Дороги, которые... - Ольга Войлошникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
МАРИНА
Новая Земля, дорога в горах, 28–40.04.0055
Сок и Марина
Весь следующий день, да что там — всю следующую неделю Сок ждал нападения оскорблённых бурятов. Тревожил его и крупный, невиданный доселе зверь. По всему выходило, что кошка раза в два крупнее тигра. Но никто не пришёл.
Медленно поднимавшаяся гряда горного отрога, через который им нужно было перевалить, делала воздух всё свежее. Горы, наконец, совсем закрыли их с юга, и трава по утрам покрывалась белёсым инеем. Люди достали из рюкзаков куртки и шапки, ибо Сок обещал лично открутить голову любому, кто простынет. На то у него был отдельный повод. Оказалось, что при торопливой перегрузке барахла из больших фургонов кто-то умудрился пролюбить большую походную аптечку. Во всяком случае, ни в маленьком фургоне, трижды прошаренном сверху до низу, ни в поклаже вьючных лошадей аптечки не нашлось. Теперь только в Самаре заново закупаться, а до этого — чтоб все здоровы были, как космонавты!
Исчезли последние кусты, и из растительности остались только травы и цветы, удивляющие своей изящной хрупкостью. При виде этих тонких, трепетных стебельков Соку всё время вспоминались нежные звуки флейты. Жила́ у них в подъезде одна девочка, как же красиво она играла… а он подойти стеснялся, дурак.
Несмотря на календарное лето, в горах уже вовсю царствовала осень, щедро расплёскивая по волнам высокогорных лугов всю палитру огненных красок от жёлтого до густо-багряного.
А ещё его беспокоила Марина.
После того случая у купальни она как будто… потухла. Через неделю он не выдержал и в один из вечеров предложил ей прогуляться и поговорить.
Она шла, немного ссутулившись и обхватив себя руками. Ладони подмышками. Совсем не похожа на жизнерадостную любопытную девчонку, которой она была всё время путешествия. Всё время до этого злосчастного купания…
Они отошли уже довольно далеко от лагеря, а он всё не знал, как начать. Все мысленные заготовки показались вдруг глупыми. Или корявыми.
Закатное солнце освещало осеннее буйство, и мир вокруг казался золотисто-розовым.
Марина опустилась на продолговатый камень, он стоял рядом, мучительно подбирая слова.
Она неожиданно заговорила первая, так, словно продолжая давно уже начатый разговор.
— Понимаете, Сокол, я теперь всё время боюсь. Зверей. Дурных людей. Но самое главное — не в этом, — она помолчала, наклонилась — хотела сорвать цветок, понял он, но передумала, пожалела; подняла вместо этого несколько мелких камешков и начала выкладывать из них узор на коленке. — Я боюсь, что если появится такой вот… Я ведь даже сделать ничего не смогу! — она почти выкрикнула эти слова, словно вложив в них остаток сил, и дальше говорила почти шёпотом: — Даже ударить. Вот стреляю я — и что? Смогу я выстрелить? В живого человека выстрелить — вот так. Раз — и нет его, — Марина смахнула камешки с коленки, — а убила — я. Ну как?..
Сок стиснул кулаки. Был у него знакомый, который не смог…
— Марина, поймите уже, что это — не игра. Не пионерский поход.
— Да я понимаю…
— Дослушайте, пожалуйста! Вы начали знакомство с Новой Землёй с чрезвычайно спокойного, ленивого и беспечного места. Жемчужный — это же тепличка, каких единицы. Я вообще не знаю, есть ли где-то ещё такие легкомысленные поселения. И дальше почти целый месяц — вдумайтесь! целый месяц! — вас никто не пытался убить, захватить в рабство, изнасиловать, купить, в конце концов. Немногие территории могут похвастаться этим. Дальше нам встретятся земли, жители которых убьют вас, не задумываясь. Потому что им понравились ваши кроссовки. Потому что вы солнце загораживаете. Ради развлечения. Это вот — худший вариант, потому что в этом случае смерть может растянуться на много часов, — Марину передёрнуло. Сок смотрел внимательно: — Когда дойдёт до дела — вспомните мои слова. Каждая секунда вашего сомнения может стоить жизни одному из ваших друзей. И вам тоже.
Марина сидела съёжившись, обхватив себя руками.
— Скажите… А женщин часто воруют?
— Да. Во всех Серых Землях это обычная практика. Гаремы. Сексуальное рабство. Просто рабство, в конце концов. Больше того вам скажу, на большинстве относительно спокойных территорий узаконена работорговля. Так что никогда — слышите, никогда! — не отставайте от группы. И никуда — категорически! — не ходите одна.
Тут он заметил, что она начала мелко дрожать. Накрыло. Сок сдёрнул куртку и укутал тонкие девичьи плечики, сел рядом, приобнял и начал тихонько укачивать.
— Чш-ш-ш… Паниковать не надо. Осторожной быть — надо. Помнить об опасности — надо. А паниковать — не-е-ет, это не про нас. Ну, что ж вы, Марина? Доктор — человек сильный и мужественный. Вы же не одна… — руки у неё были как ледышки. Он взял их в свои ладони и начал растирать, приговаривая что-то утешительное, дышать, стараясь вернуть тепло. Постепенно тоненькие пальчики из голубоватых снова стали розовыми, Сок не удержался и поцеловал их по очереди: указательный, средний, безымянный, мизинчик. Маринка перестала дрожать и заревела, прижимаясь к его груди. Он тихонько гладил её по волосам: — Ну, тихо-тихо, на вот…
Сок вытащил из кармана большой клетчатый носовой платок. Спасибо, мама, за вбитую привычку. Маринка завозилась, вытирая слёзы и сморкаясь. Слёзы словно растопили её недельное оцепенение. Потом ей стало неловко. Как всякая порядочная девушка, она считала, что после слёз лицо становится некрасивым, опухшим, глаза красные… Ей хотелось снова прижаться к нему, он был такой уверенный, большой, надёжный и тёплый… От этих мыслей она покраснела и смутилась ещё больше. Тогда он обнял и поцеловал её сам, подхватил, посадил к себе на колени, прижимая крепко-крепко, загораживая её собой от множества страхов…
— Девочка моя, ничего не бойся! Я никому, слышишь, никому не дам тебя обидеть!
Они целовались, пока солнце не опустилось за горизонт почти наполовину и не стало холодать, а потом пошли к лагерю, взявшись за руки.
Марина и Сокол просидели у костра дольше всех, пока Лиззи не спряталась у Палыча, а Рут, выразительно посмотрев на Марину, не застегнула вход в девчачье общежитие. Подошёл Буря, вежливо покашлял и сообщил, что «командирскую палатку поставили вон там». Марина порадовалась, что уже темно, и никто не видит, как она краснеет.
Сок принёс и разложил в палатке коврики и одеяла, а она сидела, как примороженная и думала: сказать ему или нет? Он подошёл, присел сзади и обнял её за плечи:
— Пойдём? — он поцеловал её за ухом, и по телу пробежала горячая волна.
Сказать или нет?
— Ты знаешь, я…
— М?
— Я боюсь…
Он чуть отстранился, глядя на неё сбоку, и понял.
— Не бойся, всё будет хорошо. Это я тебе как врач говорю.
— Что, правда — врач?
— М-гм.
— Прямо всамделишный?
Сок засмеялся:
— Марин, ну что за детский сад?
— Тогда пошли.
И всё правда было хорошо. Даже очень. И почти не больно.
Утром из палатки вылезать категорически не хотелось. Теперь, когда выросшие горы закрывали их и с юга, и с востока, по утрам (часов до одиннадцати) горную дорогу продолжала накрывать холодная тень. Было стыло и неуютно.
Маринка проснулась и поглубже зарылась под одеяло, прижавшись к своему мужчине. Какой же он классный! Большой, сильный и надёжный. Принюхалась. И пахнет вкусно. Почувствовала его взгляд и спросила:
— Сокол, а ты какой врач?
— Хирург-травматолог.
Маринка тихо захихикала.
— Что?
— Хорошо, что не психиатр.
— Я тебя съем, будешь знать!
Их возню прервал звук льющейся в котёл воды, такой чёткий, как будто всё происходило прямо у них в тамбуре. Оба замерли. Марину снова пробило на хи-хи.
— Так, я встаю! — он накинул на уткнувшуюся в подушку девушку одеяло, быстро оделся и уже в тамбуре, шнуруя берцы, строго сказал сам себе: — Расслабляться рано.
23. СНОВА ТЕПЛО
ИЗНАНКА ПАМЯТИ
Новая Земля, Белый Ворон, Мраморная каменоломня, 32.04 (августа).0055
Антон
К прошлому воскресенью заказ не успел, но Антоха вышел из положения, прихватив на свидание большую коробку конфет, принятых весьма благосклонно. И вот теперь Таля неожиданно поставила его в тупик.
Тем, что наотрез отказалась принимать его подарок.
— Нет! Нет! Даже не уговаривай меня! — она краснела и сердилась.
— Да что такого-то? Это же просто серёжки?
Обед был уже скоро, начали собираться, и Антоха вспомнил про припасённую коробочку. Но реакция оказалась… бурная. И на его взгляд — странная.
— Это не просто