Командировка в ад (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович

Они утвердили план. Когда стемнело, четыре тени, темные на темном, покинули конюшню на окраине Нова Сава и взяли курс на Белград, намереваясь большую часть пути до пригородов преодолеть по воздуху.

[1] Из кинофильма «Крестный отец».

Глава 14

14.

Четверо небритых мужчин, из них двое крупных и еще один очень крупный, одетые в гражданскую, но подозрительно одинаковую черную одежду, смотрелись готовыми натурщиками для плаката «разыскиваются», если не конкретно в качестве группы варягов из Високи Планины, то для любого другого из серии «Ахтунг! Партизанен!»

Отдавая себе отчет, что и в единственном числе он достаточно бросается в глаза, Душан для второго вояжа в Белград решил сменить внешность. Около городка, где нашелся брошенный хозяевами сеновал, и километрах в двенадцати от столицы, обнаружились цыганские трущобы. Серб отбросил брезгливость, для людей его профессии она — непозволительная роскошь, и приобрел выношенную желтую куртку в подозрительных пятнах, столь же страшную шубару (овечью шапку), в сербских селах такие носят даже летом, и опанаки подходящего размера. Наряд завершили большая холщовая сумка с наплечным ремнем, в нее он сложил летную куртку, шайкачу и ботинки с берцами, а также очки со слабыми диоптриями, одно стеклышко треснутое, дужка перемотана изолентой. За все богатство отжалел шесть экю, баснословно дорого, потому что романы собрали его по помойкам. Или сперли.

У продавца, блеснувшего золотым зубом, поинтересовался: есть ли здесь цирюльник. Таковой действительно нашелся, прямо среди табора. Принимал в телеге с тентованным верхом и полиэтиленовыми окошками в брезенте. Он единственный из местных обитателей выглядел благообразно. Его бы переместить в нормальную парикмахерскую, и не скажешь, что происходит из бродяжьего народа. А еще лучше — отправить в театр, где ставят спектакли о прошлом, потому что инструмент цирюльник имел исключительно ручной и архаичный: опасные бритвы, ножницы, механические машинки для стрижки волос. Собственно, чему удивляться: попробуй найди в телеге розетку для электрического инструмента!

Назвавший себя Мираном, а цыгане часто носят имена народа, среди которого живут, цирюльник был словоохотлив. Сказал, что при немцах тяжко стало. Добрая треть городка съехала, соответственно, упали доходы.

Кто бы сомневался? Нет сомнений, что его предприимчивые соотечественники профессионально обшмонали брошенное жилье. Вот только продавать найденное некому, погадать — тоже. Война, кризис…

— Скажи, Миран, могу я купить у кого-то велосипед? — поинтересовался Душан.

— Конечно! — обрадовался цыган. — У меня! Самый лучший. Быстрый как породистый жеребец.

— Мне не надо лучший. Надо — дешевый.

— Так за пять экю отдам…

Пять экю ушли и за велосипед, и за стрижку. Череп серба оголился почти налысо, усы и щетину на бороде Душан велел не трогать.

«Быстрый» и «самый лучший» оказался ветераном с дамской низкой рамой и единственной скоростью. Аккомпанируя себе ворчанием, Миран накачал полуспущенные колеса до нормы и даже подтянул цепь.

Осмотрев себя в обшарпанное зеркало, прислоненное к телеге-парикмахерской, серб заключил, что меньше всего теперь напоминает боевого волхва. Скорее — крестьянина, подавшегося на заработки в город. Шубара сделала его лет на десять старше, треснувшие очки придали вид безобидного ботаника. А что рост высокий, так народ здесь живет не мелкий.

Утешив себя, что перекрасился насколько возможно, Душан нажал на педали. Двигался легко. На подъемах подключал дар волхва, забираясь на пригорки без видимых усилий, и докатился до Белграда менее чем за полчаса. Там уверенность в малозаметности улетучилась: его остановил первый же патруль.

Их было трое. Германский армейский ефрейтор постоянно держал руку на кобуре и свирепо зыркал. Общение с задержанными легло на полицаев в сербской форме. Те, что интересно, были вооружены лишь охотничьими двустволками. Наверно, и заряжены утиной дробью… Не самые доверенные прислужники оккупантов.

