курьер.ru - вячеслав антонов

Глава девятнадцатая

Перед ними поднимался пологий холм, поросший высокими раскидистыми фикусами. По деревьям прыгали черномордые обезьяны-колобусы, карабкались по кривым серым веткам, срывали мелкие зеленые плоды; среди больших лаково-блестящих листьев мелькали шерстистые рыжие спины. На холм ступенями поднималось здание, состоящее из множества параллелепипедов разной высоты, с гранями из зеркального стекла и темного кирпича; над некоторыми из корпусов торчали острые пирамидальные кровли. Вход выделялся ярко-красным навесом, имитирующим традиционные китайские ворота — мэнь; перед ним стояли черные скамейки из гнутых трубок и проволочной сетки. На стоянке бронированные «Шевроле» и маленькие джипы с красными крестами на дверцах.

—   Красивый дом, — похвалил Андрей. — Что это?

—   «Американский культурный центр».

—   Имени Моники Левински?

—   Имени Авраама Линкольна, насколько мне известно. «Красный крест» тоже здесь располагается.

—   И Эм-Эм-Эм?

—   Ну да. Где же еще?

—   Так мы приехали к Элизабет?

—   Да. Вот что... — китаец замялся немного. — Она обещала ждать меня в холле. Если она там, скажи, что я опаздываю, и задержи ее разговором, сколько сможешь. А я пройду сразу в офис.

—   Понял. На кого работала Крыса? — чуть повысив голос, спросил Андрей. Прозвучало довольно резко. Особенно из-за прошедшего времени — «работала».

—   На «Лорал», конечно. Но не только. Ты что, не понял?

—   Понял, но... без деталей.

—   Много будешь знать, сам одной детали лишишься. Здесь это быстро.

В конце прохладного полутемного холла стояли столики, за ними подсвеченная стойка бара. Широкое окно снаружи было закрыто плотной зеленью, пропускающей лишь слабый свет. Из листьев высунулась обезьянья морда, оскалила зубы и скрылась. За одним из столиков сидела женщина в легком сером костюме; перед ней — остывающая чашка кофе. Взгляд неподвижен, направлен на листья, прильнувшие к стеклу. Взяв кофе, Андрей подсел к женщине.

—   Здравствуйте, мисс Холленфилд! Должен сказать, новая прическа вам очень к лицу. Мы с вами телезвезды, не правда ли?

—   Эндрю? — Элизабет вздрогнула, оторвала взгляд от чашки. Но, кажется, не особенно удивилась появлению Шинкарева. — Вас же ищет полиция! А где Чен?

—   С каких пор местная полиция способна кого-то найти? А Чен подойдет позднее, и прямо к вам в офис.

—   Ясно. Как ваши дела?

Элизабет немного похудела, подстриглась, на строгом лице блестели очки в тонкой оправе. Молодой гарвардский профессор. «Или профессорша? Хотя это, кажется, профессорская жена».

—   Дела в порядке, — ответил Андрей. — Кажется, есть компьютерная программа с таким названием. А как вы?

—   Меня отправляют в Штаты.

—   Почему?

—   Говорят, в целях безопасности.

—   Что ж, это разумно. Учитывая судьбу китайского батальона.

Все же она немного нервничала:

—   Знаете, ведь я действительно считала, что ваши «эскадроны смерти» здесь лишние. Я не идеалистка и понимаю, что игра идет краплеными картами. Но когда увидела пленку...

—   Пленка смонтирована.

—   Все сюжеты смонтированы. Но я-то была внутри.

—   Ну и что, что внутри. Все равно вы не инсайдер, не участник происходящего. Как и я. В сущности, все мы здесь туристы, не более.

Элизабет сняла очки. Локоть правой руки — на столе, кулак со сжатой в нем тонкой серебристой дужкой — под подбородком.

—   Как вы думаете, Эндрю, можно ли убежать от всего этого?

—   Наверное, можно. Но есть одна проблема. Приходится брать самого себя — вроде, как тень. Вы знаете что-нибудь о Патриции?

—   Нет. Вы любили ее? Или любите? Не знаю, как сказать...

—   Любил? Бог с вами, Элизабет! Разве в нашей жизни есть место для таких слов?

—   А какая наша жизнь?

—   Жизнь взрослых людей. Мужская жизнь — даже для женщин. Жизнь без слез.

Шинкарев сам себя не узнавал. Никогда он не блистал в разговорном жанре. Что-то дальше будет?

—  Слез? — переспросила американка.

—  Слова о любви по-настоящему звучат лишь в обрамлении женских слез.

Элизабет взялась было за чашку, но сразу поставила ее на столик.

—  А разве мужчины не плачут? — спросила она.

—  Мужчинам присуща определенного рода волосатость, притупляющая способность к слезам. Я пошутил, извините. А вот страсти в нашей жизни есть. Их даже больше, чем нужно.

