Аттила, Бич Божий - Росс Лэйдлоу

Проснулся Гай, едва забрезжил рассвет. За вторую проведенную в сторожевой башне ночь он замерз как собака. Годы давали о себе знать – каждый из семидесяти семи. Старик неспешно поднялся с ложа, сооруженного из опавших прошлогодних листьев. Как там говорил Марк Аврелий (один из кумиров Гая) о тех, кто встает на рассвете? «Поутру, когда медлишь вставать, пусть под рукою будет, что просыпаюсь на человеческое дело». К моей ситуации вполне подходит, криво ухмыльнулся Гай. Дрожа от холода в своем тонком плаще, он съел часть припасов и запил все бражкой из кожаной фляги. Вдруг через дыру в потолке в башню залетел дрозд и приземлился на пол рядом с Гаем, точно туда, куда падал солнечный свет. Из-за холода птичка распушила перья и теперь походила на прыгавший рядом с Гаем крошечный коричнево-красный мячик. Дрозд смотрел на человека с надеждой и отвагой. Улыбнувшись, Гай покрошил птичке немного хлеба, разделив с ней свой завтрак.

До сих пор веривший в старых богов Гай счел появление пернатого друга добрым предзнаменованием. Прихватив с собой припасы, он покинул башню. К западу, в направлении Галлии, тянулась горная цепь Возег, вершины которых поблескивали в первых лучах солнца. На востоке, в Германии, за Рейном, высился грозный Шварцвальд. Он весь, за исключением редких проблесков – макушек гор, которым удалось все же пробиться через густую растительность, – был погружен в темноту. Весна в том году пришла несколько позже обычного, поэтому кое-где на горах еще лежал снег. Гай стоял у подножия скалы; внизу протекал Рейн, в некогда плодородной долине которого раньше выращивали виноград. Теперь же там все заросло кустарниками и сорняками, а от домов остались лишь лишенные крыш руины. То тут, то там виднелись отстоявшие на значительное расстояние друг от друга, домов по двадцать в каждой, деревушки, окруженные наделами и пастбищами.

«Sic transit gloria mundi» [34] . « Более уместно было бы сказать « gloria Romae» , – с грустью подумал продолжавший двигаться вниз, вдоль реки, Гай. За несколько nummi какой-нибудь рано вставший земледелец мог бы переправить его на другой берег, но Гай обрадовался, никого не встретив, – его внешность и римский акцент могли бы возбудить любопытство. Через несколько часов, держа путь на юго-восток и ориентируясь по солнцу, он пересек долину и достиг подножия холмов Шварцвальда.

Остановившись, Гай в который уже раз сверился с составленным им маршрутом, – любая ошибка в расчетах могла стать роковой. Мысленно он попытался воспроизвести карту Шварцвальда: этот горный массив имел форму огромного треугольника с узкой вершиной на севере и широким, образованным поворачивавшим на запад течением Рейна и пересекаемым простирающейся с севера на юг горной цепью основанием. Собравшись с мыслями, Гай попытался вспомнить какие-нибудь опознавательные знаки, которые могли бы вывести его на старый маршрут. Кажется, где-то между подножием гор и основным горным массивом протекает река Гутах, по пересечении которой оказываешься прямо у крутых скал с западной стороны горной цепи. В пролегающих меж склонов гор многочисленных долинах можно легко укрыться. А когда ему удастся достигнуть вершины холма, худшее останется позади. Древняя тропа, Хоенвег, проходила по горному хребту, самыми высокими пиками которого были Кандель и Фельдберг, спускалась в глубокое ущелье Хелленталь и шла на восток, в долину реки Альб, впадающей в Рейн чуть выше озера Бриганция.

Не без труда отыскав Гутах, Гай перешел реку вброд в месте сужения. Затем, стараясь не свалиться в опасные ущелья, забрался на один из уступов, которые выпирали из горной цепи, словно ребра из позвоночника. Высокие, мощные, растущие на покрытом папоротником и волдырником болоте, сосны окружили Гая, затянув его в мир сумрака, наполненный неприятной смесью запахов смолы и плесени.

Постепенно склон становился все более и более крутым, а в некоторых местах – даже отвесным. Тогда Гаю приходилось хвататься за ветки и подтягиваться вверх. У него началась сильная одышка; не привыкшие к подобным нагрузкам мышцы ног невыносимо болели. Все чаще и чаще он был вынужден останавливаться для того, чтобы отдышаться и дать отдохнуть рукам и ногам. Время от времени слепящее глаза солнце давало ему понять, что, фактически, он идет наугад. Пока не достигну вершины горы, высота которой составляет не менее тысячи метров, решил Гай, те опознавательные знаки, на которые собираюсь ориентироваться, не увижу.

