Том 7. Книга 1. Автобиографии, надписи и др - Сергей Есенин

271. В. П. Яблонскому (с. 295). — Печатается по автографу (собрание С. Ф. Антонова, хранится у наследников, г. Москва).

Опубликовано: Терновский В., Терновский А. Что сохранили память и перо. — Журн. «В мире книг». М., 1970, № 9, с. 41 (факсимиле надписи).

Датируется 1925 г. по фотографии.

О В. П. Яблонском см. коммент. к № 257.

272. В. П. Яблонскому (с. 296). — Печатается по автографу (собрание С. Ф. Антонова, хранится у наследников, г. Москва).

Опубликовано: Терновский В., Терновский А. Что сохранили память и перо. — Журн. «В мире книг». М., 1970, № 9, с. 41.

Датируется 1925 г. — временем встреч С. Есенина с В. Яблонским.

О В. П. Яблонском см. коммент. к № 257.

Раздел включает литературные декларации, манифесты и другие программные документы имажинизма, в составлении, обсуждении и подписании которых Есенин принимал участие: «Декларация» ‹1919›, «Манифест» (12 сентября 1921 г.), «Восемь пунктов» ‹1924›.

В раздел не включена «Почти декларация», воспроизводившаяся ранее в пятитомных Собраниях сочинений Есенина, так как она помечена «1 июня 1923 года. Москва, Петровка, Богословский 3-46» и напечатана в журн. «Гостиница для путешествующих в прекрасном», М., 1923, № 2 (июнь-июль) во время пребывания поэта за границей (май 1922 — август 1923). Обращение «Имажинисты всех стран, соединяйтесь!» ‹1921› не включено в данный раздел потому, что, являясь документом другого жанра, оно помещено в разделе «Афиши» (см. наст. т., кн. 2).

Впервые литературные декларации вошли в Собр. соч. поэта в 1962 г. (т. 5).

Едва ли какой-либо факт творческой биографии поэта вызывал столько споров, как факт его принадлежности к группе имажинистов: «Когда Есенин оказался в компании имажинистов, многие стали его оплакивать и пророчить гибель таланта» (Розанов, с. 4).

«При всех твоих достоинствах, — обращался к Есенину В. Г. Шершеневич, — всегда указывается на один недостаток — близость с имажинистами. Прямо какое-то бельмо на глазу у всех твой имажинизм.

И талантливый, и гениальный, и необыкновенный, только имажинист! Словом: „хороши наши ребята, только славушка дурна“» (Кому я жму руку, с. 41–42).

Имажинизм как литературное явление пережил несколько этапов: доорганизационный (1913–1918); создания и активной деятельности группы (1919–1922); существования группы при формальном участии Есенина (1922–1924); после роспуска группы Есениным (1924–1927).

В неоконченном письме Иванову-Разумнику в мае 1921 г. Есенин писал: «Дело не в имажинизме, которое притянула к нам З. Венгерова в сборнике «Стрелец» 1915 г., а мы взяли да немного его изменили. Дело в моем осознании, преображении мира посредством этих образов».

В своей вызвавшей в 1915 г. немало откликов статье «Английские футуристы» З. Венгерова, в частности, рассказала о встречах и беседах с основоположником нового направления в английской поэзии — имажизма (возникшего как школа в англоязычной литературе в 1909 г.) — Эзрой Паундом. Венгерова привела слова Паунда, поясняющие суть нового литературного направления: «…в поэзии мы имажисты. Наша задача сосредоточена на образах, составляющих первозданную стихию поэзии, ее пигмент, то, что таит в себе все возможности, все выводы и соотношения…» (Стрелец, сб. первый, Пг., 1915, с. 93). Очевидно, именно эта статья и подтолкнула Шершеневича к мысли назвать себя сначала имажионистом, а затем имажинистом и искать единомышленников.

Впервые термин «имажионизм» употреблен Шершеневичем в книге «Зеленая улица. Статьи и заметки об искусстве» (1916). Однако на предпосылки возникновения нового течения он указал уже в своем «Футуризме без маски» (М., 1913), где говорит о футуризме: «Во что разовьется в будущем это течение, вызывающее сейчас столько брани и похвал, конечно, предугадать трудно. Мне кажется, что в ближайшем будущем предстоит новая перегруппировка ‹разрядка коммент.›, которая выметет пыль, поднявшуюся от поломки старого особняка, и на этом месте воздвигнется новый небоскреб во всей его задуманной стильной чистоте» (с. 101). Вместе с тем, называя себя уже имажионистом, Шершеневич еще не порывает связи с футуризмом. Весьма примечательно в этом плане его признание: «Я по преимуществу имажионист. Т. е. образы прежде всего. А так как теория футуризма наиболее соответствует моим взглядам на образ, то я охотно надеваю, как сандвич, вывеску футуризма…» (Зеленая улица, с. 7). Окончательное отмежевание Шершеневича от футуризма в связи с осознанием самостоятельной концепции имажинизма относится к 1918 г. (см. ‹Шершеневич В.› У края «прелестной бездны». — Альм. «Без муз», 1918, № 1, с. 43. — Подпись: Георгий Гаер).