— Ты из… из этого городка? — спросил полицейский, разглядывая аусвайс Душана с его фотографией, но иными именем и фамилией.

— Да, господине! — он уловил, что название «Високи Планины» не произнесено вслух.

— Здесь что делаешь?

— Так в феврале приехал на заработки. Назад никак…

Полицейский заметил, что ефрейтор переключил внимание на других горожан, к которым прицепился его коллега с дробовиком. Голос снизил до шепота.

— Забирай, брате, аусвайс. Никому не показывай! Эти ищут каких-то пятерых оттуда, говорят — мост взорвали. Двигай брэ!

Немец обернулся и хмуро бросил:

— Вас?

— Алес гут! — заверил полицай и глазами показал: ну же, проваливай!

Отъехав от них с километр, Душан расстался с женским велосипедом, бросив его прямо в подворотне, и сел на автобус, полагая, что так несколько меньше шансов нарваться на очередной патруль, возможно — менее либеральный. Все равно, поездки по Белграду опасны. Хорошо хоть, ехал в относительном комфорте: никто не сел рядом, потому что от цыганской одежды пахло.

Ни один из имевшихся у Душана адресов не сработал — нужных ему людей там не оказалось, пришлось идти по неприятному, но проторенному маршруту к старому знакомому, от него — к хорватскому уголовнику.

Его нашли в гараже, куда Ивич вечером загнал свой драндулет. Увидев Малковича, хорват узнал его только через секунду и потянулся за ножом. Но Душан первым успел кинуться в атаку. Пока — словесную.

— Ты подставил нас, ярац драный! В западню хотел завести⁈

Общий знакомый поспешно ретировался. Серб с хорватом ругались еще несколько минут, но, что нечасто бывает, замяли конфликт без крови.

— Что ты хочешь? — спросил уголовник, остыв.

— Настоящее дело. Мы хотим выкрасть генерала разведки Шварцкопфа и заставить его выдать изменника-князя.

Бандит схватился за голову.

— Слышал, что у вас волхвов есть защитные коконы… Не спасут! Знаем такого генерала. Лично пытает задержанных. Живет у авиабазы Бундесвера. Хрен достанешь. У охраны таких херов-герров наверняка есть зачарованные пули. Тебя в дуршлаг превратят!

— Пусть попробуют. Но я не верю, что он не покидает базу.

— Выезжает иногда… — хорват задумался. Его руки механически тискали испачканную в масле ветошь. Было заметно, что Шварцкопф представлял для подполья желанную цель, вот только жабры коротки! Не то что атаковать домик в провинции, охраняемый единственным часовым снаружи…

— Это вы на прошлой неделе взорвали мост под Смердево? — вдруг спросил Ивич.

— Для тебя — лишняя информация, — уклонился Малкович.

— Не кипиши. Мне братанам надо объяснить, что вы парни серьезные, а не просто ляпаете языком.

— Ну, скажи, что мы.

— Другой базар…

В итоге они «добазарились» о следующей встрече. Душан не напирал: операция реально сложная, дерзкая и опасная. И вести слежку за таким чином нелегко.

В разведке и в других оперативных службах организовать секс-отдых несколько проще, чем, скажем, в артиллерии. Офицер вправе заявить: мне предстоит негласная встреча на конспиративной квартире с тайным агентом. Иные вообще снисходят до откровенности и признают, что устанавливается интимно-деловая связь. Для оправдания такой связи, а также списания неизбежных расходов на ублажение агентуры, плодятся бумаги с грифом «совершенно секретно», содержание которых представляет якобы невероятно ценную информацию, полученную от осведомителя противоположного пола.

В силу звания и должности бригадный генерал Шварцкопф чувствовал себя вольготнее. Надзор за ним был минимальный, а фрау Шварцкопф, перед которой зачастую разыгрывались театральные сцены о неотложных делах, длящихся до середины ночи, дотянуться всевидящим оком из Берлина не могла. Естественно, что не генерал ощутил, что за ним следят иные глаза.

— Цветы в апреле дорогие. Оранжерейные. В пакете, наверно, вино и сладости. Постель там мягкая, белая. Николай Михайлович, можно я вместо него пойду? Не потрахаюсь, так хоть вымоюсь, — пошутил Василий.