—  Нет страсти без доверия и мужества. И непредсказуемости. Не правда ли, хорошо сказано? — Она снова подняла чашку. Кофе там осталось на донышке.

Кажется, тема исчерпала себя. А Чена все не было.

—  Вы собираетесь в Россию? — спросил Шинкарев.

—  Быть может, в Санкт-Петербург. Вы не хуже меня знаете, какие тенденции сейчас проявляются в России.

—  Какие же?

—  Ксенофобия, психологическая закрытость от внешнего мира, самоотстранение от всех международных проблем. Некоторые даже говорят об автаркии[49]. Естественно, что идея «Fortress Russia», корпоративной страны-крепости, вовсе не приводит Запад в восторг. Будет усилена пропаганда наших ценностей: свободы, демократии, открытого общества. Понадобятся опытные сотрудники. Но я предвижу большие трудности.

—  Почему?

—  Запад и Россия говорят на разных языках. Запад говорит о ценностях, Россия говорит об интересах.

—  А вам не кажется, — возразил Андрей, — что Запад, рассуждая о ценностях, думает об интересах: ресурсах, территориях, военных преимуществах?

—  Это, как минимум, дискуссионно, — возразила американка. — Главная проблема в другом. Люди из «третьего мира» чувствуют моральное право на возражение Западу. Может быть, миссия Запада — если она есть — и состоит в том, чтобы помочь «третьим странам» высказаться на языке, понятном современному миру. А самому Западу — прислушаться к сказанному.

—   Вы идеалистка, по-моему, — заметил Андрей. — И все равно не инсайдер.

—   Прежде всего я квалифицированный сотрудник Эм-Эм-Эм.

—   Несомненно. Тогда не объясните ли мне вот что: как стряпают газетные «утки»?

Зачем он задал этот вопрос? Время шло, американку требовалось еще подержать на месте. Хотя дело было не только в этом. По своей работе Андрей не сталкивался вплотную с информационной войной, однако история с пленкой кое-чему его научила. Надо отдать должное, сработали они четко. И еще: занимая новое место в международном бизнесе, будь то поставки солдат или технических систем, без работы с прессой ему не обойтись.

—   Эм-Эм-Эм не занимается «газетными утками», — холодно ответила Элизабет.

—   Разве я говорю об Эм-Эм-Эм? Но вы же в курсе, как это делается.

—   Зачем это вам? Что-нибудь личное?

—   Так, для общего развития.

Конечно, это было личное! «Россия — кусок дерьма, завернутый в капустный лист, который валяется в грязном сарае. Россия сосала и всегда будет сосать», — писала в передовой статье респектабельная «Canadian Tribune». Именно пресса была голосом лощеных западников, постоянно напоминающих, какое место должен занимать русский дикарь, пропахший «гребаным борщом». Любую попытку отказа от этого места следовало пресекать — засудив на лыжной трассе, арестовав банковские счета или направив авианосцы. А еще у «золотого миллиарда» развелось множество новоявленных холуев — эстонцев, поляков, болгар, — активно осваивающих подобный тон в отношении России.

—  Для общего развития, — повторил Шинкарев.

—  Ну, особенного секрета здесь нет. — Собеседница положила ногу на ногу. В ее голосе чувствовалось превосходство эксперта, объясняющего профану основы своей профессии.

—  Если вам интересно... В общем, это похоже на стратагему Сунь-Цзы: «Бросить кирпич, чтобы получить яшму». В стране «третьего мира» выбирается купленная провинциальная газета...

—  «Урюпинская правда»?

—  Скорее «Браззавиль Ивнинг Стандарт». Она публикует оплаченный материал, а экземпляр доставляется в столицу страны и попадает на глаза корреспонденту одного из западных изданий. Тут важно не ошибиться: западная газета должна быть, с одной стороны, крупной, а с другой, — «сливным бачком» для всякого рода сомнительной информации.

—  А что, есть и такие?

—  Господи, сколько угодно: американская «Вашингтон Таймс», английская «Сан», итальянская «Республика». Этот «сливняк» перепечатывает сообщение со ссылкой либо на провинциальную газетку, либо на «неофициальные источники». Далее информация попадает в мировые информационные агентства: «Рейтере», «Франс-Пресс», ваше «ИТАР-ТАСС». Эти агентства (со ссылкой на «сливняк») рассылают новость в редакции крупных газет: «Тайме», «Пари Матч», «Вашингтон Пост»... Ну, в России сейчас нет солидных газет, насколько я знаю. Вот солидные газеты и публикуют «утку», но уже в «отмытом» виде — со ссылкой, допустим, на «Рейтере». Из газет, а чаще с газетных сайтов «утка» появляется в новостных программах крупнейших телеканалов: американского Си-Эн-Эн, английской Би-Би-Си, немецкой «Дойче Велле», французской «Антенн-2», вашего ОРТ. А те ссылаются на респектабельную «Таймс». И вот о новости уже говорит весь мир...