Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века - Андрей Андреев

Именно над последней задачей активно трудились М. В. Ломоносов, желая придать несостоявшемуся в должной мере университету при Академии наук в Петербурге полноценный характер, и И. И. Шувалов, основывая университет «по европейскому образцу» в Москве. И неожиданное подспорье для развития университетской идеи в России было получено в период Семилетней войны, когда в состав Российской империи вдруг вошел еще один университет — Кёнигсбергский.

Кёнигсбергский университет в годы Семилетней войны

Вступление России в Семилетнюю войну серьезно повлияло на характер образовательных поездок отсюда в Европу. Были прерваны дипломатические отношения с рядом немецких государств, военные действия затронули традиционные пути сообщения между Россией и Европой. Все это приводило к приостановлению поездок: так, в Академии наук, как уже упоминалось, было принято решению об отзыве студентов. Как показывает статистика, в 1757 г. из России впервые за истекшие тридцать лет на учебу в немецкие университеты не выехал ни один человек (см. Введение, рис. 2).

Однако вскоре ситуация резко переменилась. 21 января (н. ст.) 1758 г. русскими войсками был занят Кёнигсберг. Его жители принесли присягу императрице Елизавете Петровне, и в городе было введено российское управление, что фактически означало присоединение Восточной Пруссии к Российской империи. Тем самым, в подданстве России оказался, хотя бы и временно, старинный немецкий университет, связи с которым, к тому же, у отечественного образования сложились еще в петровскую эпоху.

Российские власти в Кёнигсберге сразу же проявили живой интерес к университету. Генерал-губернаторы Восточной Пруссии посещали обычно все его праздники, а университет в свою очередь торжественными речами отмечал «табельные дни» Российской империи. Профессоров часто приглашали на обеды, устраиваемые в домах российских чиновников. Особенное внимание уделял университету назначенный летом 1758 г. Кёнигсбергским генерал-губернатором курляндец Н. А. Корф: он бывал даже на диспутах и производствах в ученые степени, и очевидно не без его влияния, в университет в годы Семилетней войны записались несколько десятков курляндцев, так что, хотя общее количество студентов в результате войны уменьшилось, число прибалтийских студентов в Кёнигсберге возросло, достигнув абсолютного максимума (и составив седьмую часть всех его студентов)[282]. В то же время, симпатии далеко не всех профессоров и местных жителей были на стороне России: так, после сражения при Кунерсдорфе (1759) профессор Д. Г. Арнольдт, убежденный пиетист, выполняя обязанности пастора кирхи в Кёнигсбергском замке, должен был произнести речь по случаю победы войск российской императрицы, которую начал библейским изречением: «Не радуйся, моя противница, что я побежден, ибо я восстану», и продолжал проповедь о том, что победители должны видеть в своей победе дело рук Божиих и являть себя достойными его благодеяний, оказывая милость к тем, кто попадает под их власть, а побежденные должны понять собственные прегрешения, которыми прогневили Бога. За эту речь пастор был арестован немедленно по выходе из церкви и, несмотря на настойчивые просьбы университета, освобожден только чрез полгода по болезни, с обязательством отречься с церковной кафедры от своих слов. Однако в день назначенной новой проповеди в церкви был брошен клич о пожаре, что привело к общему беспорядку (как полагали, это сделали студенты, желая помочь своему профессору выйти из затруднительного положения). Арнольдт, впрочем, смог только сказать, что он не хотел причинить обиды российским властям[283].

Какое же, в целом, значение имел Кёнигсбергский университет в это время для России? Эта эпоха оказалась значимой прежде всего тем, что именно тогда, впервые с петровских времен, высшее образование в стенах Кёнигсбергского университета вновь получили десятки молодых людей — уроженцев великорусских губерний. В 1758—1760-е гг. потребности государственного управления Восточной Пруссией приводили к тому, что Кёнигсберг постепенно наполнялся русскими людьми: офицерами, служившими при генерал-губернаторе Восточной Пруссии, чиновниками так называемой «Кёнигсбергской конторы» — органа временного управления, которому требовались переводчики, письмоводители и т. д. Для всех них наличие в Кёнигсберге университета являлось благоприятным обстоятельством, чтобы расширить свои знания, проявить интерес к наукам. Кроме того, воспользоваться «собственным» немецким университетом решили в это время и на государственном уровне, увидев подходящую возможность для обучения здесь будущих русских преподавателей и ученых.

