Гибель советской империи глазами последнего председателя Госплана СССР - Владимир Иванович Щербаков

К тому же предполагалось, что кооперативы будут создаваться, регистрироваться и ликвидироваться по решениям советских органов, которые в свою очередь работают под надзором и опекой партийных организаций. Следовательно, в реальности партийные органы и будут всё контролировать и регулировать. Как раз на основе тезиса, что всё будет под плотным партийным присмотром, и был найден компромисс между движением вперёд и опасением, что под видом развития кооперативов будет проведена кампания по выращиванию “рвачей и нэпманов”. Но между тем, что имелось в виду и что начало происходить в жизни, оказалась большая разница».

Закон среди других проблем привёл к резкому росту оборота наличных денежных средств, уходящих в значительной мере от контроля государства (в лице Госбанка СССР).

Ситарян С. А.: «Вступление закона в силу дало мощный толчок развитию товарно-денежных отношений, появились первые кооперативы и первые монстры-кооператоры. Довольно скоро очень многие стали выступать против этого закона, начали требовать, чтобы многие положения закона существенно скорректировать. К моему сожалению, мой коллега академик Л. И. Абалкин, когда его назначили зампредседателя Совмина СССР и руководителем комиссии по экономической реформе, внёс свои корректировки в Закон “О кооперации”, которые не пошли развитию кооперации на пользу. Вообще всё, что связано с развитием кооперативов и кооперации, лежало больше в плоскости политической борьбы. Я чувствовал это даже по отношению к себе. Было очень серьёзное сопротивление, и моя фамилия часто при этом упоминалась»[39].

Закон не просто легализовал складывающуюся практику развития нового кооперативного движения, но также разрешил организацию кооперативов на базе государственных производственных предприятий. Ещё одной новацией закона стала возможность создания ассоциациями кооперативов своих частных банков. Их тогда в специальном письме Госбанка СССР назвали кооперативными и паевыми.

Монополия государства на организацию производств благодаря этому закону ликвидировалась. Закон стимулировал создание мелкотоварных производств на основе рыночных отношений, при этом они обладали максимальной для того времени гибкостью в хозяйственной деятельности.

Павлов В. С.: «Я считаю необходимым привлечь внимание к тому, как вводился в действие Закон “О кооперации”. То был первый в истории СССР случай, когда Верховный Совет отверг закон о налогообложении кооператоров. На заседании Политбюро, которое предшествовало парламентскому обсуждению, „блестящую” речь произнёс Шеварднадзе. Он обвинил Минфин и Госплан в непонимании политики партии, в том, что они душат ростки экономической свободы. Министр иностранных дел требовал снять с кооператоров все налоги – дать возможность новому сектору набрать силу. Его полностью поддержал Яковлев. Потом Гостев мне рассказывал, какой колоссальный нажим шёл на него из ЦК с требованием снять с кооперации налоги. Его чуть ли не обвиняли в том, что он идёт против линии партии. Категорически против закона о налоге на кооперацию высказались на заседании Совмина и известные наши экономисты – Бунич, Тихонов и другие.

В итоге произошло нечто совершенно беспрецедентное. Целый год кооператоры жили практически вообще без налогов – с них брали всего лишь по три процента от прибыли. Этот порядок, а вернее, полный экономический беспорядок позволил многим дельцам прошлой эпохи успешно отмыть свои теневые капиталы. Делалось это в принципе просто: бралась лицензия на продажу цветов, пирожков, короче, чего угодно. Этих товаров продавали на сто рублей, а в финансовые органы заявляли, будто продали на сто тысяч рублей. Платили 3000 налога – и вот вам, пожалуйста, чистенькие, отмытые 97 000! Не понимать этого механизма отмывки теневых капиталов наши ведущие экономисты, конечно, не могли. Обо всём остальном можно лишь предполагать и догадываться»[40].

Эффект от принятия этого закона был поистине взрывной. По состоянию на 1 января 1988 года, только в РСФСР было создано 7326 кооперативов [41], в первом квартале 1989 года их было уже более 50 тыс., а к январю 1990 года число кооперативов превышало 200 тыс. Численность работающих в них за эти два года выросла со 156 тыс. до 4,9 млн человек без учёта работающих по договору, а их было ещё 2,9 млн человек.

В отличие от НЭПа и арендного периода 1920—1950-х годов, при которых преимущества всё-таки были на стороне госпредприятий, сейчас, наоборот, они были отданы кооперативам.

Семёнов В.Н.: «Кооперативы внедрялись в те сферы деятельности, которые зияли пустотой и бюрократическими нагромождениями, созданными командно-административной системой. Создано было 3,4 тыс. кооперативов по разработке программных средств, 5,8 тыс. по выпуску продукции технического назначения, 4,5 тыс. спортивно-оздоровительных, несколько тысяч художественно-оформительских, по организации досуга населения, медицинских и других всевозможных кооперативов, приносящих доход»[42].

Первым делом кооператоры занялись тем, что не было предусмотрено авторами закона: пользуясь ничейностью госсобственности и возможностью платить сколько угодно тем, кто ею пользовался, кооператоры стали перекачивать к себе ресурсы госпредприятий, разлагать госсектор, снижать его эффективность.

Очень скоро при большинстве госпредприятий их руководством было создано множество кооперативов, в которых стала концентрироваться основная прибыль предприятия (руководили ими зачастую сами директора или их родственники). Самые эффективные цеха и участки превращались в кооперативы, заставляя остальные подразделения работать на них, тем самым быстро стала разъедаться государственная собственность.

Щербаков В. И.: «Реальность же оказалась далека от той картины, что рисовалась нам в мыслях. Наверное, по-иному и быть не могло: ни у нас, ни у кого в стране не было не только опыта пересадки, вживления в советскую экономику элементов рынка, но и самого примитивного знания, как они реально на практике работают. Страна входила в новую экономику как в terra incognita, не зная, что её там ждёт. Какие-то вещи, явления мы могли предполагать и прогнозировать, другие в силу нашей стопроцентной “советскости” нам просто не приходили в голову. Мы не просто выросли и сформировались в другой системе координат, но ещё и были надёжно изолированы от соприкосновения с противоположной.

Первыми и главными благоприобретателями от нового закона оказались на самом деле теневики и “цеховики”. Они наконец получили возможность легализоваться, зарегистрироваться и заниматься открыто тем, что раньше вынуждены были прятать. В этом как раз большой беды не было, поскольку такие кооперативы что-то производили, компенсируя всеобщий товарный дефицит. Тогда как другие нашли для себя более лёгкую и прибыльную нишу: вместо производства (подчёркиваю, вместо производства) все эти новые предприниматели двинулись в сферу распределения и перераспределения. “Спекулянты” были узаконены в форме предпринимателей и кооператоров. И дефицит, существовавший на потребительском рынке, стал для них жизненной артерией. Прав был Маркс: капитал всегда устремляется туда, где есть больше возможностей его преумножить. И если человек видит, что на перепродаже он может заработать больше, вообще ничего не производя, то, естественно, выбирает именно этот путь».

Проведённое по заданию Государственной