Жизнь и смерть Маноэла дос Сантоса Гарринчи - Игорь Валерьевич Горанский

бежал по краю и делал навес в штрафную или резал угол и сам выходил на ударную позицию. Маневры повторялись, но никто не знал, что он предпримет в следующий раз…

Гарринча и сам, наверное, не знал этого и действовал по наитию, часто добиваясь успеха. Он обладал сверхъестественной скоростью, умел срываться с места и мчаться с мячом к чужим воротам или на всем ходу вдруг останавливаться, и тогда преследователи проскакивали мимо него. Он крепко стоял на ногах и вел мяч, прикрывая его корпусом от наскоков защитников. Его пытались остановить, в открытую свалить на землю, сбить с ног грубым приемом. Но он увертывался, подпрыгивал, подбирая под себя ноги, перескакивая через тела обманутых им противников, и продолжал вести мяч. Такие маневры приводили в восторг и зрителей и игроков. Товарищи нередко ему аплодировали. Какой-то особой подсечкой закручивая мяч, он отбрасывал его в сторону, и тот послушно останавливался перед ним, словно собака по команде хозяина. Его маневры порой напоминали цирковые трюки, но это никогда не было в ущерб атаке. Забивая голы, он как ребенок радовался успеху. И еще, — добавляет Жозе, — я не помню, чтобы он не хотел играть или отлынивал от тренировок. Это был влюбленный в футбол человек, и футбол многие годы платил ему той же любовью.

Жозе умолкает, и мы слышим, как в соседнем леске трещат цикады.

— Его хоронили, как народного героя, — добавляет Жозе. — Некоторые матчи на первенстве мира он и в самом деле проводил геройски.

Мы возвращаемся в машину и едем на кладбище. По дороге Жозе выходит. Что-то мешает ему поехать с нами. Прощаемся. Мы сворачиваем с главной улицы и выезжаем из городка. Вокруг пустынно. Машина медленно взбирается на холм. Огромные, как лопухи, листья фикусов хлопают по кузову автомобиля. Фикусы дают густую тень и не требуют влаги. На пустыре торчат трехметровые банановые растения. И хотя банан, как утверждают ботаники, разновидность травы, такую гигантских размеров траву иначе как деревом не назовешь.

Вдали появляется белая опрятная церковь с небольшой колокольней.

Ворота кладбища распахнуты настежь. Мальчишка-гид уверенно ведет нас мимо мраморных и бетонных памятников вверх по узкой аллее. Затем он останавливается у большой белой мраморной доски. На ней выбиты слова: «Здесь покоится с миром тот, кто был радостью народа. 28.10.33 г. — 20.1.83 г. Мане Гарринча».

Тишина. Полуденный зной утихомирил даже теплый ветерок, который завис где-то между густой листвой деревьев, растущих поодаль.

Мы молча стоим у могилы великого футболиста, думаем о Гарринче. Как не вяжется эта скромная тихая обитель с шумом огромных стадионов, где Маноэл играл в футбол! Он всегда выходил на поле пряча улыбку, выходил как на праздник. После особенно удачных матчей Гарринчу выносили на руках. А теперь вот это белое надгробие…

Вместе с Гарринчей надолго ушла с бразильских стадионов радость. И хотя в конце семидесятых годов из полуторамиллионной армии бразильских футболистов вышли такие замечательные мастера, как Фалькао, Зико, Сократес, Серезо, никто из них не сумел доставить публике столько восторженной радости, как Гарринча. До сих пор трудно понять, почему в 1982 году в Испании лучшая сборная мира, команда Бразилии, уступила пальму первенства итальянцам? Быть может, ей как раз и не хватало эмоционального подъема в игре, импровизации в атаке и великой жажды победы, которую всегда испытывал на футбольном поле Гарринча. Техничности оказалось мало для завоевания Кубка мира.

Футбол зовется игрой. А чтобы игра доставляла радость и зрителям и футболистам, игроки должны выходить на поле, как на праздник. Так выходили на матчи наши великолепные мастера прошлого братья Старостины и Дементьевы, Василий Трофимов и Василий Карцев, Владимир Демин и Всеволод Бобров, Борис Татушин и Сергей Сальников, Игорь Нетто и Эдуард Стрельцов. Вспомните, как с размахом, от всей души играл хозяин ворот и штрафной площадки Лев Яшин! Хмурые, озабоченные лица футболистов бросают тень на трибуны. Каким бы ни был напряженным тот или иной матч, футбол живет не для очков, а для народа.

Мы идем за кинокамерой. У ворот кладбища видим длинную белую машину. Сидящие в ней люди пристально рассматривают нас. Один из приезжих вертится возле нашего «войяжа», заглядывая через закрытые окна внутрь.

Мы переглядываемся с мальчишкой-гидом. Он отводит глаза. Служба безопасности. Что она делает здесь, на кладбище? Мы кивком здороваемся с непрошеными гостями, хотя гости здесь мы. Спокойно раскрываем свои кофры. Вынимаем камеру и с нею возвращаемся обратно. Надо продолжать киносъемку. Охранники бесцеремонно идут за нами. От жары слепнут глаза. И тут оператор передает одному из сопровождающих свой тяжелый штатив. Помогите, мол, ребята, отнести на пригорок. Жест доверия встречает одобрение. Охрана начинает понимать, что мы в самом деле интересуемся только Гарринчей. Завязывается разговор. Мы снимаем все, что нам нужно, и идем вниз к своей машине. Новые знакомые советуют, как лучше выехать на трассу. Прощаемся. Белый лимузин еще несколько минут следует за нами, а затем скрывается за поворотом. Завозим гида в городок, отсчитываем ему в черную ладошку честно заработанные крузейро и направляемся в Рио-де-Жанейро. Позади остается плотина, где рыбачил Гарринча, лесок, где он ловил пташек, роща, где ребята из Пау-Гранде срывали бананы. Дорога становится шире. Темно-зеленые фикусы все быстрее убегают от нас, растворяясь в жарком мареве позади. Нам указали и в самом деле хорошую дорогу, которая в считанные минуты выводит нас на главную автостраду. Вливаемся в бешеный поток машин и мчимся вместе с ним в гигантский Рио, к его отелям, пляжам и стадионам. Прощай, Гарринча, «радость народа»!

Это был лучший правый крайний нападения за всю историю футбола.

(Газета «Эль Диа», Мексика)

Последний гений футбола

Все воскресные матчи на Кубок Бразилии, 23 января, игравшиеся спустя два дня после похорон Гарринчи, начинались с минуты молчания. Миллион бразильцев на шестнадцати стадионах чтили память человека, посвятившего всю свою жизнь футболу.

…В Рио прохладно и дождливо. Вторую неделю каждый день идут «вечерние дожди». Они начинаются точно по «небесному расписанию» в три часа дня и заканчиваются к девяти вечера, как раз к началу футбольных матчей на «Маракане».

В ложе прессы пустовато. Холодный ветер, гуляющий вдоль рядов кресел, загнал журналистов в бар под трибуну. До начала еще есть время немного поболтать за чашкой кофе (спиртные напитки на «Маракане» не продаются со дня открытия стадиона). Игры в будние дни никогда не начинаются