Король забавляется - Наталия Ипатова

Неизвестно, что поразило бы Аранту сильнее: окажись королева ослепительно прекрасна или сказочно безобразна. Перед ней стояла молодая женщина, несколькими годами старше ее самой, но благодаря умелому и тщательному уходу выглядевшая моложе. Пришлось даже напомнить себе, что эта особа уже двоих детей родила, таким вызывающе тонким казался ее стан. Что же до лица, обычно тщательно скрываемого на людях, оно было того сорта, что большинство людей считают красивыми, но едва ли бросающееся в глаза среди тысячи подобных. Немного высокие скулы, карие глаза, светлая, плохо загорающая кожа, именуемая кельтской, скупые бледные веснушки и каштановые кудри с рыжиной. Словом, ничего особенного, как вырвалось у Кеннета, которому хватило ума понизить голос на этих словах. Любая из фавориток-однодневок Рэндалла, включая незабвенную Шанталь, была красивее, если бы сравнивать меж собой только два безжизненных изображения. Хотя, надо признать, что, скрывая свое истинное лицо и удерживая дистанцию, королева добилась к себе куда большего, иной раз просто болезненного интереса, чем если бы свободно ходила в толпе.

И предположив, что здесь ее интерес не будет истолкован предосудительно, Аранта не преминула в подробностях рассмотреть, во что та одета. Следовало пользоваться возможностью, тем паче она предоставлялась так нечасто.

Дневное домашнее платье королевы было черного цвета с узкими вертикальными полосами, где по оранжевому полю были вытканы мелкие коричневые контуры роз. Выглядело это даже изысканнее, чем знаменитый венецианский жаккардовый «цветок граната». Ширина рукавов и юбки подавляла воображение, и в то же время, неся на себе все это великолепие, Венона Сариана передвигалась, лишь едва шелестя по паркету. Ее пристрастие к объемным формам в своем собственном туалете настолько контрастировало с невесомыми платьицами-лепестками, представленными фрейлинами на Демонстрации, что невольно сама собой напрашивалась мысль о том, что пансионерок вынуждают рядиться в обрезки королевских туалетов. Вопрос следовало в дальнейшем прояснить.

Как воспитанные гости, они поднялись навстречу хозяйке.

— Если вы хотите посмотреть пансионерок, сейчас самое время, — сказала та. — Пока они отдыхают в танцевальной рекреации. Через полчаса у них занятия.

— Мы не помешаем?

— Ну… я попросила бы вас, миледи, не вмешиваться в ход теоретических занятий. Все еще испытываю изрядные трудности, приучая присылаемый мне материал работать мозгами. В их среде это, видите ли, не принято. Но, видят небеса, ничто не способно помешать им танцевать.

— Скажите, мадам, — осмелилась Аранта, — вы используете пансионерок в качестве привратниц. Это из экономии или есть какое-то иное объяснение?

— Это Неле, — ответила Венона Сариана с гримасой. — Она вам наврала. Она наказана.

— Она плохо занимается?

— О, я бы сказала, до отвращения одаренная маленькая мартышка. Я лишила ее сегодняшних танцев и отправила в прихожую на весь день, потому что она слишком спешит применить преподанное искусство на практике. Дитя строило глазки преподавателю гимнастики. Мне придется его заменить. Однако, боюсь, она и из наказания способна сделать себе развлечение и раздуть свою популярность.

И каким-то непостижимым образом всем стало легко. Они вышли в просторный зал, где три стены были зеркальными, а четвертая — полностью стеклянная — выходила в мокрый от случившегося дождя сад. Дамы прошли вперед, Кеннет на правах оруженосца остался в дверях, подперев плечом косяк. Никаких громоздких, плохо укрепленных над головой люстр здесь не наблюдалось, что позволило Аранте слегка перевести дух. Во всем остальном помещение напоминало птичий базар, или, скорее, поселение береговых ласточек в песке. Пары обтянутых черным трико ножек создавали замечательную иллюзию хвостов-ножниц, выставленных на обозрение тут и там. Верх тоже был узким и черным, с рукавами до локтей и глубоким вырезом, оставляющим на виду шею, ключицы и ту часть спины, которая у нормальных людей без особенных затей именуется загривком. Только разноцветные джемперы, повязанные вокруг бедер, мало-мальски скрывали естественные изгибы их тел. Сходство с ласточками довершали маленькие, все как одна стриженые головки и непрерывный галдеж. Однако при появлении в дверях Веноны Сарианы пансионерки поднялись с паркетного пола, где сидели цыганским табором, с энтузиазмом кошек, которых позвали есть.

Королеву проигнорировала лишь одна, при виде которой у Аранты необъяснимо екнуло сердце. Во-первых, та была мала. Девочка семи-восьми лет, одетая, как и прочие, в черное трико, но единственная из всех — в коротенькой, чисто символической серой юбочке сверху, делала упражнения на растяжку на станке у самой дальней зеркальной стены.

— Эрмина, Одилси! — крикнула она оттуда. — Смотрите, это же совсем просто!

Буквально перетекая из одной немыслимой позы в другую, девочка прямо со станка встала одной ногой в туфле с укрепленным пробкой носком на самые кончики пальцев, взмахом другой придала себе вращение и серией изумительно графичных прыжков-поворотов вынесла себя на середину зала. Вот почему черное, запоздало сообразила Аранта. Каким еще цветом обозначить этот стремительный росчерк движения?

— Ну да, — буркнула одна из названных девушек, — просто для той, кто встал на пуанты прямо от груди кормилицы.

В отличие от прочих здесь, исключая, разумеется, саму Венону Сариану, девочка была длинноволоса. Пучок на затылке прикрывался ажурным колпачком из синей фольги, и в ее тонких чертах Аранте померещилось что-то знакомое до боли. Черные кудри, брови, словно отчеркнутые пером, и такое выражение лица, словно ей на законных основаниях принадлежит весь мир. Однако на этом лице, когда они встретились взглядом, не отразилось и следа безотносительной приветливости пансионерок.

— А эту кто сюда пустил? Мне говорили, есть достаточно других мест, где она может играть украденную роль!

Она не успела сказать все, что ей, видимо, хотелось сказать, поскольку ее прервал голос, еще более резкий, чем собственный. Единственный, способный себе это позволить.

— Не говорили ли вам также, принцесса Рената, что есть слова, не подобающие устам леди? — холодно спросила Венона Сариана. — Есть вопросы, по которым я не желаю слышать вашего мнения, пока сама его не спрошу. Будьте любезны немедленно покинуть зал и не возвращаться к танцам до тех пор, пока не научитесь обуздывать свой язык. Кариатиди, — прибавила она позже, когда дочь Рэндалла, высоко подняв подбородок, выходила из рекреации, совершенно очевидно, вынося с собой подвергнутое остракизму собственное мнение, а также злопамятную обиду на ту, из-за кого ее наказали, — я недовольна. Девочка не должна повторять слова, которые мы с тобой говорим наедине. Даже если это мои собственные слова. Миледи, — она обернулась к Аранте, — прошу извинить несдержанность моей дочери.