Ангел Габриеля - Нора Робертс

Им здесь не место, думала она, разочарованная, что Гейб запер их в комнате, где никто не может ни увидеть, ни оценить их, где они не трогают ничью душу. В углу каждой картины стояла его подпись, а под ней год. Все, что она просмотрела, было написано не более чем два года назад и не менее чем год.

Она перевернула последний холст и обмерла. Перед ее взором предстал очередной портрет, написанный с любовью.

С картины улыбался молодой человек не более чем тридцати лет, улыбался немного дерзко, словно уже успел совершить в этом мире все, что хотел. Светлые, на несколько тонов светлее, чем у Гейба, волосы, зачесанные назад, тонкое, красивое лицо. Это был небрежный этюд, написанный в полный рост. Молодой человек, вытянув и скрестив ноги, развалился в кресле. Несмотря на расслабленную позу, в нем чувствовались движение и энергия.

Лора узнала это кресло. Оно стояло в гостиной особняка Брэдли на Ноб-Хилл. А изображенного она узнала по форме лица, такой же, как у мужа. Это был брат Гейба — Майкл!

Она долго сидела, держа картину на коленях, и больше не слышала грозы. Один раз вспыхнула молния, но она ее не заметила.

Она почувствовала, что горюет по тому, кого даже не знала, испытывает чувство потери и сожаления. Гейб глубоко любил брата. Это было ясно из каждого мазка.

Не только любил, подумала она, но и уважал. Теперь ей больше, чем когда-нибудь, хотелось, чтобы муж рассказал ей о Майкле, его жизни и смерти. В наброске на мольберте, изображающем ребенка, она почувствовала ту же самую безусловную любовь.

Если он рисует ребенка, чтобы помочь себе пережить потерю брата, можно ли его за это корить? Это же не значит, что их Майкла он любит меньше! И все же ей стало грустно. Пока он не поговорит с ней, не откроет свои чувства, как делает это в каждой своей работе, она никогда по-настоящему не будет его женой, а Майкл по-настоящему не будет его сыном.

Она мягко повернула полотно лицом к стене, так же, как и остальные картины.

Когда дождь прекратился, Лора решила позвонить Аманде и пригласить ее посетить вместе с ней галерею. Если она хочет, чтобы Гейб сделал еще один шаг навстречу ей, то ей придется сделать еще один шаг навстречу ему. Она избегала посещений галереи вовсе не из-за хлопот с Майклом, а потому, что чувствовала себя не в своей тарелке в роли жены публичного человека, хорошо известного художника. Она понимала, что чувство незащищенности можно преодолеть только уверенным шагом вперед, даже если для этого требуется собрать все свое мужество.

Я повзрослела, подвела итог Лора. За последний год она научилась не только быть сильной, но быть сильной в той мере, в которой это необходимо. Может быть, она не достигла вершины, но она больше не барахталась у подножия горы, ища устойчивого положения.

Аманда легко откликнулась на предложение и даже не пожелала слушать слова благодарности. Лора повесила трубку и посмотрела на часы. Если Майкл будет придерживаться привычного распорядка, то через час он проснется и попросит есть. Можно отвезти его к Аманде... первый большой шаг... а затем поехать в галерею. Она взглянула на свои грязные джинсы. Прежде всего надо переодеться!

Она уже прошла половину лестницы, когда в дверь позвонили. Настроенная слишком оптимистично, чтобы расстроиться из-за нежданного вторжения, она спустилась открыть.

И мир обрушился у нее под ногами!

—Лора. — Лорейн Иглтон резко кивнула и прошла в холл. Она стояла и лениво осматривалась, снимая перчатки. — Ну, ну, вы безусловно, оказались в выигрыше, не так ли? — Она аккуратно засунула перчатки в желтовато-коричневую сумку из крокодиловой кожи. —

Где ребенок?

Лора не могла говорить. От слов и воздуха, застрявших в легких, у нее заболела грудь. Ее рука, по-прежнему сжимающая дверную ручку, стала холодной как лед, хотя учащенный ритм сердца вибрировал в каждом кончике пальца. В памяти вдруг мимолетно промелькнуло воспоминание о том, как она увиделась с этой женщиной лицом, к лицу. Словно они говорили, только что, она вспомнила угрозы, требования и унижение.

Наконец она обрела дар речи:

— Майкл спит!

—Это хорошо. Нам надо кое-что обсудить.

После дождя воздух стал прохладнее, водянисто-голубой солнечный свет пробивался в дверь, которую Лора до сих пор не закрыла. Из сада доносился веселый щебет птиц.

Все нормально. Вполне нормально. Жизнь, напомнила она себе, не останавливается из-за чьих-то личных неприятностей.

Лора никак не могла заставить расслабиться пальцы, сжимавшие дверную ручку, но не отвела взгляда и постаралась говорить спокойно:

Вы в моем доме, миссис Иглтон!

Женщины вроде вас легко находят богатых легковерных мужей! — Выгнув бровь, бывшая свекровь с удовольствием смотрела на напряженную и бледную Лору, все еще державшуюся за дверь. — Мне не важно, кем вы теперь стали. У вас хватило ума выйти замуж за Габриеля Брэдли, но вы мешаете забрать то, что принадлежит мне по праву!

У меня нет ничего вашего, и я прошу вас удалиться!

Конечно, конечно, — улыбнулась Лорейн. Она была высокой, яркой женщиной с темными, прекрасно уложенными волосами и лицом без морщин. — Поверьте, у меня нет ни желания, ни намерения оставаться здесь надолго. Я намерена забрать ребенка и поскорее уехать.

Лора представила себя, стоящую в тумане, с пустым одеялом.

—Нет!

Лорейн отклонила отказ, как смахнула бы пушинку с лацкана.

—Я просто заручусь постановлением суда! Лору бросило в жар, она вздрогнула, но по

том застыла как вкопанная.

—Так заручитесь! А пока оставьте нас в покое.

Ничуть не изменилась, думала Лорейн, разглядывая лицо Лоры. Ну, пофыркает немного, загнанная в угол, но ею так же легко манипулировать. Ее до сих пор бесило, что сын польстился на такую простушку, когда мог составить прекрасную партию. Но даже в гневе она никогда не повышала голос. Лорейн всегда считала насмешку более эффективным оружием, чем крик.

Вам следует принять предложение, которое мы с мужем вам сделали. Оно вполне великодушно, И дважды повторять его мы не станем.

Вы не сможете купить моего ребенка, как не сможете ни за какие деньги вернуть Тони!

На лице Лорейн мелькнула боль, такая искренняя, такая острая, что Лоре захотелось утешить ее.

Они смогут договориться, должны суметь договориться сейчас, как мать с матерью.

Миссис Иглтон...

Я не желаю говорить с вами о моем сыне! — заявила Лорейн, и боль сменилась горечью. — Если бы вы были той женщиной, в которой он нуждался, он был бы жив! Я никогда не прощу вам этого!

В прежние времена Лора съежилась бы от таких слов, была бы готова слушать любые упреки. Но Лора уже не была той Лорой, которую третировала Лорейн.