Капитан полевой артиллерии - Сергей Карпущенко

А Лихунов тем временем уже подыскивал место для устройства наблюдательного пункта. Впереди, саженях в двухстах, горбатилась высотка, показавшаяся Лихунову вполне пригодной для наблюдения. С Кривицким и двумя телефонистами-сигналистами, тянувшими провод, он побывал на высотке, оказавшейся на самом деле превосходным местом для устройства командирского наблюдательного пункта: большой кругозор, расположена недалеко от батареи, дает возможность хорошо замаскироваться наблюдателям. Лихунов и Кривицкий огляделись. Впереди черной змейкой вилась линия окопов, рядом с которыми копошились люди, настилавшие, как понял Лихунов, козырьки. «Вот уж вояки, – с раздражением подумал он, – позицию еще подготовить не успели!» С большим недолетом изредка стреляли немецкие пушки, пристреливаясь, как видно, по окопам. Сухая, не смоченная недавним дождиком земля, взметывалась на пять саженей вверх черным фонтаном, и лишь через несколько секунд слышался низкий, приглушенный звук разрыва бризантной гранаты. И повсюду вокруг – желтое волнистое поле, подчерненное кое-где небольшими рощицами, украшенное зеркальцами небольших озер и красными крышами фольварков.

– Ну и как вам нравится высотка? – спросил Лихунов у своего помощника.

– Прекрасное место! – искренне похвалил выбор командира юноша. – Будете обозревать пространство земное, как Саваоф с горы Синай.

Лихунову отчего-то понравилась шутка поручика, и он спросил теперь уже совершенно дружелюбно:

– Ну, а откуда, думаете, двинут германцы, господин старший офицер?

Кривицкий серьезно оглядел лежащее перед ним пространство, попросил у Лихунова карту и лишь потом сказал:

– Вблизи местечка этого с колокольней, что вам так не понравилась, Насельска, железная дорога проходит. Полагаю, Константин Николаевич, от Насельска и двинут.

– Почему же вы так полагаете? – спросил Лихунов, хотя и сам был уверен, что наступление германцы предпримут именно от Насельска.

– Да как же! – искренне удивился непонятливости командира поручик. – Ведь без больших калибров немцы крепость штурмовать не решатся, а подвезти шестнадцатидюймовки только железной дорогой можно. А где она ближе всего к нашим авангардным позициям подходит? У Насельска, как показывает карта.

Лихунов, удовлетворенный и уже совершенно успокоенный на счет своего заместителя, добро улыбнулся.

– И почему вы не в Генеральном штабе, поручик?

Кривицкий взглянул на командира осторожно, боясь увидеть на его лице иронию, но Лихунов глядел на поручика серьезно, и молодой человек догадался, что это – похвала. Зарделся от удовольствия, заморгал длинными девичьими ресницами и, смятенный, неожиданно спросил:

– Господин капитан… удержим крепость?

Лихунов понял, как важен сейчас для юноши его ответ, поэтому ответил с серьезным воодушевлением, глядя прямо ему в глаза:

– Крепость не сдадим! Ее никак нельзя сдавать даже в том случае, если мы окажемся в совершенной изоляции. У командующего сейчас просто недостаточно сил, и армия отводится затем, чтобы не быть разгромленной. Это не отступление, а маневр, и довольно искусный, полагаю. Новогеоргиевск же германцам отдавать никак нельзя! Пока не предпримут наступление, чтобы снова овладеть всем Варшавским крепостным районом, мы останемся здесь и будем держать натиск германских полков на восток. Мы будем щитом отечества, мы, способные обороняться долго, очень долго! Сами понимаете, что огромная неприятельская крепость, оставленная в тылу, боеспособная, сильнейшая в Европе крепость, – это не победа, а скорей поражение. Нет, Новогеоргиевск сдавать никак нельзя! Это страшным преступлением перед отечеством будет!

