Ливень в степи - Чимит Цыдендамбаевич Цыдендамбаев

вредить себе злонамеренно? К тому же у него оставалась слабая надежда: ведь на свете много государств, где нет никаких революций, нет ликбезов и других никчемных диковин. Может быть, эти государства, большие и малые, снова соберут свои силы в единую колотушку и…

Если же, упасите добрые боги, новая власть окажется долговечной, если все же начнется это уравнивание земельных наделов, тогда… Тогда у Данзана Ламажапова был другой план: он понимал, что главная сила, главная опора Советской власти - это молодежь. Старики- что… И Ламажапов был особенно ласков с молодыми учениками, делал вид, что радуется каждому их успеху, осторожно заискивал. Они потом будут снисходительнее к нему, добрее… в трудную пору окажут какую-нибудь услугу…

Каждый день, закончив работу по хозяйству, Данзан Ламажапов кормил свою больную, ехидную, языкастую старуху и читал молитвы. Помолившись, прятал четки, раскрывал по очереди сорок две тетради и вписывал в каждую что-нибудь из учебника. Вот он написал: «У Абиды появился скот» …На широкой постели, как вчера, как и два года назад, заворчала жена:

- И чего вы на старости лет вздумали удивлять людей ученостью? При старой спокойной власти ничего особенного не нажили своей грамотой, что же наживете при новой суетной власти? Зачем всем стала нужна грамота? Ваши ученики не о книжках думали бы, а чем завтра детей накормить…

Данзан не ответил жене, посмотрел на нее поверх очков, подумал, что на тысячу верст вокруг нет бабы глупее. Поднималась бы на ноги или уж…

На широкой постели перед ним сидела в подушках сморщенная, костлявая старушонка, седая, без передних зубов. Она то слабо шевелила ногами, будто отсидела их на тряской телеге, то размахивала руками, точно ей не давали покоя тысячи комаров… Дымила трубкой, часто сплевывала в старый туесок… Данзан Ламажапов хотел было ответить ей, но пожалел свой язык.

Жена все ворчала. Она была недовольна всем на свете. Данзан слушал, слушал, наконец не выдержал, простонал:

- Почему боги не сделали тебя немою или меня глухим?!

- Я бы и немая не молчала… И до глухого докричалась бы.

- Это верно… От тебя да от новой власти только в гробу можно спрятаться. Сойду с ума - никто не удивится. Надо удивляться, почему я до сих пор нормальный.

Жена не поняла, что он хочет сказать…

Наконец во все сорок две тетради Ламажапов вписал слова, которые должны прочитать и научиться писать его ученики.

«Абида малтай болобо», - прочитал он про себя. - «У Абиды появился скот». - И про себя же добавил: - Абиде можно было жить и без скота… - Встал, надел давно полинявший синий халат, подпоясался толстым зеленым кушаком, взял помятую шляпу с отвисшими полями, которая служит ему без малого десять лет.

- Почему вы не надеваете новый шелковый халат и круглую шапку с красной кисточкой?

- Сейчас, старуха, такое время… Если один рваный, то все в улусе должны в рваном ходить. А если в шелках, то опять все… Нельзя, чтобы один в соболях да в бархате, а остальные в рваных штанах и овчинных шубах.

- Ха… Вы же полную кастрюлю лапши из жирной баранины съели… Араки пили… Есть надо, как все. Почему кислую арсу не кушаете, хлеб из отрубей не грызете?

- Молчи, старуха… Что у меня в желудке - никто не увидит, а бархат и соболь всем будут глаза мозолить. Нельзя… - Он помолчал. - Хорошо бы нам от этого дома избавиться, велик очень. Я его под школу отдам. А мы станем жить в маленькой избушке.

- Да вы ума лишились… Погубить меня хотите…

- Погубить?… Не погубить, а спасти хочу, старая… Данзан запнулся, не смог сразу подобрать слово, которое лучше подошло бы этой бестолковой женщине. Слова «ведьма», «карга», «дура» были уже много раз сказаны раньше…

Ламажапов взял под мышку свою большую сумку, перетянутую ремнем, и заспешил, словно убегая от потока ядовитых жалоб и злобных упреков.

Данзан Ламажапов старался расположить к себе двух смышленых учеников. «Они у новой власти за главными вожжами будут сидеть, - рассуждал про себя учитель. - Будто родились для этого…»

Это были два друга. Один из них - большеглазый беспокойный Шагдыр Самбуев, любопытный и смелый. Говорил он громко и быстро. Ему шел двадцать первый год. Другой был тоже двадцатилетний, широколицый и смуглый тихоня Ананда Ямпилов, тот самый, у которого братишка испортил букварь.

Шагдыр и Ананда дружили с малых лет. Трудно сказать, что их связывало. Может быть, Шагдыру нравился спокойный, тихий характер Ананды, а тому - быстрый, вспыльчивый нрав Шагдыра. А может, что-нибудь другое ценили друг в друге…

В улус приехало начальство из сомонного Совета и из аймачного центра. Созвали собрание батраков, бедняков, позвали на него кое-кого из середняков. На собрании избрали улусную комиссию по переделу земли. В комиссию выдвинули и Ананду Ямпилова.

В тот же день стало известно, что Шагдыра Самбуева направляют в город Верхнеудинск на шестимесячные курсы крестьянской молодежи.

Перед расставанием друзья уединились, чтобы поговорить о своих делах. Шагдыр завидовал Ананде, который остается в улусе и не только увидит своими глазами, как будет проводиться передел земли, но и сам будет «кромсать земли всемирных паразитов». Так сказал Шагдыр. Тихому же, уравновешенному Ананде хотелось уехать подальше от этого земельного скандала… Шагдыр и Ананда завидовали друг другу и не прочь были поменяться местами.

Шагдыр Самбуев в ту же ночь смастерил себе из досок чемодан. Гвоздей не пожалел, а покрасить времени не осталось. Купил большой амбарный замок, маленького в лавке не было. Надел новые брюки из полосатого матрасного материала, новую рубаху. Пообещал родственникам вести себя в чужом месте тихо и достойно, не знаться с худыми людьми, заплакал то ли от радости, то ли от волнения и уехал на дежурной подводе сельсовета, как важный нойон.

Ананде скоро стало скучно без друга. Днем он работал- пас коров, поливал землю, рубил жерди, вечером ходил в школу. На душе было неспокойно: чувствовал, что люди чего-то ждут от него, смотрят как-то по-особенному, стали величать Анандой Базаровичем, на вы. Иные смотрели косо, недружелюбно, и он сожалел, что его избрали в комиссию.

Однажды Ананда увидел сон: в знойный летний день он со своей комиссией измеряет землю… Вот они подошли к самым густым утугам Данзана Ламажапова. Только принялись за дело, к ним подбежал сам Ламажапов. Глаза красные, как у разъяренного быка… Сорвал свой полинялый халат, бросил на землю, на него