Волк. Юность - Виктория Гетто

Служанка почтительно стоит позади меня, а я застыл на месте, не в силах оторваться от картинки перед собой. Я не знаю, как сложится судьба ребёнка. Мы, фиорийцы, кто пригрел и спас её семью от империи, скоро уйдём, и она с дедушкой останется в чужой стране. Конечно, ремесло лекаря уважается всюду, даже в Рёко. Но старик – чужак, и, естественно, найдётся много желающих обратить его в рабство.

Служанка просовывается мимо меня, тянет руки к спящей Шурике, но я останавливаю её, ухватив за плечо:

– Не надо. Я сам.

Женщина отступает, её глаза под низко повязанным покрывалом расширяются от удивления, а я бережно беру девочку на руки и шепчу служанке:

– Веди.

Она вновь сгибается в поклоне, торопливо семенит впереди. Я со спящей малышкой на руках шествую не спеша, потому что каждый мой шаг как три её. Вскоре мы добираемся до почти опустевшего госпиталя. Служанка подходит к одному из крытых возов, откидывает небольшую лесенку, приделанную сбоку, отодвигает занавеску. Из проёма сочится тусклый свет, и я слышу голос, что-то спрашивающий на тушурском. Но молодая женщина отвечает на всеобщем:

– Господин Долма, к вам гость.

– Я сейчас выйду, – мгновенно реагирует лекарь и спустя мгновение появляется в проходе.

При виде меня с его внучкой на руках чуть не шарахается, на его лице появляется испуг, но я делаю шаг вперёд, и он отступает, давая мне войти. Внутри очень скромно. Несколько мешков, походный таган на треноге над очагом из плоских камней, скреплённых глиной. В углах – расстеленные прямо на дощатом дне повозки две тощие постели. Однако… Непорядок! Очень аккуратно опускаю Шурику на подстилку. Девочка чуть завозилась, но сон у неё крепок, и всё обходится. Старик смотрит на меня, я же молча выхожу наружу и обращаюсь к почтительно застывшей служанке:

– Разожги нам костёр и согрей натты.

Та исчезает в темноте, а я поворачиваюсь к старику, тоже вышедшему вслед за мной:

– Сьере Долма, у меня есть к тебе разговор.

Тот молчит. Но я чувствую его эмоции. Преобладает, естественно, удивление. Но следующее чувство – безнадёжность…

Женщина быстро возвращается. В её руках охапка хвороста, котелок с водой. Чиркает кресало, искры безуспешно сыплются на тонкие ветки, огонь не желает разгораться, и я вижу, что служанка напугана до смерти.

– Эй, погоди. Я воин, а не палач.

Она вздрагивает, роняет на землю кресало и камень, в котором я узнаю кусок пирита. Достаю из сумки на ремне зажигалку. Их было полно в тех контейнерах, что мы оприходовали с «Рощицы», и я прихватил с собой десяток да раздал своим солдатам. Благо они практически вечные… Щёлкаю кнопкой зажигалки, из сопла вырывается тонкая струя бледного пламени. Миг – и вот уже ветки весело трещат.

Служанка метнулась внутрь шатра, вытащила треногу, поставила на огонь. Мы со стариком молчим, глядя на огонь. Он действительно стар. И очень устал за последние дни. На лице, изрезанном морщинами, печать горя. Редкая седая бородка. Большие натруженные кисти в пигментных пятнах. Аккуратно подрезанные ногти. Вода закипает, и женщина высыпает в неё натту. Варево булькает, и, обхватив ручку котелка рукавом своего одеяния, служанка торопливо наливает нам настой в две небольшие глиняные кружки. Я первым делаю глоток. Вкусно.

– Спасибо. Ты хорошо умеешь варить этот напиток.

– Господин? – Она смотрит на меня своими большими, блестящими в свете углей уже прогоревшего костра, тёмными глазами.

Делаю жест у своих ног.

– Сядь сюда и слушай. – Перевожу взгляд на лекаря. Тот молча пьёт тёмный настой. Он устал, и надо бы отдохнуть, а тут припёрся этот варвар… – Сьере Долма, наш корпус выдвигается к Кыхту. Император поручил нам захватить город, после чего служба фиорийцев закончится и мы вернёмся домой.

Старик ёжится. Ему непонятно, почему я сообщаю ему такие сведения. Дело лекаря – лечить, а не воевать… Но тут до него доходит.

– Вас посылают штурмовать Кыхт? Одних?

– Разумеется, сьере Долма.

– Ах… – Служанка испуганно прикрывает рот рукой.

Кружка заходила ходуном в кисти лекаря. Он торопливо бормочет:

– Значит, это смерть…

Я дёргаю щекой:

– Это смерть жителей Кыхта. Нас слишком мало, и мы будем вынуждены уничтожить всех.

Его взгляд полон не ненависти, а горя.

– Сколько людей умрёт ради кучки амбиций!..

– Такова жизнь, сьере Долма. И не нам играть с судьбой. Но я пришёл не поэтому. У вас чудесная внучка. И вырастет красавицей. Если вырастет…

– Вы уйдёте домой, а мы останемся в чужой нам стране… Потому что в Тушур нам никогда не вернуться. Ведь мы помогали врагам короны, пусть даже и против своей воли…

– Да. И я больше чем уверен, что рёсцы обратят вас рабство, а вашу внучку продадут кому-нибудь в наложницы или в публичный дом…

Старик молча опускает голову. Кружка проворачивается в обессилевших пальцах, и напиток льётся на траву. Служанка также опускает голову с безнадёжностью и отчаянием.

– Я хочу дать вам надежду, сьере Долма. И другую, счастливую жизнь Шурике.

Голова старика поднимается. На лице появляется надежда.

– Те, кто лечился у вас, отзываются очень хорошо о вашем умении и искусстве лекаря.

– Но мне осталось немного. Года два-три, и я уж не смогу лечить людей…

– Всё равно. Старость заслуживает уважения. Поэтому я предлагаю вам отправиться вместе со мной в Фиори. Я – достаточно влиятельный лорд и правитель в нашем государстве и могу гарантировать вам безопасность и нормальную жизнь. Плюс обеспеченную и спокойную старость. Вашей внучке же я дам воспитание, достойное придворной дамы, а впоследствии выдам замуж за достойного человека. Слово графа.

Старик смотрит на меня исподлобья:

– Ничто не даётся просто так. Что я должен буду сделать?

– Ничего. Просто дать согласие на переезд в Парду.

– Надо подписать бумагу?

– Достаточно вашего слова. Я не настаиваю на ответе прямо сейчас. Впереди у нас трудный и кровавый поход. Возможно, то, что вы увидите, отвратит вас от Фиори. Но если вы согласны, то дайте мне знать. Через Шурику или эту несчастную. – Я кладу руку на худое плечо служанки, и она сжимается в комок. Отпускаю её плечо, затем поднимаюсь с куска войлока, на котором сидел. – Подумайте, сьере Долма. Можете поспрашивать у наших фиорийцев. Все вам скажут, что Волк Парда всегда держит своё слово…

Делаю шаг в темноту, но тут раздаётся голос старика:

– Вы сказали, что возьмёте Кытх. И я вам почему-то верю. Будет много крови, много горя, но вы хотите вернуться домой живыми. Это мне тоже понятно. Вы готовы забрать меня и Шурику с собой. И это я как-то могу понять. А что насчёт Гуль?

Я оборачиваюсь, понимая, что лекарь спрашивает о своей служанке.