Утро новой эры - Александр Доронин

В ответ на удивленный взгляд Данилова он снизошел до объяснения:

— А ты как хотел? Денег у нас нет, а бартер запрещен. Коммунизм, мать его за ногу. Пока с едой негусто, нельзя создавать прецендент. Когда поднимемся — можно и частную инициативу поддержать. Я, вон, до войны магазином владел. Маленьким, правда.

— Да не начинай ты опять про свой ларек, — прервал его Антон. — Нам идти пора.

— Э, нет, — спохватился охранник. — Этого гаврика еще проверить надо. Да и вас тоже. Забыл, что ли, правила?

Он достал из ящика стола небольшой дозиметр-радиометр, явно не бытовой, и провел им, как металлодетектором, вдоль Сашиной груди.

— Ты гляди… — он встретился взглядом со старшим патруля. — Фонит как четвертый энергоблок ЧАЭС. Не знаю, где он такую пыль нашел, — он обернулся к Саше и указал на обитую клеенкой дверь. — Ступай на санобработку.

Краснолицый достал из шкафчика в углу пакет с аккуратно сложенной одеждой и сунул Саше в руки.

— Потом наденешь. Свои тряпки кинешь в ящик, и ботинки тоже. Мойся тщательнее, башку обязательно. Да что я тебя учу, ты же не бомж.

Выходя из караульного помещения, Данилов увидел, что патрульные тоже подверглись проверке дозиметром. Охранник хмыкал и делал какие-то пометки в обычной тетради. Но те, похоже, проверку прошли благополучно.

За дверью оказалось неказистое подобие душевой на три персоны. Деревянная лавка, гвозди в стене вместо вешалки. В углу — железный ящик с крышкой. Данилов разделся и покидал туда штормовку, свитер с высоким воротом, штаны, ботинки, чувствуя, словно расстается с частью себя.

Зябко переступая по холодному кафелю, он открыл единственный кран, с тревогой глядя на шланг. Саша был готов к ледяному душу и сделал глубокий вдох. Как выяснилось, напрасно: вода была теплой, градусов тридцать. Еще один штрих к местной жизни: здесь была котельная.

В пакете оказался спортивный костюм с лампасами и поношенные кеды.

Когда он вышел из душевой, охранник повторил свой тест, и на этот раз результат его удовлетворил.

— Не фонтан, конечно, но пойдет. А какой там у тебя внутри фарш, это пусть Маша выясняет, — он обернулся к чернявому патрульному: — Ладно, топайте.

Из здания КПП они вышли в город. По ту сторону стены была обычная улица частного сектора. Даже весенняя грязь не портила вида. Остатки снега и наледи были убраны, ручьи бежали по специально выкопанным канавам, тротуары были чистыми.

Первый же дом, аккуратный, крытый черепицей, имел стекла и даже шторы на окнах. Впечатление портили только железный забор и решетки.

В рюкзаке у него был аккуратно свернутый пиджак и брюки, но когда Александр попросил разрешения одеться поприличнее, ему отказали: у тех, кто его ожидал, не было лишнего времени.

В прихожей дома, который раньше был то ли клубом, то ли детским садиком, висело зеркало, и, проходя мимо, Данилов увидел свое отражение. Получив вместо своей штормовки поношенный спортивный костюм на пару размеров больше, он теперь снова напоминал «ботаника». Потрепанного жизнью интеллигента, собирающего бутылки по помойкам. Единственное, что не вязалось с таким образом — глаза. Они смотрели спокойно и уверенно.

«Надолго ли хватит гордости, если начнут ломать пальцы или окунать с головой в воду?» — подумал он.

В комнате, где до сих пор висели на стенах грамоты «Отличник образования», его ждали за большим столом двое мужчин — тоже в стерильных масках. Один — высокий, блондинистый, лет тридцати, второй — чуть одутловатый коренастый мужик, средних лет, с намечавшейся лысиной. Первый был в хорошей кожаной куртке и цивильных брюках, второй в сером городском камуфляже с такой же красной повязкой на рукаве, как у дежурного с пропускного пункта.

Первым заговорил «камуфляжный», цедя слова сквозь зубы:

— Рассказывай. Что, как и где.

Тон заставил Сашу заподозрить в нем работника органов. Наверное, бывший следователь… думает, что у допрашиваемого сразу начнет заплетаться язык. Но Данилов был готов; он еще по дороге сюда догадался, как его примут. Наивно было надеяться на хлеб-соль.

Можно было бы изобразить дурачка, но так легко перегнуть палку. Вместо этого Александр решил сразу предупредить лишние вопросы.

— Товарищи, я не шпион, могу доказать.

