Алена и Аспирин - Марина Дяченко

Аспирин подумал, что лучше бы она была ангелом. Лучше бы все, что она говорит, всегда оказывалось правдой. С другой стороны… если она просто безумный маленький экстрасенс, сбежавший из интерната для детей с пороками развития, если она, случайно или по чьей-то воле, ушла из своей прежней жизни и явилась сюда, к отцу…

К отцу.

Аспирин споткнулся.

– Ты чего? – спросила Алена.

Он крепче сжал ее ладонь.

– Теперь давайте вместе думать, как помочь ребенку.

Аспирин сидел в просторной, отлично обставленной комнате, поразительно не похожей на облезлые кабинеты районной детской поликлиники. Тем не менее контора, если верить Вискасу, имела отношение к медицине.

– Сейчас мы пытаемся разыскать ее мать. Эта женщина не вызывает, если честно, никаких добрых чувств – но мама есть мама, понимаете?

Аспирин кивнул, как китайский болванчик. Его собеседник – мужчина в белом халате поверх серого чиновничьего костюма, – удовлетворенно кивнул в ответ.

– Поиски могут затянуться, родственики девочки за границей… Разумеется, вы отец, чувствуете себя обязанным, дочь, долг и все такое. Но детям с такими… особенностями необходимо круглосуточное наблюдение специалиста.

– У нее нет никаких «особенностей», – угрюмо сказал Аспирин.

Обладатель белого халата проницательно прищурился:

– Правда? Вы в этом уверены?

Аспирин отвел глаза.

– Вот видите, – хозяин кабинета чуть слышно вздохнул. – Это очень непростой ребенок, очень.

– Но она хочет жить у меня!

– Мы стараемся учитывать пожелания детей. Но одиннадцатилетняя девочка с расстройством психики не может сама решать свою судьбу, вы понимаете?

Мужчина замолчал. Под его выжидательным взглядом Аспирин ощутил внезапный приступ тоски.

– И что мне делать? – вырвалось у него.

Хозяин кабинета с удовольствием кивнул:

– Алексей Игоревич…

Аспирину моментально вспомнился босоногий наставник Алены с глазами-сверлами. Тот тоже звал его по имени-отчеству.

– Алексей Игоревич, пожалуйста, вызовите завтра врача из детской поликлиники.

– Врача?

– Да. Чтобы он пришел, скажем, завтра с девяти до двенадцати и осмотрел Алену.

– Она здорова…

– Точно? Два месяца назад она перенесла бронхит, и у нее только что была травма головы! Вот видите, Алексей Игоревич, как вы наплевательски относитесь к здоровью ребенка!

Аспирин не нашелся, что сказать.

В тот вечер выпал первый снег.

Аспирин сидел за компом и заканчивал материал для «Люли-Леди» – бездумно. За годы, отданные гламурной журналистике, внутри него сформировался и заматерел робот-автомат для написания чужих исповедей. Сейчас он сочинял от имени сорокалетней женщины, у коротой молодая соперница увела мужа, но «Брошкина» не опустила руки, а, наоборот, занялась собой: косметолог, тренажерный зал, сауна, солярий… (Аспирин вздохнул и почесал переносицу). Скоро прямо на улице с этой женщиной совершенно неожиданно познакомился мужчина, который оказался главой крупнейшей торговой фирмы. Они полюбили друг друга. Тем временем бывший муж этой женщины заболел, молодая бросила его, и муж вернулися назад с повинной. «Сколько раз я представляла себе, что он приползет назад на пузе, как побитый пес… И вот он приполз, и униженно умолял меня простить его, как он выразился, «ошибку»… А я смотрела на него и не могла удержаться от жалости: ведь этого человека я любила много лет, с ним связана моя молодость, он отец моих…»

Аспирин остановился. Детей надо ввести в сюжет раньше. Как они горько плакали, когда папа ушел из семьи… Не так: младшая дочка плакала, а старший брат ее утешал. А бизнесмена они сначала не приняли, зато потом приняли, как родного, но когда вернулся их собственный отец, больной и униженый, они ответили ему презрением. Нет, старший сын ответил презрением, а сестра разнюнилась. Так?

Аспирин вздохнул, сохранил файл и загнал его в директорию «черновики». Пресноватая получалась история: много слез, мало страсти. Вот если бы кто-то кому-то подсыпал яду в кофе, плеснул кислотой в лицо, довел до самоубийства… Правда, тогда история приобрела бы криминальный оттенок, а в «Люли-Леди» криминал не приветствовался.

А если так? Женщина много лет любила мужчину и как должное принимала то, что он почему-то не торопится вести ее в ЗАГС. А потом оказалось, что у него семья, жена, дети, и бросать их он не собирается. Тогда она, переступив через любовь, дала ему от ворот поворот, но на прощанье прокляла: «так не доставайся же ты никому». И через полчаса после их разговора мужчина погиб на дороге, разбился, и женщина теперь и сама подумывает о самоубийстве…

Получилось в меру драматично, в меру трогательно, с мистикой и без криминала. Аспирин откинулся на спинку кресла и взял себя двумя руками за волосы.

Алена играла. По комнате стелилась, как туман, холодная сумрачная мелодия. Аспирин поднялся, выпил на кухне воды, приоткрыл дверьв гостиную; Алена стояла перед раскрытым пианино, не сводя глаз с разложенных на пюпитре нот.

Мельком взглянула на Аспирина. Он пристроился на стуле в углу.

– Чего тебе? – спросила Алена, опустив смычок.

На ней были спортивные штаны – и все та же футболка с двумя драконами, застиранными до полупрозрачности. Вместо повязки – нашлепка пластыря на макушке. Растрепанные светлые волосы, которкий «хвостик», схваченный резинкой.

– Слушай, – начал он неуверенно. – Сыграй мне… эту самую песню. Хоть кусочек. Только на обыкновенный струнах, пожалуйста, на простых!

Он заискивающе улыбнулся. Алена, подумав, взяла канифоль из раскрытого футляра. Запахло древесной смолой. Полетела белая пыль. Алена водила канифолью по волосу смычка, и процесс доставлял ей явное удовольствие.

Аспирин пересел на диван. Алена встала посреди комнаты, властным жестом подняла скрипку. Вскинула смычок. Прикрыла глаза.

Аспирин положил руки на колени, готовясь слушать.

– Я с середины, – нервно сказала Алена.

– Давай.

Она заиграла.

Поначалу Аспирин просто сидел, вслушиваясь, пытаясь понять, какое действие оказывает на него мелодия. Алена выводила на память сложнейшие пассажи, технически недоступные девчонке ее лет и опыта, иногда сбивалась и фальшивила, но проживала каждую ноту так темпераментно и вместе с тем естественно, что Аспирин замер на своем диване, боясь спугнуть.

В какой-то момент он ощутил себя витающим вокруг люстры – и глядящим сверху вниз на девочку со скрипкой и на самого себя. Он поверил, что именно таким должно быть действие мелодии – на мгновение.

– Погоди… это же Моцарт!

Она опустила скрипку. Ухмыльнулась, не скрывая удовольствия: