На руинах - Галина Тер-Микаэлян

«Своих детей переводите! А что не читает, так это потому, что учить надо нормально, смотрите, как она пишет!».

Действительно, любимым занятием Таи в школе было перерисовывать из ученической прописи буквы – прочесть написанное она не могла, но получалось у нее очень красиво и аккуратно. В конце концов, учителя устали спорить, Таю оставили в покое, и до седьмого класса она в школе тем и занималась – переписывала тексты и перерисовывала картинки. За это ей ставили тройки по всем предметам, переводя из класса в класс. Возможно, переписывание чем-то и помогло – к концу седьмого класса девочка с грехом пополам научилась читать и кое-как складывать однозначные числа. Самое странное при этом, что, расплачиваясь в магазине, Тая всегда знала до копейки, сколько сдачи ей должны дать. Если ее пытались надуть, она ничего не говорила, не спорила, но и не уходила – стояла рядом с кассой до тех пор, пока у кассирши не сдавали нервы.

«Чего стоишь? Дай, пересчитаю, сколько тебе сдала, – она пересчитывала, добавляла недоданное, кидала девочке деньги: – На, все тут правильно! Бери и не мозоль мне больше глаза».

После седьмого класса, когда Тае минуло пятнадцать, мать забрала ее из школы и попыталась определить в ПТУ от своего завода, но там только руками замахали – разве такую выучишь на машине работать! Покалечится или других покалечит.

Спустя месяц после этого случилось несчастье – отец Таи, ремонтируя на заводе станок, забыл отключить высокое напряжение. Его убило на месте, но компенсацию семье завод выплачивать отказался – экспертиза обнаружила в крови погибшего алкоголь. Чтобы похоронить мужа и устроить поминки «не хуже, чем у людей», матери пришлось залезть в долги. Вскоре она начала прихварывать, и одна из подруг посоветовала:

«Тайку пристроить надо, чтоб работала, а не бездельничала, а то одной тебе не выкрутиться».

«Да куда пристроишь? В пятнадцать лет на работу не примут, учиться ее, бестолковую, тоже никуда не берут. Да она и не бездельничает – я с работы прихожу, а дома все чисто, обед готов, белье постирано».

«Я и говорю: сходит, уберет у кого-нибудь – вот тебе и деньги. Сейчас некоторые, если уборку делать, с фирмы «Заря» девочек приглашает, но многие есть, кто боится их в дом пускать – мало ли, они там все лимитчицы. А Тайку твою в нашем районе знают – девочка хорошая, чужого не возьмет».

Так Тая стала убирать чужие квартиры. Среди ее постоянных клиентов были научные сотрудники Потаповы – родители того самого Димки Потапова, который в первом классе отбирал у нее ластики и карандаши. За последний год он вытянулся, возмужал и при встрече с Таей его веселый взгляд смотрел прямо сквозь нее – будто она была абсолютно прозрачной пустотой.

В начале сентября Потаповы-старшие уехали на Черное море. Без них Тая приходила три раза в неделю – прибрать, постирать и приготовить обед для Димы и его старшего брата-студента. Она старалась прийти и закончить все дела с утра пораньше, пока ребята были на занятиях – Потапова оставила ей свои ключи. Но однажды Дима пришел из школы очень рано – как раз тогда, когда Тая, стоя на табуретке, протирала люстру. Он швырнул сумку, постоял на пороге комнаты, а потом, воровато оглянувшись, приблизился к занятой своей работой девочке и сунул руку ей между ног.

От неожиданности она вскрикнула.

«Тихо, не ори!».

Дима стащил ее с табуретки, бросил на диван и задрал полу старенького халатика. Перепуганная Тая не сопротивлялась – закричала только тогда, когда почувствовала жгучую боль между ног.

«Больно, не надо!».

Дима зажал ей рот. Наконец он поднялся и, удовлетворенно глядя на плачущую девочку, начал было застегивать брюки, но поморщился, заметив на них пятнышко крови.

«Кончай реветь, идиотка, – сказал он, – ничего с тобой не случилось, сейчас все пройдет. Иди, вымойся в ванной и никому ничего не рассказывай – даже матери. Ясно? А брюки мои прямо сейчас застирай, чтобы пятна не осталось».

Тая кивнула и, стараясь сдерживать слезы, послушно поплелась в ванную.

Постепенно она забывала о случившемся. Возможно, совсем забыла бы, но спустя две недели Дима, вернувшись из школы с приятелем, суровым голосом позвал Таю к себе в комнату:

«Тая, протри у меня пыль – смотри, сколько на шкафу».

Она робко вошла с тряпкой и вся напряглась, каким-то шестым чувством почуяв недоброе. Дима вдруг оказался за ее спиной и, стиснув сзади локти, подтолкнул к приятелю.

«Давай, я ее подержу, а ты раздевай. Да не бойся, она никому ничего не скажет – она же идиотка, ни черта ни понимает».

