Аттила, Бич Божий - Росс Лэйдлоу

Когда последний из compulsores вышел из комнаты, Марцелл обнаружил, что руки его трясутся, а сердце бьется быстрее обычного. Никогда в жизни ему еще не было так стыдно.

Петра-сапожника мучили смутные опасения, из-за них он не мог сконцентрироваться на работе. Выплюнув гвозди изо рта, он в третий раз проклял утро – засовывая подошву в ботинок, он попал молотком по пальцам. Зажав между зубами мелкие гвозди, в который уже раз попытался сосредоточиться на работе. Не получилось. Страх, охвативший его за многие недели до индикций, сидел в Петре как ком в горле. Сборщики налогов могли явиться в любой момент, а у него не было и половины от нужных им семи solidi, не говоря уже о долге, оставшемся с прошлых индикций.

Большую часть прошедшего года Петр старался на всем экономить, работал до глубокой ночи, при тусклом свете лампы, работал до тех пор, пока его глаза не начинали болеть. В итоге ему удалось скопить достаточно nummi – маленьких медных монеток достоинством в одну семитысячную solidus – для того, чтобы погасить сразу оба долга. Но тут в районе, где жил Петр, появились свирепые светловолосые громилы, франки, а с ними в его дом пришла и беда. Он-то наивно полагал, что помещенные на дно кувшина, спрятанного под глиняным полом в мастерской, небольшие опечатанные мешочки, folles , в каждом из которых он хранил по тысяче nummi , будут в безопасности. Но у налетчиков были свои, эффективные методы дознания: подержав жену сапожника над открытым огнем, они узнали все, что хотели. Ожоги женщина получила поверхностные, но серьезные, и, через неделю после того как франки ушли, умерла от заражения крови на руках у Петра и их двенадцатилетней дочери.

– Отпустите его, – с раздражением приказал вожак compulsores . − – Он говорит правду. Похоже, франки забрали все его имущество. – Неохотно, те все же подчинились, и Петр упал на грязный пол – без трех зубов и со сломанным носом.

Главарь обвел мастерскую наметанным взглядом.

– Возьмите инструменты и изделия, – приказал он. − Может, удастся хоть что-то за них выручить на торгах. И осмотрите дом!

– Смотрите-ка, кого я нашел! Пряталась в уборной, – один из парней не сдержал похотливой улыбки. − Худая, как ощипанная курица, и молоденькая. Но ведь не слишком, – похотливо подмигнул он главному.

Тот лишь пожал плечами и безразлично сказал:

– Что ж, дело твое.

Придя в себя, Петр услышал тихий скрип – он доносился из соседнего с мастерской помещения. Ворвавшись в комнату, он увидел висевшую под потолком дочь; ее изуродованное тело медленно раскачивалось из стороны в сторону…

Убитый горем, Петр похоронил свою дочь на заросшем травой заднем дворе, после чего сделал узелок из своей туники, положил в него кусок черствого хлеба – всё, что оставили ему сборщики налогов, – и зашагал на запад. Поговаривали, что в Арморике народ живет свободно и не платит налогов. Теперь, когда он потерял все, что имел, у него оставался один лишь выбор – зажить новой жизнью вдали от Римской империи.

Неловко держа топор левой рукой, юный Мартин занес его над лежащем на колоде вытянутым большим пальцем руки правой. Во рту у него пересохло, в глазах помутнело. Он слышал, как бешено бьется его пульс. Дважды Мартин отставлял топор в сторону, не находя в себе смелости нанести удар. Вдруг до него донеслись приглушенные голоса bucellarii , личных слуг землевладельца, которых он, как и многие другие галльские богачи, нанял для обеспечения собственной безопасности в смутные времена. Понимая, что действовать нужно немедленно, Мартин сжал зубы и что было силы махнул топором.

…Едва Мартин научился ходить, его припрягли к работе в имении, где, в качестве coloni , трудились его родители. Работа в поле, где легко можно было надорвать спину, никогда ему не нравилась, и при первой же возможности Мартин убегал в росшую рядом с полем чащу. Там он любил изучать диких животных и растения различных видов, рыбачить, а иногда и просто мечтать. Как бы он хотел попасть в монастырь, вроде тех, какие, по слухам, основал шестьдесят лет назад в далеких Цезародуне и Лимоне его тезка Мартин, который, перед тем как его отдали в легионеры, был обыкновенным крестьянином! Вот тогда-то, говорил себе Мартин, мне и пригодится все то, что я знаю о флоре и фауне. Но когда он попросил землевладельца отпустить его в монастырь, то узнал о недавнем указе императора, запрещавшем подобный уход. Оказывается, он, Мартин, был adscriptus glebae , привязан к земле, и сам распоряжаться своей судьбой не мог.

