Золотой браслет, вождь индейцев - Майн Рид

«Завещаю моему дорогому другу Франку Армстронгу, подпоручику 12 драгунского полка, который был всегда честным и добрым товарищем, 60 000 долларов из наличных капиталов, сверх того двуствольное ружье системы Вирсмана, висящее над моим рабочим столом, и золотой браслет, — его найдут во втором ящике правой стороны того же стола. Я прошу моего старого товарища по школе в память наших отношений в Вест-Пойнте и неизменной при всех обстоятельствах жизни дружбы — принять мой дар. Прошу принять без всяких отговорок и излишней щепетильности, так как личное состояние сестры моей более чем обеспечивает ее будущность, и то, что останется от моего состояния после выполнения завещания, будет для нее уже излишком. Прошу Франка передать господину Мэггеру в память нашей встречи, которой он, вероятно, никогда не забудет, хронометр парижского мастера Леруа, вещь, очень мне дорогую».

В конце своего завещания Мак Дайармид в трогательных выражениях обращался к правительству Соединенных Штатов и просил пощадить остатки индейских племен. «Только человеколюбие может сделать их вашими друзьями. Истребление индейцев останется темным пятном в вашей истории. Во имя вашей чести, ваших собственных выгод, сумейте их образовать вместо того, чтобы уничтожать и принижать их».

Франк был растроган до слез.

— Бедный юноша! — воскликнул он. — Так вот зачем он так поспешно уехал тогда из Брэнтонвиля: чтобы написать завещание…

К состоянию, упавшему ему точно с неба, Франк отнесся довольно равнодушно. Он был в том унылом состоянии духа, когда не ждешь ни от кого ничего хорошего. Воспоминание о потерянном друге — ружье и его золотой браслет — были ему теперь дороже всего на свете.

Добрых полчаса прошло в размышлениях о невозвратном, о годах, проведенных в Вест-Пойнте, о долгих беседах, в которых Мак Дайармид раскрывал перед ним и свои дарования, и свою пылкую душу, и неукротимые инстинкты…

Вдруг он вспомнил о другом, еще не распечатанном пакете. В конверте оказалось два письма: первое — служебного содержания, уведомление о производстве Армстронга в следующий чин с приглашением явиться в штаб к начальнику дивизии для получения дальнейших приказаний. Другое письмо — от полковника Сент-Ора; он поздравлял с повышением и просил непременно посетить его в Нью-Йорке, в отеле на Пятой авеню, тотчас по приезде.

К этому второму письму была сделана небольшая приписка; пробежав ее, Армстронг преобразился: встряхнулся и забыл все остальное, даже лестные поздравления с наградой за военные заслуги. А между тем, казалось, ничего особенного в этой приписке не было; заключала она в себе лишь следующее: «С нами в настоящее время мисс Нетти Дашвуд, согласившаяся доставить нам удовольствие своим присутствием до нашего отъезда в Лукут. Брэнтоны, отец и дочь, по случаю траура остались в деревне».

Никогда еще приказы, даже военного министра, не исполнялись с такой быстротой; едва Армстронг прочитал письмо, главным образом приписку, он тотчас же приступил к исполнению полученного предписания. В девять часов он прочел письмо, а в десять его уже увозил на запад поезд «молния».

Буквально через четверть часа по приезде в Нью-Йорк он был в конторе отеля на Пятой авеню и справлялся, можно ли видеть полковника Сент-Ора.

— Полковник вышел, — сказал молодой нарядный конторщик, — но если вы — господин Армстронг, то я имею приказание проводить вас в комнаты полковника и просить подождать его.

Пройдя за своим проводником целый ряд коридоров и поворотов, Армстронг вошел, наконец, в комнаты, занимаемые полковником.

Вечерело, комната, наполовину окутанная сумерками, едва освещалась тлевшим в камине огоньком. Поручик устроился в кресле перед камином и принялся щипцами ворошить тлеющие угли; в это время позади него потихоньку отворилась дверь, и шелест шелкового платья заставил его повернуть голову.

— А! — раздался приятный голос. — Вы здесь, любезный капитан Джим? Миссис Сент-Ор и я ждем вас уже десять минут для прогулки в санях. Вы не раздумали?

В эту минуту пламя в камине вспыхнуло и осветило лицо поручика. Говорившая вскрикнула от удивления.

— Ах, простите!.. Я было приняла вас за…

— Любезного капитана Джима… — докончил Армстронг не без горечи в голосе. — Поверьте мне, мисс Нетти Дашвуд, — сказал он, — я в отчаянии, что причинил вам такое разочарование… Но я удаляюсь и ни за что на свете не хотел бы…

Говоря это, он взял шляпу и направился к двери. Но девушка его удержала.

— Останьтесь, прошу вас. Я здесь такой же гость, как и вы… а выходит, будто я вас гоню… Вам, вероятно, нужно переговорить с полковником?

— Я явился сюда по его приказанию, — довольно сухо пояснил поручик. — Впрочем, раз мы встретились, я бы желал объясниться с вами, — прибавил он решительно.

С этими словами он встал перед дверью, как бы загораживая в свою очередь ей путь к отступлению.

Этот тон и движение, его сопровождавшее, произвели сильное впечатление на мисс Нетти; она побледнела и с оттенком неудовольствия сказала:

— В таком случае постарайтесь быть кратким. Меня ждут внизу мои друзья…

— Ваши друзья! — воскликнул он с горечью. — Было время, мисс Дашвуд, когда вы считали и меня в числе своих друзей, а я, со своей стороны, считал вас самым лучшим, самым верным своим другом. А теперь… — и он остановился.

— Ну, что же теперь? — спросила она, топнув ножкой в каком-то детском нетерпении.

— Я не знаю, что и думать. Вы, кажется, сделались моим врагом. Во всяком случае вы стали ко мне так равнодушны, что меня это… это… приводит в отчаяние. Можно подумать, что какая-то пропасть разверзлась между нами. Неужели с моей стороны нескромно пытаться узнать причину такой перемены?

Камин разгорелся, и пламя его освещало серьезное лицо молодого офицера, говорившего сдержанно и в то же время грустно.

Мисс Дашвуд задумалась и, как бы защищаясь, проговорила:

— Вы ошибаетесь, господин Франк, уверяю вас. На мой взгляд, ничего между нами не изменилось. Да и с какой стати между нами что-либо вообще могло произойти?

— Я хотел бы знать… За собой я решительно не знаю вины… Клянусь вам, Нетти, не знаю: ни словом ни делом я никогда не изменял той искренней дружбе, которую когда-то, помните, мы заключили, и я еще скрепил эту дружбу таким забавным маленьким залогом.

— Залогом, говорите? — сказала она, недоверчиво покачав головой. — Какой же это был залог?

— Ах, мне не хочется верить, что вы все позабыли!..

Она ответила не сразу. Быстро подойдя к камину, она грациозно уселась на маленьком стуле напротив большого кресла и смеясь заговорила:

— Тут какое-то недоразумение…