Тая взвизгнула – так неожиданно и пронзительно, что он на миг ослабил хватку. Вывернувшись из его рук, она выбежала из комнаты и заперлась в ванной. Дима стучал, ругался, уговаривал, грозил выломать дверь – Тая не отвечала. Она вышла лишь тогда, когда вернулся из института брат-студент. Зашла к нему в комнату и, потупившись, сказала:

«Я у вас не буду работать, вы извините».

Мать, узнав, рассердилась.

«Идиотка, ты что фокусничаешь? Потаповы семьдесят пять рублей в месяц платят!»

Однако заставить дочь вернуться в тот дом она так и смогла. Не объясняя причины своего отказа, Тая смотрела в пол и упрямо мотала головой.

«Не пойду к ним».

Вскоре мать совсем расхворалась. Врачи поставили диагноз «рак», и через полтора года ее не стало. Друзья позаботились о Тае – устроили на завод уборщицей. Когда ей исполнилось восемнадцать, она неожиданно расцвела и похорошела. Вскоре у нее появился и кавалер – добродушный фрезеровщик Саша Кузьмин во всеуслышание заявил:

«А что, я, может, на ней и женюсь. От жены, я считаю, особого ума и не надо – была бы честная, да хозяйственная, мне не нужна какая-нибудь сучка вертлявая. И чтоб не очень много болтала. Вон все наши бабы заводские – целые дни собачатся. А Тайка тихая, никогда слова плохого никому не скажет».

Тае он не нравился, она вся сжималась при его прикосновении, но подруги матери в один голос твердили:

«Повезло тебе! Саша хороший парень, непьющий, порядочный. Ты судьбу должна благодарить – за него любая побежит, а он, видишь, тебя выбрал».

Сбитая с толку, Тая не посмела возразить, когда в один прекрасный день Кузьмин объявил:

«Завтра идем в ЗАГС, готовь паспорт».

Подруги матери захлопотали, засуетились, заспорили. Спорили обо всем – где отметить событие, что подарить молодым, какой цвет больше подойдет для свадебного платья, где купить кольца. В конце концов, решили, что лучше будет накрыть столы в большой заводской столовой, купить в подарок стиральную машину от профсоюза и чайный сервиз от друзей. Что касается платья, то все единодушно сошлись на бледно-голубом цвете, а насчет колец Кузьмин обещал подсуетиться сам – приятель из Бурятии, где золото было намного дешевле, обещал привезти ему несколько образцов на выбор.

За неделю до назначенного дня бракосочетания счастливый жених поздно вечером ввалился к Тае и достал коробочку, в которой лежали несколько массивных золотых колец:

«Выбирай, Таюха».

Она только что вышла из ванной и, стыдясь обмотанного вокруг головы полотенца, застенчиво смотрела в пол.

«Не знаю я».

«Чего не знаешь – выбирай. Какое выберешь, с тем и будешь жить».

Он сам примерил ей несколько колец, остановил выбор на одном. Полюбовался – широкий ободок делал руку Таи тоньше и изящней. От его движений полы банного халата девушки слегка распахнулись, мелькнула молочно-белая кожа выше колен. Лицо ее вспыхнуло:

«Ой!».

Она поспешно прикрылась, но его горячая рука легла на ее круглое бедро, и взгляд стал тяжелым, а голос внезапно охрип.

«Ты… это… не бойся. Мы же все равно скоро поженимся».

Легко подняв Таю на руки, Саша понес ее на кровать. Охваченная ужасом девушка пыталась вырваться, из груди у нее вырвался отчаянный крик:

«Нет! Не трогай! Не хочу с тобой!».

Почувствовав себя оскорбленным, он отступил.

«Что ты кричишь?»

Она всхлипнула.

«Боюсь».

«Я что – насильник? Я тебя в жены беру, у тебя на руке кольцо. Не нравлюсь – уйду к чертовой матери. Так да или нет?».

Тая растерялась – что скажут подруги матери, если он уйдет? Она поникла и покорно прошептала:

«Да».

Когда Кузьмин ее выпустил, лицо его было искажено гневом.

«Так вот, почему ты так ерепенилась – было, что скрывать. Или ты меня дураком решила выставить? Идиотка несчастная».

Он шагнул было к двери, но потом вспомнил – вернулся, сорвал с ее пальца кольцо и вышел, не сказав более ни слова. На следующий день весь завод был потрясен новостью: свадьбы не будет. Тая не очень поняла, что привело ее суженого в такую ярость, но почувствовала сильнейшее облегчение.

Сам Кузьмин не собирался скрывать причину – скоро об этом знал весь завод. О Тае пошли сплетни. Парни, встречая ее в цеху и коридорах, отпускали двусмысленные шуточки, иногда обманом пытались завести в темный угол и потискать. Она с криком убегала и вскоре стала бояться мужчин, как огня. В конце концов, подруга матери посоветовала ей уволиться и устроила уборщицей на склад к своему родственнику Вадиму Сергеевичу. Тот был человек серьезный, семейный и, в общем-то, неплохой, хотя и грубоватый. Таю постоянно бранил, но не приставал и грузчикам не позволял ее лапать. И вот уже десятый год, как она на этом складе, хотя в снежное время бывает нелегко, потому что приходится работать и за дворника, и за уборщицу…