Песнь ветра - Константин Гуляев

– Собираюсь.

Панченко прикинул, что у них есть из методов противодействия. Оружие, парализаторы, ножи. Пугачи всех сортов. Ну и всего по мелочи. Только, похоже, что тут не оружие нужно, а шапочка из фольги. Он по-новому взглянул на их совместное наблюдение и признал, что ментальная мерзопакость фонила не однородно, а с разных сторон. Или ему это стало казаться… черт их разберет, до чего поганый лес! Уже всякая ересь мерещится. Выходить опасно, конечно, но корабль их спасет в случае чего. Если они там не спят, на орбите. Да какая тут орбита, с такой облачностью… Ну, значит катер. Да, и катер тоже много чего может, он специально и предназначен для таких диких планет. С интеллектом катерок, со специально заточенным интеллектом.

Менталы, чтоб их… Выжечь все напалмом и высаживаться спокойно.

– Плохой из меня барометр, – покаянно хмыкнул пилот. – Все самое интересное пропустил.

– Еще не вечер. Он пока и не менталит толком.

Пилоту после таких слов снова остро захотелось улететь отсюда к чертовой матери на орбиту.

Домой.

Через час Хозяин – так по меткому определению капитана наблюдатели стали называть неведомого ментала – до своей точки отправления не добрался. Да, похоже, и не собирался. Ровно через час – ради интереса Панченко засек время – Хозяин вышел из леса там, где и находился. У пилота екнуло в груди – ментал будто сговорился с капитаном о точном времени визита. Хищно подавшись вперед, Панченко суетливо завозился с камерой.

Капитан на выход из леса отреагировал спокойнее. Он лишь чуть сузил глаза, задышал чуть тяжелее и медленно повел шеей, хрустнув позвонками. Встал, прошел к отсеку с оборудованием и молча стал собираться. Панченко помертвел.

– Может, вдвоем пойдем? – без особой надежды предложил он. Тон получился жалобным, едва ли не плаксивым.

– Нет. Он тут, похоже, один, и я должен быть один. Ты будешь моими глазами. Наблюдать обстановку. Следи и за ним, и за лесом. А может, и за птичками… хотя… с ним не должны… Не отвлекайся на них. Пиши все, что сможешь, со всех носителей, со всех ракурсов. Слушай. Думай, наблюдай. Внимательно наблюдай. Следи за его мимикой, старайся предугадать что у него на уме…

Казалось, Торову не хватает дыхалки. Напряженный голос и шумное дыхание – вот что выдавало волнение капитана.

– Что у него на уме! Пожрать!

– Если только вскипятить мозг, – капитан невесело усмехнулся. – Эх, Панченко, Панченко. С чего ему меня жрать? Тем более с такими приготовлениями… Огня не открывать. Ни при каких раскладах, это приказ. Никаких парализаторов, пугачей, лучей, сетей и всего остального. Приказ ясен?

– Ясен. – Пилот отер рукавом пот, судорожно соображая, чем бы ему заняться прямо сейчас, чтобы не видеть, как его капитан собирается добровольно отправиться зверю в пасть. Он вдруг встрепенулся, склонился над монитором и начал быстро вводить команды. Торов внимательно осмотрел обзорники, себя, подумал, повертел в руках ручку с блокнотом, сунул в карман, опять подумал, растерянно хмыкнул, выложил обратно, окинул мимолетным взглядом сосредоточенного пилота и несколько раз глубоко вздохнул:

– Я пошел.

2

Торов вырос на Луне. В трущобах русского сектора часто не хватало то еды, то воды, то тепла. Пронизывающий нутро холод, казалось, пустил стылый корень вдоль позвоночника и ворочался под кожей до сих пор. Но больше всего ему запомнилось вечное противостояние банд территориальных секторов. На Луне в условиях скудности снабжения все воевали. Со всеми. Всегда. Земля поначалу исправно снабжала Луну необходимыми материалами и продовольствием, но, когда грянул очередной общемировой экономический кризис, лунтикам пришлось надолго затянуть пояса. Потуже, до отмороженных позвонков.

И сейчас, глядя, как из зоны появления Хозяина во все стороны прыскает мелюзга – прыскает куда угодно: на открытую местность, прямо на сверкающую чужую махину, свалившуюся с неба – он словно опять оказывался в своем тридцать шестом секторе, минус восемнадцатый этаж. Три дня не державший во рту ни крошки и понимающий: если он сейчас отсюда не испарится, то Рябой его снова возьмет в рабство. На очередную неделю. Если найдет… Это у них такие игры были: «кто не спрятался – я не виноват».

И предполагая, что Хозяин может читать если не мысли, то настроение, наиглавнейшую задачу капитан видел в укрощении не страха, не волнения, а ненависти. Казалось бы – ненависти детской, древней. Почти забытой – ан нет: сердце так колотилось в ребра, что не вздохнуть, в глазах пелена.

Все время, пока Торов собирался, он дышал. Между вдохами давал указания пилоту, думал, о чем угодно, только не о детстве. В основном, о Панченко: пилот психовал не на шутку, места не находил, не наделал бы глупостей.

Несколько раз вздохнув напоследок, капитан разблокировал дверь. Воздух пригоден для дыхания, все возможные прививки им сделали еще на орбите. Осталось договориться с местным хозяином, лишь бы тот не оказался дураком. Но это маловероятно. Весь предполагаемый разговор прокручен в голове с десяток раз, прикинуты все самые дикие и нелепые вероятности. Вперед. Дверь закрылась за его спиной.

Торов разблокировал трап и вышел. Чуть постоял, изучая окрестности и приближавшегося к катеру зверя, затем неспешно спустился и пошел навстречу. Планетарное тяготение мешало не сильно, сказывалась долгая подготовка и регулируемый биоэкзоскелет, с ним Торов давно сжился, с детства. Куда сильнее его волновала невыносимая ментальная тяжесть, навалившаяся на плечи и давящая все сильнее с каждым шагом.

Хозяин сам казался машиной – сотни три килограммов мышц, костей и сухожилий. Кошачья грация, волчья угрюмость. В глазах светился разум. Морда чуть вытянута, клыков, рогов и копыт не видно, круп гораздо ниже плеч, зато плечи шире. Не особо густая шерсть – она, похоже, умела менять цвет. По крайней мере, сейчас она такая же сизо-песочная, как камень под ногами. В целом… Ближе к кошачьим, нежели к обезьянам, что-то есть и от тех, и от других. И даже что-то от кенгуру, в форме задних лап. Правда, без хвоста, насколько Торов мог разглядеть с тридцати метров. Вероятно, прекрасно прыгает.

Однако, лапы звериные, массивные – без ярко выраженных пальцев. И передвигается на четырех конечностях. Но основной вес на задних. Не прыгает, идет скорее по-обезьяньи. Как же ты у нас так поумнел, хозяин леса? С роду не брав палку в руки… И что заставило тебя поумнеть?

И тут капитан вздрогнул – он уловил ответ. Не ответ на свои вопросы, а ответный импульс. Злой. Прежде всего злой, а уже потом вопросительный. Его можно было перевести: «кто такой и какого хрена надо?» Что