Лучшие уходят первыми - Инна Бачинская

Она, тонкая, прямая как стрела, застывает вполоборота к зрителям. Гордо вздернута голова. Рука придерживает подол широкой красной юбки. Желтая блузка и красные бусы на высокой шее. Пепе быстрее перебирает струны старыми пальцами. Мария начинает танцевать. Фламенко. Вихрем взлетает юбка вокруг стройных сильных ног. Руки над головой. Она пляшет самозабвенно. В ней столько страсти и силы, что гомон стихает. Десятки глаз, вожделея, следят за каждым ее движением. В старом и молодом начинает жарко бурлить кровь.

Майкл видит, как потемнела ткань блузки под ее руками. Ему кажется, он чувствует ее запах, острый запах молодого, красивого, страстного тела. Запах женщины. Он опускает глаза, испытывая странное волнение. Залпом выпивает красное вино, такое же дикое, как танцующая женщина. Вздрагивает от ее гортанного резкого вскрика. Он видел, как танцуют фламенко в театре, но здесь не театр, а женщина не артистка. Она впитала в себя звуки и движения танца, как впитала воду быстрых ручьев, солнце гор и токи земли, на которой выросла. Танец – проявление ее сути. Она танцует так же, как дышит, смеется, зачерпывает воду в ручье, собирает хворост для очага. Так же танцевали ее мать, бабка и прабабки.

…Я танцую в центре старой таверны, зная, что англичанин, сидящий в темном углу, не сводит с меня взгляда…

Говорят, он приехал лечиться горным воздухом и тишиной. Целыми днями бродит по горам. Сидит на камне, глядя в долину. Читает книжку. Собирает первоцветы. Смешно – мужчина собирает цветы. Наши мужчины никогда не собирают цветов…

…Мы идем по узкой тропинке. Ночь опустилась на землю. Звезды сияют так низко, что до них можно дотянуться рукой. Прохладно, и англичанин набрасывает мне на плечи свою куртку. Я втягиваю ее запах – она пахнет горной полынью. От наших мужчин пахнет потом, вином и луком. Он сказал, что его зовут Майкл. Впервые в жизни, находясь рядом с мужчиной, я чувствую неуверенность и робость.

…Мы добираемся до площадки, откуда глубоко внизу, утопающие в сизом тумане, слабо светят огоньками низинные села. Мы усаживаемся на камень, еще теплый от солнца. Ночь накрывает нас звездным плащом. Наши плечи соприкасаются. Кровь бросается мне в голову. Я поворачиваюсь к англичанину и приникаю губами к его губам…»

…Звонок в дверь вырвал меня из объятий Майкла. Я вскрикнула от неожиданности. Кажется, я несколько увлеклась… переводом. Я облизала пересохшие губы…

В дверном глазке я заметила человека, которого никак не ожидала увидеть под своей дверью. Там стоял капитан Алексеев собственной персоной. Он серьезно и немного грустно смотрел в глазок, и я невольно отодвинулась от двери – мне показалось, он меня видит. Я попятилась на цыпочках, но тут он сказал:

– Откройте, Александра Дмитриевна, я же знаю, что вы дома! Более того, мне даже известно, что вы стоите под дверью. Я пришел не просто так, а по делу. Я хочу объясниться по поводу своего недостойного поведения по телефону. И обещаю рассказать вам о том, что произошло в Черном урочище.

Я разрывалась, не зная, чего хочу больше – нагрубить ему и послать подальше или узнать правду об убийстве Людмилы и гибели Чумарова. Весь город роился слухами и сплетнями, но никто толком ничего не знал.

– Я сознаю, – продолжал капитан, подождав немного и убедившись, что дверь не открывается, – что я груб, невоспитан и вообще… по поводу чего сожалею самым искренним образом и прощу прощения. Вам не видно, Александра Дмитриевна, но я стою на коленях. Честное слово! На вашем пыльном коврике. Вы его когда-нибудь чистите?

Я распахнула дверь. Капитан действительно стоял на коленях. Рядом с ним на полу – большая коробка с тортом «Метро». Он поднялся, отряхнул джинсы от разноцветных ворсинок и переступил порог, не обратив внимания на мой уничтожающий взгляд.

– Не нужно, Александра Дмитриевна, – сказал он, предупреждающе подняв руку, – а то вы сейчас скажете что-нибудь такое, за что вам потом будет неловко и придется извиняться. Возможно, стать на колени. Правда, я, в отличие от некоторых, сразу вас прощу.

– Как же, разбежалась! – саркастически произнесла я, но не выдержала и рассмеялась.

– Кто убил Людмилу? – спросила я, когда мы сидели на кухне. Капитан допил уже третью чашку кофе и доел торт.

– Убийц было двое, Александра Дмитриевна. Известный вам… – Он сделал паузу, как опытный интриган, и, убедившись, что я открыла рот, боясь пропустить хоть слово, закончил: – Чумаров…

– Витя? Не может быть! Они же собирались пожениться. Он не мог ее убить!

