Пророчества великого магистра тамплиеров - Евгений Викторович Жаринов

от большинства, совсем не удивлен повальным арестам тамплиеров, что единодушен с французским королем относительно безнравственности членов ордена, хотя и не видит в обнаружении подобной ереси благочестивым королем-христианином ничего “чудесного”, ибо рассматривает это как прелюдию к раскрытию куда более серьезных преступлений, в том числе и со стороны королей и сеньоров.

По сути дела, Вилланова, францисканец-спиритуалист, другими словами и в других выражениях высказал мысль, которая была очень близка катару Гийому де Ногаре, хранителю королевской печати. И это вдохновляло легата на то, чтобы с еще большим рвением приступить к осуществлению своих самых грандиозных планов. Уважаемый Вилланова указывал на то, что в сентябре одна тысяча триста седьмого года от Рождества Христова началось преображение рода человеческого, и Филиппу эта мысль очень понравилась. Ergo, надо было приложить все усилия к тому, чтобы это преображение осуществилось как можно скорее, и если на пути оказались четыре ничтожные песчинки, которые мешали вращаться жерновам божественного механизма, собирающегося переплавить, перековать, переделать всю человеческую природу, то эти песчинки следовало растереть в порошок, в пыль, в ничто, дабы ничего не мешало скорому приближению ожидаемого всеми конца света.

XIII. Песчинки

Два брата Жана, брат Анри и брат Ламбер, не принадлежали к высшей иерархии ордена. Они ничего не знали и не могли знать о тайной реликвии, которую вывезли накануне ареста к порту в Ля-Рошель, не знали эти бедные братья и о решении Магистра принести в жертву нынешний состав ордена, дабы очистить его от коричневой скверны.

Если бы арест не был столь внезапным и если бы братьев не держали в одиночном заключении, то у Магистра была бы возможность предупредить всех и снять с наиболее верных рыцарей обет молчания, который давал каждый неофит перед тем, как он становился храмовником. Но такой возможности у де Моле не было. Да и, честно говоря, Магистр столь разуверился в силе духа рыцарей, видя, как они больше занимаются хозяйством и интересуются в основном мирскими проблемами, а не укреплением духа, что и не надеялся на их стойкость. Де Моле был абсолютно уверен, что почти вся братия сдастся без боя. Он даже втайне рассчитывал на подобный исход. Легкая победа должна была усыпить бдительность легатов и бдительность самого короля. Успокоенная власть и не позаботится о том, чтобы закрыть все порты или послать погоню за небольшой флотилией, так спешно покинувшей берега Франции.

Впрочем, де Моле знал, что лично ему и другим иерархам ордена нельзя будет избежать дыбы. Король обязательно натравит на него своих псов, дабы те выпытали у старика, куда столь внезапно могли исчезнуть сокровища, которые он, Филипп, еще совсем недавно видел своими собственными глазами.

Но пытки, по расчетам Магистра, должны были начаться не сразу. Королю надо было во что бы то ни стало постараться придать происходящему видимость законности. А для этого первый месяц монарх Франции должен был потратить на то, чтобы собрать у братьев как можно больше признаний. И для достижения этой задачи в большинстве случаев достаточно было простого испуга. Слабость ордена должна была сослужить ему добрую службу. Как и ожидал де Моле, признания посыпались на головы короля и его верных легатов, словно спелые яблоки в конце августа, когда стоит лишь хорошенько потрясти плодоносное дерево. Но король не знал, что плоды эти червивые и что они в конце концов не принесут ему особой радости. До де Моле доходили слухи о повальных признаниях нестойких братьев. С одной стороны, он радовался тому, что его расчет оказался точен и что все получалось так, как он и задумал, но с другой – старый Магистр испытывал горечь и стыд за рыцарей. Неужели их души и в самом деле оказались столь слабы?

Обуреваемый противоречивыми чувствами, де Моле ходил из угла в угол своей одиночной камеры. Неделя была на исходе, и он готовился предстать через несколько дней перед самим королем, а затем спуститься, если понадобится, в камеру пыток и отдать свое старое тело на растерзание палачам. Каждый из иерархов поклялся, что ни за что не выдаст курса, по которому шла сейчас флотилия, груженная не только золотом и серебром, но и еще чем-то таким, что во много раз превышало самые алчные грезы даже такого правителя, как Филипп Красивый.

Магистр знал, что во время предстоящих пыток он и только он сможет удивить мир своим мужеством, сможет посрамить палачей. Кажется, именно для этого великомученического подвига Жак де Моле и готовил себя всю свою жизнь, полную битв, бесчисленных лишений и стойкого мужества. Теперь он ждал боли. Однако предательский голос искушения подсказывал Магистру, что до пыток, пожалуй, не дойдет. Во всем этом балагане должна была появиться еще одна марионетка, имя которой Папа Климент V.

Король был уверен, что этот бывший гасконский прелат полностью подчинен ему. Обескураживающая реакция христианских правителей на затеянный монархом процесс не особенно-то беспокоила Филиппа. Куда важнее было заставить молчать ручного Папу. Впрочем, и здесь король был самонадеянно уверен в благоприятном исходе. Филипп даже и предположить не мог в своей гордыне, что весь этот спектакль затеян не им, а режиссером куда более могущественным, и поэтому все честолюбивые планы в любую минуту могли рухнуть.

Дело в том, что до того, как Климент V стал Климентом V, он носил имя Бертрана Го и был архиепископом в городе Бордо. Матерью же будущего Папы Римского была Ида де Бланшфор, и принадлежала она тому славному роду, из которого и вышел, может быть, наиболее могущественный и влиятельный за всю историю ордена Великий Магистр Бертран де Бланшфор. Получалось так, что Папа Климент V, этот верный слуга короля, приходился родственником одному из бывших иерархов ордена, и поэтому заступничество за опальный орден могло стать делом его фамильной чести. На такой поворот событий втайне и рассчитывал Магистр, об этом и шептал ему в левое ухо предательский голос, успокаивая старика относительно пыток и прочего. Голос бормотал, что его, Магистра, подвиг мученичества, скорее всего, и не понадобится. Все обойдется и так, без дыбы, простой беседой с глазу на глаз.

– Где сокровища? – спросит король.

– Не знаю, – ответит Магистр.

Так допрос и закончится, не успев начаться. Вмешается Папа, и главу ордена переведут в другое, более безопасное место.

Де Моле изо всех