Ночь он встретил на западном склоне горы. Ночевать на большой высоте, среди деревьев, было небезопасно, – существовал риск замерзнуть или подвергнуться нападению диких животных. Правда, крупные животные – медведи, зубры, кабаны – уже практически не встречались вследствие постоянной на них охоты (их отлавливали для участия в Играх). Рыси и дикие кошки к исчезающим видам не относились, но и становились они опасными лишь тогда, когда их собственной жизни что-либо угрожало. Волки же обычно избегали людей, но, когда ими овладевал голод, могли и напасть.

Гай соорудил несколько кучек из сухих веток, достал немного трухи из бревна и, выбив искру при помощи кремня и стальной полоски, поджег их. Он дул на тлевшие ветки, пока не появился огонек, затем подлил в него немного припасенной им горючей жидкости и развел костер. Желая согреться, римлянин не без удовольствия придвинулся к огню.

Старый волк, у которого от голода выпирали ребра, шел по следу Гая и, заметив пламя, остановился. Огонь означал опасность, жгучую боль, а свет от костра слепил и сбивал с толку. Не сводя глаз с фигуры человека с протянутыми к пламени руками, волк прилег за камень. Он ждал, понимая, что когда забрезжит рассвет, человек потушит огонь и пойдет дальше.

Волк пережил двенадцать мучительных зим. То было огромное, некогда красивое животное с блестящим серым густым мехом. На брюхе, однако, мех был как белым, так и почти черным. Долгие годы он являлся вожаком стаи и имел много крепких волчат от одной и той же самки. Но четыре зимы назад жизнь его изменилась коренным образом. Мать его детенышей убили охотники. Он тосковал по ней, авторитет его падал, и вскоре он был вынужден уступить место лидера своему молодому сородичу. Будучи уже не способным участвовать в совместной охоте, он следовал за стаей в отдалении и довольствовался остатками ее добычи. Но прошлой зимой основной добычи – благородного оленя и косули – внезапно не стало, так как, оказавшись не в состоянии добраться сквозь оледеневший снег до каких-либо пригодных в пищу растений, животные эти либо погибали, либо уходили в более теплые края. Волку пришлось охотиться на грызунов. Однажды, отчаявшись и забыв про осторожность, он попытался вытянуть кусок мяса из охотничьего капкана, который тут же захлопнулся, сильно повредив ему переднюю лапу. И сейчас, искалеченный и умирающий от голода, преодолевая инстинктивный страх перед людьми, он был готов убить одного из них. Волк чувствовал слабость и старость человека и решил, что тот станет легкой добычей.

Гай спал беспокойно, и ночь показалась ему очень-очень длинной. То и дело он просыпался, проверяя, не потух ли костер. С первым проскользнувшим сквозь ветки деревьев лучом утреннего солнца Гай поднялся на ноги и, затушив огонь, отправился в дорогу. Внезапно он услышал слабый, но быстро нарастающий звук. Звук этот становился все громче и громче, задрожала земля, и Гай, выйдя на поляну, увидел огромный семикаскадный водопад высотой в сотни футов, который, грохоча и пенясь, низвергался по гранитным уступам. «Водопад Триберг», – вспомнил он и воспрянул духом, – вершина была совсем близко. Теперь восхождение давалось Гаю быстрее; деревьев становилось все меньше и меньше, склон уже был покрыт травой, лишь изредка попадались горные сосны. Наконец Гай взобрался на гору.

Погода стояла ясная, и даже самые удаленные горные пики – Херцогенхорн, Бельхен, Кандель – четко выделялись на фоне неба. Обратив свой взгляд на юго-восток, Гай увидел свой главный опознавательный знак: Фельдберг – гору, чья лишенная растительности вершина возвышалась над прочими. Почувствовав необычайное облегчение, он присел на камень и открыл свою сумку. Худшее было позади. Даже двигаясь в размеренном темпе, он уже сегодня достигнет расположенной прямо под Фельдбергом долины Хелленталь; а завтра доберется до цели, пройдя через узкую лощину до Альбы, а затем и до Рейна. Там его путешествие подойдет к концу, и, как и планировалось, он окажется в Сполицине на четвертый день.

Подкрепившись, Гай почувствовал себя посвежевшим и словно помолодевшим; его превосходное настроение поддерживалось еще и хорошей погодой. Точно зная, где находятся Фельдберг и Кандель, он не мог сбиться с пути. Более того, перед ним была дорога Хоенвег, которая шла по горному хребту. По сравнению с предыдущим днем взбираться на возвышенности стало намного легче, – под ногами была то твердая галька, то упругий торф. Когда Гай взошел на Кандель, ему открылся восхитительный вид: горы Возег и Юра, вдали – могучие Альпы (белым снизу, им добавляли бирюзовый оттенок небольшие озера; в верхней же своей части, из-за большой лесистости, они выглядели и вовсе черными).