Реплика - Святослав Яров

окончил кишинёвскую школу № 34. Особого рвения к учёбе никогда не проявлял, зато, с четвёртого по восьмой класс регулярно посещал школьный драмкружок. С ранних лет отличался большой физической силой и крепостью — увлекался вольной борьбой, в шестнадцать стал чемпионом среди юношей на областных соревнованиях. На учёте в милиции не состоял. В 1975-м был призван в армию. Служил в артиллерии. В 1977 году демобилизовался, вернулся домой, через месяц после возвращения похоронил мать. Вот, собственно, и всё! — неожиданно резко закончил Мазуров.

— Как всё? — Слегка даже растерялся Кузин, настроившийся на продолжение.

— Чем богат. — Пожал плечами полковник и в качестве оправдания прибавил: — После похорон отбыл из Кишинёва в неизвестном направлении, и о его дальнейшей судьбе ничего неизвестно.

Жаль, внутренне посетовал Алексей Борисович. Тем более, что всё сказанное не содержало даже намёка на то, является всё-таки «Бес», то бишь Андрей Спыну, клоном Котовского или же нет? Переть в лоб с дальнейшими расспросами было бы по меньшей мере некорректно, ведь обещание своё Мазуров выполнил: личность вроде как установлена! А узнать побольше очень хотелось. Поэтому Алексей Борисович попытался зайти, что называется, с фланга.

— Лихо вы с моей проблемой разобрались и всего-то за неделю! — не поскупился на похвалу Кузин, твёрдо придерживавшийся правила, насчёт доброго слова и кошки.

— У меня было перед вами заведомое преимущество, — снисходительно заметил Мазуров.

— Это какое же?

— Искать иголку в стоге сена намного легче, если держишь в руках нитку, продетую в её ушко, — более чем образно высказался полковник.

— А можно попроще? — попросил непривычный к словесным вычурам Кузин и настойчиво поинтересовался: — Как всё-таки вам удалось его установить?

— Если память мне не изменяет, вы жаждали выяснить, кто такой «Бес», и не более того… — напомнил комитетский полковник и скептически осведомился: — Аппетит приходит в время еды?

Кузин прекрасно понимал, что настаивать бессмысленно — если Мазуров сам того не пожелает, любые потуги выцарапать дополнительные сведения будут бесполезны. Но что-то подсказывало опытному оперативнику, что на этом разговор не окончится. Так и вышло.

— Что ж, возьму на себя смелость, удовлетворить ваше любопытство, — без особого восторга изрёк полковник, а в качестве оправдания своей уступчивости прибавил: — А то чего доброго опять приметесь за самодеятельность, что было бы нежелательно… И, само собой, информация, которой я поделюсь, разглашению вне этих стен не подлежит! — напомнил он.

После утвердительного кивка Кузина — дескать, всё понятно, о чём речь! — Мазуров снова открыл ящик стола, из которого несколькими минутами ранее извлёк фотографию, и достал сероватую картонную папку с тесёмками. В глаза бросилась выполненная типографским способом стандартная надпись: «Дело №…». Остальное, вписанное от руки, так выцвело, что прочтению не поддавалось. Судя по прямоугольному синему оттиску архивного штампа, именно оттуда оно и прибыло. Пока Мазуров возился с чересчур сильно затянутым тесёмочным бантиком, Алексей Борисович успел с грехом пополам разглядеть дату окончания дела «27 сентября 1958 г.». Запись была сделана последней, потому и не успела ещё поблекнуть как всё прочее.

— Ну-с, приступим! — полковник победил наконец неподатливый узел и распахнул папку.

Алексей Борисович не мог не заметить, что дело было расшито. Предусмотрительно, одобрил такой подход Кузин. Сразу видно, что Мазуров к продолжению разговора подготовился заранее — он мог вытаскивать из папки те бумаги, которые считал нужным предъявить своему гостю для ознакомления, те же, которые демонстрировать сотруднику другого ведомства он полагал лишним, мог не показывать и при необходимости просто зачитывать. А полковник между тем, на манер банкомёта за покерным столом, уже выложил на стол перед Кузиным старую, отдающую желтизной справку, так во всяком случае этот документ был озаглавлен.

— Это вам для затравки, — пояснил Мазуров.

В «шапке» бланка значилось: «Управление НКВД по делам военнопленных и интернированных. Кишинёвское лагерное управление № 198». Чуть ниже слева была вклеена небольшая чёрно-белая фотография молодого человека в немецкой военной форме, судя по серебристым погонам, офицера.

Эта, так называемая справка, больше похожая на анкету, была заполнена отнюдь не каллиграфическим почерком и довольно небрежно — многие графы пустовали. Лейтенант медицинской службы Кристиан Мангольд. Родился 21 октября 1919 года в Берлине. Образование: медицинский факультет Берлинского университета Фридриха Вильгельма. Специальность: хирургия. Служба в армии: с 1941 по 1944 год. Занимаемая должность: батальонный врач 326 пехотного полка 198 пехотной дивизии вермахта. Взят в плен 24 августа 1944 года в городе Леова. Награды: памятный знак «Щит за Крым», 1942 год… Вероятно, это что-то вроде карточки военнопленного, предположил Алексей Борисович и возвратил справку Мазурову, ожидая дальнейших пояснений, и тот не замедлил их дать.

— Кристиан Мангольд пять лет находился в советском плену. Осенью 1949-го был репатриирован в Германию. Последние полтора года пребывания на территории Советского союза состоял в близких отношениях с Лидией Спыну, — скупо поведал полковник.

Мало ли кто с кем и в каких отношениях состоял полвека тому назад, тем более, что Андрей Спыну появился на свет в 1957, а никак не в сорок девятом. Так или примерно так рассудил Кузин, которому краткий комментарий Мазурова понимания ни на грамм не прибавил. А тот продолжал:

— До сентября 1945-го Мангольд содержался в лагере под Кишинёвом на общих основаниях. А когда в одном их корпусов кишинёвского Военного госпиталя было сформировано спецотделение для оказания медицинской помощи военнопленным, он, как врач, был переведён туда. Там же познакомился с Лидией…

Алексею Борисовичу доводилось посещать такого рода спецотделения для содержания больных или раненых из числа задержанных или уже арестованных. Понятно, что это не совсем одно и то же, понятно, что времена были другие, но по сути, что тогда, что теперь спецотделение — тюремная больница или, если угодно, тюрьма в больнице. А это — железные двери, решётки на окнах и круглосуточная охрана. Постороннему человеку попасть в туда сложновато… Видимо, вопрос: «Это каким же образом они смогли там познакомиться?» столь явственно обозначился на его лице, что Мазуров поспешил внести ясность:

— С окончанием войны госпиталь таковым быть перестал и превратился в обычную больницу. Многие помещения пустовали. Часть из них была предана Институту медицины, созданному в Кишиневе в октябре 1945-го на основе Ленинградского мединститута. Спыну была студенткой института, а студенты практиковались в том числе и на военнопленных… Знакомство состоялось… — полковник сверился с какой-то бумажкой в деле, — …в январе 1948-го. Вскоре, у них завязались отношения. К тому времени бывший немецкий военврач, примерным поведением и добросовестным отношением к своим обязанностям, уже заслужил определённое доверие. Режим содержания был настолько смягчён, что ему позволялось беспрепятственно передвигаться по всей территории госпиталя и даже иногда выходить в город… Так что