Верность джиннии - Шахразада

— Что это?..

— Это ожившая легенда, мой шейх. Это Огонь жизни, некогда великим Прометеем украденный у всесильных эллинских богов…

— Это же просто сказка… Давняя легенда. Миф, которому не может быть места в нашем холодном мире.

Потрясенный, ошеломленный, Мехмет пытался осмотреться, но пляшущий огонь властно притягивал его взор.

— Но кто его нашел? Когда?

— Это долгая история. Лучше, если ты выслушаешь меня сидя.

По обе стороны от чаши высились гранитные плиты, образуя природные скамьи. К удивлению Мехмета, камни были ощутимо теплыми — должно быть, Огонь жизни дарил им крохи своего тепла.

— Мой шейх, — голос Марджаны звенел, — эту тайну некогда подарили роду человеческому боги. И боги же открыли избранным путь к этому месту. Среди тех, кто некогда проложил человеку дорогу в глубины этих пещер, был ифрит Меймаз…

— Ифрит…

Невольно голос Мехмета выдал разочарование. Настоящему чуду поклонялись умалишенные…

— Удержись от скоропалительных выводов, достойнейший. Да, ифрит. Сын огненного народа, первый из них, кто увидел в людях не глупую игрушку, а равных себе, пусть и смертных. Ифрит, который отказался от своего народа, дабы даровать человечеству огонь самой жизни.

— Это же сказки, девочка. Сказки для детей…

— Нет, мой шейх, это правда. Ибо ничто лучше сказок не защитит тайну от посягательства недостойных. Этот живой огонь перед тобой. И перед тобой одна из дочерей огненного народа, которая, подобно почившему в битвах Меймазу, посвятила свою жизнь роду человеческому.

О да, этого Мехмет ожидал меньше всего. Должно быть, он толком и не понял слов Марджаны. И тогда девушка почувствовала, что словами убедить его не сможет.

«Ну что ж, мой повелитель… Пришел твой черед покориться моей силе…»

Девушка молча шагнула вперед. И пошла по воздуху так, как перед этим шла по каменным ступеням — легко и уверенно.

Сказать, что Мехмет прирос к месту — значит не сказать ничего. Теперь он не сводил с Марджаны глаз, даже пляшущее пламя Огня жизни его не могло отвлечь.

Марджана дошла до стены, отломила кусочек сталактита и вернулась обратно. Девушка видела, как отражаются в водах подземного озерца она и камешек в ее руке.

— Теперь ты веришь мне, мой шейх?

Мехмет едва слышал ее голос. Но девушке наскучили глупые чудеса (да и сил, следует признаться, они отнимали немало — ведь за отказ от своего племени Марджана заплатила и отказом почти от всех умений, которыми была наделена любая джинния). Опустившись на теплый камень рядом с Мехметом, она продолжила свой рассказ:

— Ифрит Меймаз нашел среди людей тех, кто поверил ему, поверил в его возвышенные цели. Так и появился орден «шеду» — стражей, которые избрали себе возвышенные цели: защищать добро и уничтожать зло. Так они стали тайным обществом защитников.

По спине Мехмета прошел озноб. Картина, нарисованная Марджаной, поразила его настолько, что он долго молчал, прежде чем ответить:

— Если в твоей истории есть хоть малая доля истины, все это происходило тысячу лет назад. Неужели все это время Огонь жизни был здесь?

— Это было не тысячу, а тысячи лет назад. И все это время, мой друг, Огонь был здесь, под ногами у ничего не подозревающих людей, — кивнула Марджана.

— А «стражи»? А «Черная Стража»?

— История ордена стерлась из памяти людей столетия назад. Лишь немногим дано было хранить ее. Сейчас хранит традиции «шеду» мэтр Гуайомэр, выходец из туманного Альбиона.

Однако Мехмета, похоже, волновала не история «стражей», а то, что она, его любимая, «его ангел-хранитель», оказалась вовсе не человеком.

— Но ты, Марджана, — Мехмет не решился положить руку девушке на плечо, — ты же… ифрит, верно?

Девушка рассмеялась:

— Нет, мой шейх, я джинния. Отец мой, всесильный царь джиннов Димирьят, сурово наказал меня за то, что я избрала путь служения «шеду» — он лишил меня почти всех колдовских сил. Да, я могу ходить по воздуху, но недолго и недалеко. Да, я могу слышать других на расстоянии. Но не тогда, когда мне противостоят колдовские чары. Могу, но…

В голосе девушки звучала боль. Однако слова ее, похоже, были настоящим бальзамом для разума Мехмета.

— И я, мой друг, не бессмертна, увы. Хотя могу врачевать страждущих, ты видел это и сам.

На лице Мехмета расцветала робкая улыбка. И Марджана поняла, что он принял мир таким, каким раньше и представить себе не мог.

— То, что ты колдунья, я знал всегда, — проговорил шейх с ощутимым облегчением. — И, значит, вы, «стражи», ворожите во имя справедливости?

Марджана рассмеялась:

— Мы не ворожим, глупец. Да и сил таких у нас нет. Обычные люди, которые твердо знают, что могут помочь там, где правит тирания…

— Отчего же вы тогда не уничтожите войны? — с горечью в голосе спросил Мехмет.

— Оттого, что мы просто люди, мой шейх. И потому можем лишь уменьшить зло, творимое тиранами и деспотами, восстановить справедливость там, где ее попирают особенно жестоко. То, что в силах человеческих, пусть и ведомых высшими соображениями.

— Но почему вы так рьяно храните эту тайну?

— Думаю, нам бы все равно никто не поверил. Тайна нужна и для того, чтобы действовать быстро, ведь нас немного, а цели более чем велики. Вот поэтому мы стараемся не обнаружить себя.

Некоторое время Мехмет молчал. Марджане показалось, что он пытается для себя выстроить некую понятную ему линию. Вот лицо шейха посветлело — решение было найдено.

— И теперь орденом управляет мэтр Гуайомэр?

— Да. Главенство над «стражами» передавалось из поколения в поколение, как и наша тайна. Наш мэтр Гуайомэр — глава нынешнего ордена. Решает, какие задания следует выполнить и кого из «шеду» послать.

— Но как он узнает, какое задание стоит выполнить?

— Иногда приходят просьбы о помощи от правителей разных стран, иногда — от простых людей. Мэтр Гуайомэр определяет, насколько велика степень риска.

Впервые с момента появления в пещере Мехмет невольно улыбнулся.

— Твои друзья не показались мне людьми, которые боятся рисковать. Недаром сначала я подумал, что вы настоящие мятежники или искатели легкой наживы.

— Да, мы не боимся опасности, это правда. И разумеется, ценим отвагу. Не всегда придерживаемся правил. Но мы хотим иметь хотя бы небольшой шанс на успех. Все «стражи» клянутся оберегать невинных и защищать правое дело, и ни у кого из нас нет желания стать мучениками. Глупо было бы вставать на защиту любого дела, каким бы оно ни было справедливым или достойным, если все закончится нашей гибелью. Тогда орден уже давно перестал бы существовать…