от вас весточку*, дорогой Николай Семенович, и рад тому, что вы духом спокойны и бодры, хотя и хвораете. Только бы духовная сила не останавливаясь работала, а тело веди себя как хочет и может.