В последнем главную роль сыграл И. И. Шувалов — фаворит императрицы Елизаветы, основатель и первый куратор Московского университета, в котором он мечтал увидеть европейски образованных отечественных профессоров, для чего необходимо было организовать их подготовку за границей. Переход Кёнигсберга под власть России представился Шувалову для этого весьма удобным случаем. Уже в июне 1758 г. в Московский университет от куратора поступило распоряжение выбрать лучших из числа студентов, а также учеников, которые заканчивали дворянскую и разночинскую гимназии при Московском университете, для последующей отправки их в Кёнигсберг. На заседании Конференции (совещательного органа профессоров Московского университета) были выбраны трое студентов — Семен Зыбелин, Петр Вениаминов и Данила Ястребов, а также «пансионеры» дворянской гимназии — Матвей Афонин и Александр Карамышев — и разночинской гимназии — Иван Рыбников и Иван Свищов[284].

Все семеро юношей были привезены в Петербург, где, вероятно, лично представлены Шувалову, а затем, в конце августа 1758 г. выехали в Кёнигсберг. В историографии ранее встречались неправильные указания на то, что воспитанники Московского университета якобы около года провели в академическом университете, занимаясь под руководством Ломоносова. Виновником этой ошибки был сам Шувалов, который в одном из документов написал о своих подопечных, что они «все были вместе отправлены в Кёнигсберг из С.-П.-Б. в 1759 году августа в последних числах». Допущенная здесь куратором случайная ошибка в один год исправляется по матрикулам Кёнигсбергского университета, из которых видно, что Вениаминов, Зыбелин и Ястребов поступили в число студентов 10 ноября (н. ст.) I758 г.[285]

Подробности учебы московских студентов в Кёнигсберге содержатся в рапортах, поданных некоторыми из них после возвращения в Московский университет. Так, Матвей Афонин сообщал, что в Кёнигсберг они прибыли 6 сентября, без четкого предписания, «каким предметам должны учиться» и, как было приказано в Петербурге, немедленно явились к генерал-губернатору Восточной Пруссии Н. А. Корфу. Старшие юноши, выбранные из студентов Московского университета, уже имели достаточную подготовку, чтобы немедленно приступить к слушанию лекций, но младших четырех учеников по совету губернатора было решено еще в течение года готовить к поступлению в университет, занимаясь с ними немецким языком и латынью[286]. Спустя год их проэкзаменовал на знание этих языков профессор И. Г. Теске, декан философского факультета, после чего 30 августа 1759 г. они также были вписаны в число студентов.

Основным университетским наставником всех семерых россиян в Кёнигсберге был уже упоминавшийся профессор Ф. И. Бук. Под его руководством они прошли курсы философии, математики и экспериментальной физики. В 1759–1760 гг., по-видимому, занятия всех семерых студентов совпадали, и они посещали лекции философского факультета (Зыбелин и Вениаминов сообщали, что также слушали там у профессора Теске лекции по теоретической физике и брали уроки немецкого языка), и, судя по сохранившим архивным документам, жили они также вместе [287].

Однако затем их судьбы разделились. В начале 1761 г. И. И. Шувалов прислал из Петербурга инструкцию, по которой среди младших студентов нужно было выбрать двух «для изучения земледелия и горных наук».

Наилучшие успехи показали Афонин и Карамышев, и в июле 1761 г. из Кёнигсберга их отправили дальше в Швецию, в Упсальский университет, где занятиями русских студентов руководил сам великий ученый-естествоиспытатель Карл Линней. М. И. Афонин вернулся в 1769 г. в родной Московский университет и был избран там первым профессором естественной истории и земледелия, а А. М. Карамышев преподавал в Горном училище в Петербурге, руководил горными заводами, имел звание члена-корреспондента Российской академии и Стокгольмской академии наук. Два других студента, Ястребов и Рыбников, были потребованы Шуваловым обратно в Петербург, где назначены преподавателями Кадетского корпуса, который Шувалову пришлось возглавить в начале 1762 г. по воле императора Петра III. Бывший же ученик разночинской гимназии Иван Свищов по составленным о нем отзывам оказался весьма неприлежен, «за худое поведение» долгое время находился под стражей, и в июне 1760 г. Шувалов приказал возвратить его в Россию и «во его исправление» назначить служителем в Академию художеств на место «помощника тафельдекера» (в переводе с немецкого, служителя, который накрывает на стол) с ничтожным жалованием ю рублей в год.