— Ты гляди, умный, — осклабился тот, кого Саша посчитал кадровым милиционером. — И как?

— Надо быть долбанным придурком, чтоб приплыть на лодке. Я чуть не утонул. Если б я хотел внедриться, пришел бы по главной дороге, и с другой историей. Еще я бы просился внутрь, а так ваши орлы меня приволокли силком.

— Брешешь, — фыркнул мент. — Может, тебе руку сломать?

— Да пусть расскажет, — возразил блондин. — Например, как нас нашел, если жил в своем Кузбассе.

Хороший полицейский, плохой полицейский. Все лучше, чем плохой и очень плохой. Может, соврать, что не знал ни про какой Подгорный и сошел на берег набрать воды в ручье? Нет, лучше следовать истине даже в мелочах, так будет меньше шансов запутаться.

— Я поймал передачу, — ответил Саша.

— Какую еще, блин, передачу? — уставился на него опер.

— По радио, с неделю назад. Теперь не пойму, зачем было кричать о себе, если никого не ждете.

— А мы и не кричали, — светловолосый, похоже, понял, о чем речь. — Передача была всего одна. Можешь считать, что в рубашке родился.

— Погоди, Володь, не обнадеживай его раньше времени, — ухмыльнулся опер. — Все зависит от того, что мы решим. Может, еще пожалеет, что услышал. Ладно, давай поколем его маленько.

И они начали задавать вопросы, а Александр отвечал — где-то сразу, где-то несколько секунд подумав. Он и не думал запираться. Вначале слова давались ему нелегко: он отвык от общения с людьми, так как в эти месяцы чаще разговаривал с самим собой. Голос у него был то слишком тихий, то слишком громкий; сбивался то темп, то интонация. Но по ходу беседы Данилов настраивал его, как давно не используемый инструмент, и наконец заговорил хорошо поставленным голосом того, чьей профессией было именно говорить.

Он очень надеялся, что убедит их.

А им было наплевать на его прежнюю жизнь и на то, что было с ним в первые месяцы после катастрофы; об этом спрашивали только для проформы. Их интересовали две вещи — что привело его в город и есть ли у него друзья снаружи. Они очень хотели поймать его на нестыковках, особенно тот, залысины которого казались Данилову вмятинами от фуражки.

Наконец, вопросы закончились, и на минуту в комнате повисла тишина.

Данилов понял, почему они смотрят на него с сомнением. У них в голове не укладывалось, что пришелец, по виду явно не супермен, выжил в одиночку. Новый мир к таким не благоволил. О благе одиночества можно говорить, когда есть закон, порядок и центральное отопление, а в супермаркеты регулярно подвозят продукты.

— Складно болтаешь, — первым заговорил светловолосый. — Кем раньше был?

— Учителем.

— Чего?

— Английского.

— Жаль, нам больше бы пригодился математик. Сам понимаешь, вряд ли амеров или бритишей увидим. Разве что через прицел.

— Почему сразу амеров? — возразил Данилов. — Мы на протяжении жизни вполне можем встретить китайцев. Или индусов Или арабов. Не факт, что у них будет русский толмач, а китаист или арабист у вас вряд ли имеется. И что, жестами будем изъясняться? А английский — он и в Бангладеш английский.

— Далеко смотришь, профессор. Ладно, подумаем, как быть с тобой, а пока посиди, отдохни. Если решение будет не в твою пользу, поплывешь дальше. Пока ты ничего секретного не видел.

Александр кивнул.

— Только ружье хоть одно отдайте, — сказал он.

— Пневматику, — бросил через плечо тот, кого звали Владимиром. — И перочинный ножик твой.

Когда его выводили из комнаты, Александр понял, что выдержал еще один экзамен. Он ничего не попросил. Наверняка люди обычно умоляли принять их, и особенно усердствовать должен был лазутчик. А он изо всех сил старался держаться так, будто это они должны упрашивать его остаться.

Выйдя из карантинного блока, мужчины остановились на крыльце.

Петр Масленников, зам градоначальника по внутренним делам и командир дружины, достал из кармана пачку «Chestefield». Владимир Богданов, первый зам, занимавшийся широким кругом оргвопросов, был за здоровый образ жизни, поэтому не курил.

— Ты что, серьезно поверил ему? — спросил Петр товарища, щелкая зажигалкой.

— Конечно. Вы там все головой ушиблись со своими шпионами. Человек небесполезный. Не экстра-класс, но голова на месте. Обычно снаружи все приходят невменяемые, а этот шпрехает, как депутат. Специальность не ахти какая, но пусть живет.

— Добрый ты. Я вот за то, чтобы выкинуть его. А лучше расстрелять.

— Хочешь сказать, я людей не знаю?