Уже в «Зеленой улице» Шершеневич делает основной акцент на неожиданности для читателя поэтического образа: «…только новое и оригинальное способно нас взволновать, ошеломить, врезаться в кучу наших мыслей, наших впечатлений, подобно тому, как бешеный мотор врывается в толпу зевак и, умчавшись, оставляет раненого. Этот судорожно корчащийся мертвец и будет тем впечатлением, которое остается в нашем сознании» (Зеленая улица, с. 15). Созданные по такому принципу неожиданные, натуралистически-ошеломляющие, эпатирующие читателя образы станут главными в творчестве имажинистов.

Совсем на другой, органической основе подойдет к разработке теории своего имажинизма Есенин, называвший имажинистами всех художников слова, владевших выразительным, образным языком: и безымянного автора «Слова о полку Игореве», и поэтов Л. А. Мея, А. А. Фета, Ф. И. Тютчева. Есенин рассказывал о своем первом впечатлении от «Слова…»: «Я познакомился с ним очень рано и был совершенно ошеломлен им, ходил, как помешанный. Какая образность! Вот откуда, может быть, начало моего имажинизма» (Розанов, с. 16. Неслучайно Рюрик Ивнев собирался написать специальную работу «С. Есенин и Слово о полку Игореве», о чем было объявлено в коллективном сборнике Есенина, Мариенгофа, Шершеневича 1921 г. «Золотой кипяток». Замысел не осуществился). И. В. Грузинов вспоминал: «Он ‹Есенин› выбирает лучшие, по его мнению, стихи Мея, читает мне. Утверждает, что у Мея чрезвычайно образный язык. Утверждает, что Мей имажинист» (Грузинов И. С. Есенин разговаривает о литературе и искусстве. М., 1927, с. 4).

В конце 1918 г., независимо друг от друга, Есенин, Мариенгоф и Шершеневич пришли к осознанию «теории образных напечатлений». В это время, вспоминает Мариенгоф, «стали бывать ‹…› на Петровке Вадим Шершеневич и Рюрик Ивнев. Завелись толки о новой поэтической школе образа» (Восп.-95, с. 215). «Были мы люди не знакомые друг другу, — продолжает Шершеневич, — и вдруг оказалось, что, кроме любимой нашей поэзии, у нас есть и еще что-то общее, и это общее путем долгих споров вылилось в движение ‹…› под названием имажинизма» (ЕЖЛТ, с. 52). Тот факт, что имажинизм был основан, с одной стороны, им самим, «а с другой — Шершеневичем», Есенин подчеркивает в автобиографии 1924 г. (см. наст. кн., с. 17).

Организационно группа объединилась вокруг своего кооперативного издательства (информация об организованном «на артельных началах» издательстве «Имажинисты» была напечатана в газете «Советская страна», 1919, 10 февр., № 3, с. 8) и литературного кафе «Стойло Пегаса». Эта штаб-квартира имажинистов, находясь в самом центре Москвы, на Тверской, являлась одним из наиболее популярных московских литературно-артистических кафе 20-х годов. Здесь читались стихи, проводились диспуты о поэзии, путях развития современного искусства — театра, кино, живописи, творческие вечера В. Брюсова, С. Есенина, В. Качалова, В. Мейерхольда и др.

В пору увлечения имажинизмом Есенин считал, что именно с ним связаны пути развития поэзии (см. его письмо Р. В. Иванову-Разумнику, май 1921 г.). В. Кириллов приводит в этой связи адресованные ему есенинские слова: «Ты понимаешь, какая великая вещь и-мажи-низм! Слова стерлись, как старые монеты, они потеряли свою первородную поэтическую силу. Создавать новые слова мы не можем. Словотворчество и заумный язык — это чепуха. Но мы нашли способ оживить мертвые слова, заключая их в яркие поэтические образы. Это создали мы, имажинисты. Мы изобретатели нового. Если ты не пойдешь с нами — крышка, деваться некуда» (САЕ, с. 174).

Характер отношения Есенина к имажинизму отражают и некоторые дарственные надписи (см. наст. кн., с. 137, 166, 193). Это, в частности, его автограф на «Треряднице», подаренной И. Н. Бороздину 7 марта 1921 г.: «‹…› Не было бы Есенина, не было бы и имажинизма. Гонители хотят съесть Имажинизм, но разве можно вобрать меня в рот?» Поэт называет себя «вождем имажинизма» и «Имажинистов» (в дарственных надписях: А. В. Луначарскому — на «Треряднице» и И. С. Козлову на книге А. Авраамова «Воплощение: Есенин — Мариенгоф», обе 1921), а группу имажинистов — «примыкающей» к нему (в заявлении А. В. Луначарскому 17 марта 1922 г.).