Был только один способ изменить свою судьбу – армия, альтернатива, которая для тихого мечтателя Мартина по своей привлекательности уступала даже жизни colonus. Как и все жившие в огромных имениях богачи, землевладельцы должны были снабжать армию рекрутами, которых хоть и выбирали произвольно, поставлять были обязаны регулярно. Выбирали обычно тех, кто приносил меньше других пользы, поэтому ничего удивительного в том, что управляющий имением заявил Мартину, что за ним на следующее утро придут вербовщики, не было. Но Мартина эта новость удивила . Удивила и шокировала. Мысль о том, что (с точки зрения землевладельца) он мог оказаться идеальным рекрутом, никогда не приходила ему в голову. Ужас охватил Мартина, когда он понял, что единственное спасение – отрубить себе большой палец руки, желательно правой, и тогда его, вероятно, признают негодным к службе.

Мартин в шоке уставился на валявшийся на земле отрубленный палец, затем – на рану, открывшую кость, которую в ту же секунду залило кровью. Без большого пальца рука его уже не походила на руку: скорее, она напоминала переднюю лапу какого-нибудь животного. Скорчившегося от боли Мартина стошнило; но перед тем как потерять сознание, парень успел прикрыть рану мотком сотканной пауками паутины и наложить повязку – всё это он приготовил заранее.

Когда Мартин пришел в сознание, вокруг него стояли bucellarii , один из которых тряс его за плечо. Затем его провели в помещение, где, помимо управляющего, находились еще трое солдат в повседневных, ничем не украшенных туниках с круглыми нашивками цвета индиго на рукавах и плечах. Судя по их высокому росту и соломенным волосам, то были германцы, вряд ли кого-то в этих местах знавшие. Мартин заметил, как управляющий передал их circitor , главному, набитую монетами бурсу.

Когда юноша продемонстрировал свою правую руку, circitor лишь пожал плечами и усмехнулся.

– Еще один murcus , – ни малейшего намека на враждебность в его голосе не прозвучало. – Зря ты отрубил себе палец, парень. Новый приказ: брать всех, даже калек. Два murci приравниваются к одному здоровому рекруту.

Он показал пальцем на Мартина, затем – на бурсу в своей руке.

По пути в город, где остановились сопровождавшие Мартина германцы, они проезжали по мосту через один из быстрых притоков реки Мозеллы. Улучив момент, Мартин сиганул через парапет. Его тут же унесло течением, но примерно через милю юноше все же удалось выбраться на берег.

Отхаркнув воду из легких, Мартин определил свое местоположение – по солнцу. Полагаясь скорее на инстинкт, нежели на какой-то план, он двинулся на запад. Вернуться в имение Мартин уже не мог, – ведь для того чтобы избавиться от него и не поставлять второго – здорового – рекрута, землевладелец заплатил хорошие деньги. Кроме того, именно там бы в первую очередь его и стали искать вербовщики. Мартин слышал, что где-то на западе – как далеко, он не знал – есть такой край, который зовется Арморикой. Люди там равны и свободны, там нет ни землевладельцев, ни coloni , ни законов, привязывающих людей к сельскохозяйственной работе. Вопрос был лишь в том, могли ли там найти убежище люди бедные и отчаявшиеся, изгои? Ответа на него Мартин не знал, но решил рискнуть.

После того как все задолженности были собраны и Марцеллу удалось подвести итог налоговых поступлений, он, как старший декурион, созвал срочное собрание всех советников Аугуста-Треверора; пройти оно должно было в городской базилике. В этом году они собрали меньше половины от того, что требовало правительство, и то был самый плачевный результат за последние несколько индикций.

– Ну и что будем делать? – спросил Марцелл, поставив изумленных членов курии перед фактом. – Сидеть и ждать манны небесной мы не можем, необходимо что-то решать. Готов выслушать любые предложения.

Убедившись в том, что все осознали важность проблемы, он почувствовал себя намного спокойней.

– Но как – как такое могло случиться? – воскликнул новый член совета, полный молодой мужчина; он был бледен и заметно волновался.

– Полагаю, к этому давно все шло, – спокойно ответил Марцелл. – Просто мы не желали смотреть правде в глаза. В этом же году мы столкнулись с целым рядом неприятных обстоятельств, каждое из которых в отдельности могло вызвать серьезные проблемы. Вместе же они привели к катастрофе. Ничтожный урожай, разорительные налёты варваров, армия, которая не может помочь, так как находится в Аквитании и Италии: все это не могло не сказаться на налогоплательщиках, и без того обремененных уплатой повинностей. Как результат – и предсказать его было не трудно – массовые бегства в Арморику или к землевладельцам с огромными имениями. В последнем случае, практически отдавая себя в рабство, люди хотя бы имеют возможность обезопасить себя от варваров и алчных сборщиков налогов.