Великая и Малая Россия. Труды и дни фельдмаршала - Петр Румянцев-Задунайский

3. По приложенной у сего копией моему предложению, данному Дивану согласно возложенной на вас должности, наблюдать и настоять, чтобы оное исполняемо было во всей его силе, и надзирать над здешними правителями и чиновниками и от каждого по его знанию взыскивать, чтобы всем озлобленным и в обидах жалобы приносящим правосудное удовольствие без волокит доставляемо было и все управляющие старались бы о сохранении в народе доброго порядка и спокойствия, а не удручали бы оного какими-либо насилиями; равномерно и в сборе доходов и управлении казны поступали бы без отягощения жителей и злоупотреблений по предписанным правилам, представляя о противном ко мне со всеми обстоятельствами.

4. И хотя от преданности и усердия всех великих чинов и обывателей княжества Молдавского надеюсь, что они, ощутивши к ним всевысочайшую ее императорского величества милость и видя мое о благосостоянии их попечение, всемерно будут способствовать в высоких интересах ее величества и поступать каждый по долгу своему; но ежели бы паче чаяния нашлись такие, коли в нужных и скорого отправления требующих делах явились медленны, упорны и явно недоброжелательны, или, следуя примерам варварским, угнетать стали бессильных и неповинных, или входить в какое-либо непозволенное сообщение с неприятелем, рассевать в народе зловредные разглашения, то за непослушание и худые поступки исправников и всех других нижних земских чинов отрешать, предавать суду и меня о том тотчас уведомлять, а явившихся в подозрении в запрещенной переписке, разглашениях и тому подобном, заблаговременно брать под караул, от общества удалять и, сделав им надлежащие вопросы, представлять ко мне, не различая особ.

5. Приложено наблюдать, чтобы сближающиеся к трансильванской и венгерской границам воинские наши команды никогда и ни под каким предлогом к оным не прикасались и с обывателями, соседственными Молдавии, сохранено бы было мирное дружеское и сколь можно снисходительное обхождение без малейших знаков как от воинских чинов, так и от землян здешних вражды и несогласия. И, наконец,

6. Как расположенные внутрь здешней земли войска содержать в строгой и должной воинской дисциплине, так и проходящие к армии команды воздерживать от всяких непристойных поступков с обывателями, охраняя последних по всей возможности от всяких обид, притеснений и наглостей со стороны воинских чинов; а сих, кои бы явились в таковых и подобных беспорядках, равно под командою вашей состоящих, как и проходящих к армии, по мере власти чина вашего наказывая или задерживая под караулом, рапортовать мне, а о изъятых из оной подробные [рапорты] с описаниями их вины представлять немедленно ко мне.

Граф Румянцев

Яссы.

Гравюра. Первая половина XIX в.

6 июня 1771 г.

…Между тем князь Репнин сколько ни спешил на помощь Журжи, сведав напоследок, что неприятель ее атакует, и пришел к оной в четвертый марш от Турны, сделав с лишком 120 верст, но уже нашел ее в руках неприятельских, ибо за несколько часов перед его приходом в 29-й день мая гарнизон наш сдался на капитуляцию, выговорив себе, чтобы при всей верхней и нижней амуниции, со всеми военными частями из города выступить и беспрепятственный иметь путь до Бухареста.

Не зная еще о сем несчастии и приходя к сей крепости, помянутый генерал-поручик встречен был неприятельской конницей, которую атаковал и принудил под город бежать; взяв же в то сражение одного пленного, от него сведал как вышеописанное, так и то, что неприятель имеет с лишком двенадцать тысяч пехоты в городе и ретраншементе. Сие самое еще ему подтвердил из нашего гарнизона офицер, которого неприятель к нему, князю, выслал для объявления ему договора, учиненного гарнизоном. Тогда генерал-поручик князь Репнин, не в силах такое знатное число войск в укреплениях атаковать, принужден отступить к реке Аргису, пославши повеление и генералу-майору Потемкину следовать с корпусом за сию же реку и заслонить своею позицией город Бухарест, против дороги, что от Журжи лежит к оному. 1-го числа сего месяца неприятель прислал к князю Репнину весь бывший гарнизон в Журже, в препровождении турецкого конвоя. Под раненых и под разные гарнизонные экипажи неприятель дал свои подводы, которые ему и возвращены.

Сие прискорбное приключение, и первое от начала моего командования, не может меня не трогать наичувствительнее, всемилостивейшая государыня, и потому наиболее, что произвели оное не силы и не предприимчивость неприятеля, но трудность и упадок духа бесприкладные [беспримерные] тамошнего нашего коменданта майора Гензеля и бывших с ним в крепости офицеров.