– Мог. Вернее, убил Герасимову некто Роман Мыльников. Знакомое имя?

– Незнакомое. Никогда не слышала. Кто он такой? Какое отношение этот Мыльников вообще имел к Людмиле?

– Мыльников работал в местном филиале американского рекламного агентства. Филиал сотрудничал с телестудией «Интерсеть» и другими средствами массовой информации. Сотрудничество это, необходимо заметить, носило специфический характер. Они присваивали себе значительную часть денег. Крали попросту.

– И Чумаров?

– И Чумаров.

– А Людмила при чем?

– Герасимова вошла в кабинет Чумарова, не постучавшись, и застала сцену передачи… гонорара. Чумаров как раз укладывал пачки денег в сейф.

– Они боялись, что она их выдаст?

– Не совсем так, Александра Дмитриевна. Ваша подруга… как бы это выразиться поделикатнее… Одним словом, она решила, что теперь вопрос об их женитьбе решен.

– Богатенький Буратино, – пробормотала я, вспомнив разрисованный листок на столе Людмилы.

– Что? Буратино?

– Ну да, богатенький Буратино. – Я не собиралась рассказывать капитану про листок со стола Людмилы. – Вы хотите сказать, что она его шантажировала? Людмила? Никогда не поверю!

Капитан вздохнул.

– Не прямо, я думаю. Когда она впервые упомянула о свадьбе? За две недели до смерти, то есть сразу после того, как застукала нечистую парочку на горячем. А до этого вы ничего подобного от нее не слышали, хотя они встречались уже полгода. Я прав?

– Да… кажется… – Я задумалась, припоминая, когда впервые услышала о планах Людмилы выйти замуж за Чумарова.

– Я думаю, что дело было не только в статусе, Александра Дмитриевна. Свою роль тут сыграли и деньги тоже. Но я, разумеется, могу ошибаться, – добавил он великодушно, взглянув на меня. – Знаете, издержки моей работы заключаются в том, что она очень быстро освобождает от иллюзий и делает человека мизантропом. Но это так, к слову, – он махнул рукой. – Не обращайте внимания. Да, так вот, представьте себе, что Герасимова на другой день предложила Чумарову узаконить их отношения. Что тот мог ответить ей, по-вашему? И как это называется? Шантаж или не шантаж? Она не угрожала, просто предложила ему уйти от жены. А Чумаров, расставшись с Региной, терял все – теплое место работы, дармовые деньги… И, кроме того, он прекрасно понимал, что попадает из огня да в полымя. От сумасбродной стервы Регины к вашей подруге, обладающей… э-э-э… – Капитан замялся в поисках подходящего слова. – …обладающей не менее сильным характером. Чумаров попросил совета у Мыльникова, а тот, недолго думая, сказал, что выход один. Чумаров испугался, я думаю, он был слабым и безвольным человеком, но Рома легко доказал ему, что они оба находятся у Герасимовой в руках и молчать она не будет. Чумаров заметался. Герасимова настаивала. Она даже встретилась с Региной без его ведома. Она шла к цели напролом, причем ее совершенно не интересовало мнение любовника. Решала она сама. Опасный характер был у вашей подруги, Александра Дмитриевна.

Мыльникову пришло в голову инсценировать ритуальное убийство. Для достоверности он даже положил ей на грудь серебряный череп на шнурке. Полгорода знало, что притча во языцех режиссер Вербицкий репетирует в Черном урочище. А дата заговорщикам стала известна от Регины, любовницы Вербицкого. Да-да, Регина – любовница Вербицкого, – повторил он, видя мой недоверчивый взгляд. – Чумаров подслушал разговор жены с режиссером. Кстати, отношения жены и Вербицкого не составляли для него никакой тайны. Он и сам не терялся, монахом никогда не был, и такой семейный расклад его вполне устраивал. Сюда ваша подруга тоже не вписывалась.

Чумаров вызвал ее в студию под каким-то предлогом, пригласил в кафе. Она ожидала его на улице, а он спустился по черной лестнице. В кафе к ним подсел Мыльников. Он насыпал Герасимовой в кофе снотворное, а когда той стало плохо, соучастники вывели ее из кафе и усадили в машину Мыльникова. После чего Чумаров вернулся в студию, а Мыльников повез Герасимову в Черное урочище. Убил ее и ожидал около двух часов, пока закончится репетиция. Он и визитную карточку режиссера подбросил, надеясь, что того обвинят в убийстве.

Я подавленно молчала, почему-то сразу поверив капитану. Людмила была прекрасным человеком, сильным, целеустремленным. В наших отношениях она, бесспорно, лидировала, и я никогда ничего не имела против. Меня это даже устраивало. Зная Людмилу, я могла поверить, что в отношениях с Чумаровым тоже лидировала именно она. Я вспоминала, как она издевалась над ним, высмеивала его трусость, страх перед женой, неумение руководить сотрудниками, которые и в грош его не ставили. А потом вдруг сказала, что собирается за него замуж. Мне показалось, она шутит. Но, оказалось, она твердо решила выйти за своего начальника.