Преступный викинг - Сандра Хилл

— Сегодня? Ты отвезешь меня туда сегодня?

Он покачал головой, смеясь над ее настырностью.

— Сегодня я должен избавиться от пленников и хорошо бы еще от Убби и воинов.

Избавиться? Он хочет их продать? Рейн хотела спросить, не собирается ли он продать и ее тоже, но побоялась его ответа.

— И куда ты потом? Он пожал плечами.

— Может, на юг.

Рейн хотела было еще раз поговорить с ним о том, что мщение… Но в ноздри ей ударил отвратительный запах.

— О Господи, это еще что?

— Это Пейвмент — улица, которую не скоро забудешь. Узнаешь запах бойни и кожи? Смотри.

Селик показал на дома, на которых на огромных крючьях висели разные животные. Потроха валялись на земле. Кровь ручьями стекала в реку. Трудолюбивые ремесленники костяными ножами обдирали шкуры, после чего покрывали их толстым слоем куриного помета. Другие очищали шкуры, которые были положены одна на другую, от куриного помета и окунали их в перебродивший ягодный сок. Вскоре она увидела и конечный результат этих усилий — кожи, натянутые на деревянные рамы, и сшитые из них ботинки, куртки и пояса.

Дома были одновременно и мастерскими, и жилыми помещениями. На задних дворах сидели женщины, играли дети. Вонь, казалось, им вовсе не мешала. Гуси и куры свободно бродили где хотели, свиньи громко хрюкали в маленьких загончиках. Несколько детей играли на деревянных дудках.

Торговцы, ремесленники и их семьи казались вполне мирным народом. Их вид совершенно не соответствовал представлениям людей из времени Рейн о викингах и саксах мрачного средневековья.

Это было не то, что прежде возникало в ее воображении, она видела сцены из битвы под Бруненбургом или воинственного Селика. Она задумалась, пытаясь найти место для своего викинга-изгоя в этой мирной картине.

— Селик, а что бы ты делал, если бы не был воином?

— Что?

— Я хочу сказать, когда моя мать была здесь, ты ведь еще не… сражался, правда?

Он улыбнулся тому, как она выбирает слова.

— Я уже и тогда был викингом.

— Да-да, знаю. Но ты же не собирался быть им до конца жизни. Ты сам говорил мне, что перестал… до того, как…

— Я был купцом.

— Купцом? Таким же, как эти люди, которые сидят на улице?

— Нет. У меня было пять торговых кораблей. Я несколько раз в год ходил в Хедеби и даже в Миклгаард, продавая и покупая.

Ужасная мысль пришла Рейн в голову, и она испугалась.

О Боже, только не это.

— Чем ты торговал?

Он пожал плечами.

— Да всем подряд. — Он пристально посмотрел, на нее и понял. — Нет, недоверчивая женщина, рабами я не торговал.

Рейн с облегчением вздохнула.

— Так и вижу тебя на палубе корабля, плывущего из одного порта в другой.

— Очень рад, что тебе нравится, — проговорил он с шутовским поклоном. — Но я еще был ремесленником. Я делал…

Он замолчал и покраснел, сообразив, что сказал слишком много.

— Что? Ну же? Почему ты замолчал? Что ты делал?

— Зверей, — робко признался он. — Я вырезал из дерева разных, зверей, но почти никогда ими не торговал. Чаще всего просто отдавал их де… знакомым или друзьям, которым они нравились.

Детям. Он отдавал фигурки детям. Хм-м-м. Еще один ключик.

— Мне бы хотелось взглянуть. У тебя они есть?

Он помрачнел.

— Нет. У меня ничего нет. Я все уничтожил. Не хочу даже вспоминать о том безмятежном времени. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Мои руки слишком запачканы кровью.

Они проехали густонаселенную часть города и оказались в предместье, где дома были больше, добротнее и стояли не так скученно. Убби подъехал к Рейн, а Селик приотстал, чтобы поговорить с Гервом. Рейн видела, что Убби совсем измучен, так как из-за долгой дороги у него обострился артрит.

— Убби, я знаю, что в Пейвменте забивают скот. Ты можешь завтра свозить меня туда? Мне надо поговорить с мясниками.

— О чем? Ты голодная?

Рейн рассмеялась.

— Нет. Я возьму у них надпочечные железы и, наверное, сумею изготовить что-то вроде кортизона. Попробуем сотворить чудо с твоим артритом.

Его лицо мгновенно просветлело, но страх победил, когда Рейн объяснила, что такое надпочечные железы.

— Ты хочешь обложить меня коровьими внутренностями?

— Нет, глупый человек, ты будешь принимать это внутрь.

Он ненадолго задумался, взвешивая все за и против.

— Ты говоришь «внутрь», значит, я буду есть эти чертовы внутренности?

— Да, но…

— Никогда! Хозяйка, я позволял массировать мое тело в самых неподходящих местах. Ты сделала меня посмешищем всего Равеншира, вымазав горячей грязью, и я не протестовал. Но и это еще не все. Я плавал в ледяной воде, чтобы доставить тебе удовольствие, не говоря уж о горячих ваннах, в которые ты заставляла меня залезать. Но я отказываюсь есть коровьи внутренности. Даже для меня есть предел.

Рейн залилась смехом в ответ на длинную тираду Убби.

— Убби, я не предлагаю тебе есть их сырыми, потому что так они тебе не помогут. Хотя… х-м-м… надо подумать. А что, если смешать их… измельчив сначала… Можно сделать таблетки. Не знаю, что получится…

— Ха! Я тебе не свинья. Помнишь, ты сама говорила, что из меня получилась бы хорошая свинья?

— Не свинья, а морская свинка, — с улыбкой поправила его Рейн.

Она похлопала Убби по корявой руке. Он в самом деле отлично сотрудничал с ней в поисках средств, которые могли бы улучшить его здоровье. И кое-что ему очень помогло.

— Селик!

Рейн с Убби обернулись и увидели в дверях большого дома маленькую седовласую женщину с добрым лицом. Дом был отделен от соседних двором с деревянной оградой, но своей архитектурой не отличался от обычных домов, принадлежавших викингам. Разве только его богато украшали искусно вырезанные из дерева наличники и дверная рама. Несколько вооруженных воинов охраняли вход, и Рейн заметила других во дворе.

— Мать! — ласково отозвался Селик, спешиваясь и бросая поводья Герву.

— Мать? — спросила Рейн у Убби. — Вроде бы Селик говорил, что у него нет родителей.

— Это Гайда, мать Астрид. Он для нее как сын.

— Мы так беспокоились. Особенно когда узнали о Великой битве. Почему ты не послал нам весть, что жив и здоров, негодяй? — ругала его женщина, пока не оказалась в его объятиях.

Он по-медвежьи облапил ее и поднял в воздух, а она ласково обхватила его шею своими маленькими ручками.

— Селик, сын мой, — сказала она мягко, слегка отстранившись и ласковыми глазами вглядываясь в его лицо, по-видимому, ища новые шрамы. — Отпусти меня немедленно, здоровенный дурень, и дай я тебя покормлю. От тебя только кожа да кости и остались.

Селик от души рассмеялся и, осторожно поставив ее на ноги, положил правую руку ей на плечо. Она прижалась к его груди.