Крепость Журжевская, по осмотру генерала-квартирмейстера Боура и самого генерала-поручика князя Репнина, как особливо первый, возвратясь из Валахии, меня уверял, столько была в хорошем укреплении и снабжена довольно военными и съестными припасами, что отнюдь опасности не было потерять ее так, как по малодушию гарнизона случилось оную невероятным образом утратить.

Венцель Антон Доминик Кауниц-Ритберг

(1711–1794)

Венцель Антон Доминик Кауниц-Ритберг, наследник древнего графского рода, прославился как искусный дипломат в 1748 г., во время Ахенского конгресса. В 1750–1753 гг. был послом во Франции, а с 1753 по 1792 г. – государственным канцлером. В его ведении в этот период находилась внешняя политика Австрийской империи. Оказывал влияние Кауниц и на внутренние дела страны, содействуя проведению реформ в различных областях государственной жизни.

Во время Семилетней войны Кауниц поддерживал созданную при его участии коалицию Франции, России, Австрии, Саксонии, Швеции и Польши против Пруссии и Англии. Но после воцарения Петра III, выхода России из войны и заключения союза с Пруссией, Австрия была вынуждена согласиться на заключение мира. С этого момента и до Первого раздела Польши в 1772 г. внешняя политика Австрии под руководством Кауница носила антирусский характер. В первые годы Русско-турецкой войны 1768–1774 гг., особенно в 1771 г., когда между Австрией и Османской империей было заключено секретное соглашение, австро-русские отношения едва не были разорваны. Однако затем Кауниц участвовал в подготовке Первого раздела Польши и, чтобы предотвратить возобновление русско-прусского союза, содействовал сближению Австрии и России.

Генерал-поручик князь Репнин объясняет, что оборона от нашего гарнизона столь слабая происходила, какой уже хуже представить себе не можно. Крепостные строения все целы, да и разбить их нечем было неприятелю, ибо он с собою не имел удобных к тому орудий. Комендант убоялся неприятельской батареи о двух пушках со столь превосходным количеством у себя артиллерии, и за превысокими каменными стенами, имея еще действительно под ружьем, как его рапорты гласят, в той крепости, кроме убитых и раненых, пятьсот сорок шесть пехоты да казаков девяносто девять человек. Я подношу тут рапорт коменданта Гензеля и мнение, поданное от субалтерн-офицеров, и журнал подробный, что там происходило. Всяк усмотреть может из собственных их описаний, что страх недостойный сие бесславие произвел, что тут самый слабый поиск на крепость делан от неприятеля, и что оную защищали совершенные трусы, а не победители россияне. Я приказал помянутого коменданта и всех офицеров того гарнизона, яко заслуживших смертную казнь, заковав в железа, отправить в крепость Хотинскую и содержать их там на хлебе и воде; ибо, после обличения вины в собственных их показаниях, не о чем уже над ними боле военным судом следовать. Постыдная боязнь о собственном своем животе владела ими больше славы и присяги в том, чтобы не щадить крови своей для пользы службы и высочайших интересов вашего императорского величества.

Всемилостивейшая государыня! Теперь от власти вашего императорского величества зависит конечный жребий сих узников. Я осмеливаюсь представить мое мнение, чтобы их без пощады и в образец военной строгости наказать, дабы их позорная казнь так ужасала все войско, как ныне отвратительно для всех их недостойное деяние; ибо нет возможности тут ничего удержать, когда уже и крепость на три или четыре дни на ее собственную оборону оставить не можно. Я дерзаю сказать, что смерть, кровь и раны столь многих храбрых людей, двукратным оборением неприятеля приобретших нам сию крепость, сами вопиют о наказании сих извергов, которые плоды их мужественных подвигов вотще опровергнули.

К стыду преступников заключу я сие донесением вчера полученного мною рапорта от коменданта браиловского Борзова, что 3-го сего месяца неприятель на утренней заре, переплывши Дунай из города Гирсова числом боле двух тысяч человек, атаковал наш пост при устье Яломицы, под командой пехотного Бутырского полка секунд-майора Таубе; и хотя, окружив тут бывший редут, более шести часов турки со всею наглостью стремились штурмовать, но храбростью помянутого майора и его подчиненных не только отбиты, да еще и совершенно побеждены, ибо полегло их убитыми на месте более двухсот человек, шестнадцать в плен взято и два знамя, и великое число поглотила река бросающихся в робости на лодки…