Лихунов видел, как был взволнован поручик, и он почему-то думал, что молодой человек может даже броситься к нему сейчас с объятием или, по крайней мере, горячо пожмет его руку, но Кривицкий лишь очень тихо сказал побледневшими губами:

– Не сдадим, – и отошел в сторону.

Наблюдательный пункт через два часа был оборудован, и оборудован прекрасно. Проведена телефонная связь с батареей и дивизионным штабом, отрыт глубокий ровик, установлены наблюдательные приборы. Канониры потрудились и замаскировали пункт пшеничными снопами. Лихунов был доволен. Он прошел на позицию батареи, где все также было в полном порядке. Орудия по ствол зарыты в землю и тоже прикрыты снопами, боеприпасы укрыты в нишах, расчеты в хорошем, спокойном расположении духа. К Лихунову подошел фельдфебель первого взвода, тот, что преподавал артиллерийскую науку в крепости, нещадно кроя непонятливых и нерадивых отборным матом. Пожилой, сметливый, воевавший с Лихуновым еще на Карпатах, он считал, что прекрасно понимает сердце командира, знает, чем ему можно потрафить, чем вызвать гнев. Сейчас же он видел хорошее расположение духа Лихунова, знал, что настроение это вызвано отличной подготовкой батареи к бою, в чем он видел и свою заслугу, поэтому смело подбежал к командиру и, с деланным подобострастием тараща глаза, вскинул руку к фуражке:

– Ваше высокоблагородие, обратиться разрешите!

– Обращайся, – остановился Лихунов.

– Вашесыкородие, надобно, полагаю, провиантом для антиллеристов озаботиться. Пайка-то сухого и до вечера не хватит. Откель кухню ждать? Аль из крепости доставят? А то слышу, как бурчит у антиллеристов в брюхе, а на тощий живот воевать невесело. Хорошо бы озаботиться распоряжением каким…

Лихунову не понравился хамоватый тон фельдфебеля, напоминавшего ему, командиру, что надо «озаботиться» пропитанием для подчиненных, но предложение было действительно справедливым.

– Хорошо, иди, я побеспокоюсь, – ответил Лихунов ждущему фельдфебелю и пошел туда, где устроил коновязь для батарейных лошадей.

Чтобы поставить людей на довольствие, он знал, нужно было ехать в штаб дивизии, откуда и присылали бы для батареи кухню. Лихунов прекрасно понимал, сколь важным для солдат является хорошее питание, поэтому, не доверяя никому, оставив за себя Кривицкого, вскочил на свою пегую, некрасивую кобылу и двинул рысью в сторону окопов пехотинцев. На выданной ему карте расположение штаба указано не было, поэтому ему часто приходилось справляться у солдат, попадавшихся вблизи передовых окопов. Многие не знали, где находится командование дивизии, другие посылали в каком-то неопределенном направлении, и Лихунов уже начал сильно чертыхаться про себя, понимая, что договориться можно было и по телефону или, по крайней мере, спросить о расположении штаба у своих телефонистов, тянувших кабель, но попавшийся ему навстречу подпоручик в сильно запачканном землей мундире, видимо, стесняясь за свой неряшливый вид, очень подробно и охотно объяснил Лихунову, где находится штаб. Оказывается, нужно было взять назад и гораздо правее окопов, что Лихунов и исполнил. Проехав полверсты, он оказался на опушке леса, где увидел примерно с батальон солдат, занимавшихся, как видно, чем им Бог на душу положил. Было похоже, что батальон попросту отдыхал: одни сидели и закусывали, другие лежали, подложив руки под голову, и о чем-то думали, мечтательно глядя в небо, третьи прогуливались по опушке, беседуя. Слышался смех и отдельные слова нескромных шуток. Лихунова зрелище праздных солдат удивило сильно. Не слезая с лошади, он громко спросил, обращаясь к трем лежащим на земле рядовым: