Донос - Юрий Запевалов

И собери-ка их в следующий раз на такое собрание!

Война разгоралась, гибли не только солдаты. Мстили «повстанцы» и семьям Советских работников.

С особенной жестокостью охотились бендеровские боевики за работниками НКВД – их убивали семьями, не щадили ни женщин, ни детей. Издевались страшно, глумливо. Вырезали половые органы, женщинам груди, во влагалища забивали палки, морковь, бутылки. Отрезали головы и выставляли на длинных шестах на всеобщее обозрение.

Вечерами на заборах и оконных ставнях писали мелом свои «самостийные» лозунги, угрозы, открыто сообщали – чья следующая очередь на расправу.

Люди ожесточались, теряли веру не только в соседей, в родственников. Боялись друг друга и ненавидели всех.

В середине сорок седьмого где-то «на верху» приняли решение – если уж армия не справляется, выселить бунтовщиков! Всех! Семьями, деревнями, хуторами. В Сибирь, за Урал, подальше от их родных мест! Выселяли всех подряд, прав ли, виновен, разбираться некогда – выселяли всех!

Тяжелые обозы тянулись через город сутками.

Перед нашим домом обозы переселенцев часто ночевали на площади, у колодца. Становились табором, телега к телеге вокруг колодца, разводили костры, варили себе пищу, ужинали. Спали прямо в телегах – длинные, с бортами, будто лестница на боку, так и звались – дробыны. И все тихо, молча, только изредка заплачет чей-то ребенок. Тут же «шикают» – тихо вы, накличете, спи, пока не трогают, а то ведь выгонят из деревни, в поле ночевать отправят!

А рано утром просыпаемся – на площади никого.

И тянуться новые обозы. Сплошным потоком, долго, целыми днями, неделями, месяцами. Сколько же их выселено тогда было! Тысячи и тысячи прошли мимо нас, мимо наших домов, по нашей Подгорной улице – сплошным потоком. Лица серые, глаза тусклые, ни укора в них, ни жизни. Подходить к ним не разрешалось, передать что-то – еду там, одежду какую – нет, не подпускали. Строгий конвой следил с седла – сопровождали «выселенцев» конные. Смельчаков, проскочивших к подводам с какой-нибудь передачей, снедью какой-нибудь, догоняли и на гайкой вдоль спины – не сметь!

О, люди. Что ж мы так страшимся друг-друга, ненавидим ожесточенно, до смерти, до растерзания, хуже во сто крат зверя лесного – те могут подраться, но никогда не погубят своего, кровного.

27

Проснулся я под утро, после раздачи хлеба, значит часов около шести. Поспал хорошо – ни обеда, ни ужина не слышал, в камере все еще вдвоем, Леша улыбается.

– Ну ты, старый, молодец, спишь как следует, ничего не слышишь, да я и не трогал, пусть спит, думаю.

Леша – молодой, симпатичный, подтянутый, лет под тридцать пять. Спокойный, уверенный в себе человек. Военную выправку видно сразу. «Подстава? – мелькнуло – да черт с ними, разберемся, посмотрим».

– Давай, сосед, пожуй немного, у меня и сахар есть, сейчас чай организуем. Как вас зовут? – На Вы, странно, впервые слышу такое в тюрьме, вежливый парень.

– Да вы спокойнее, не удивляйтесь, я ведь тоже не «завсегдатай» здесь. Поешьте, силы надо беречь. А спали вы славно, спокойно, без храпа, правда со стоном. Давно взяли?

Разговорились, перешли на ты, так спокойнее и проще. Да и долго ли мы будем оставаться вдвоем?

– Взяли, теперь уже позавчера, девятнадцатого.

– Местный?

– Из Москвы.

– Вот это да! Привезли?

– Сам приехал.

– Как это?

– Да так, по дурости, приехал на своей машине, но под охраной – если подстава, думаю, так надо быть точным. Особенно в мелочах.

– Сопровождали?

– Да, ехал с комфортом и с собственной охраной. Из «оперов».

– Ну, это тоже бывает. Ладно, не торопись, успеем наговориться. Пожуй-ка хлеба, в животе аж бурлит, наверное, от голодухи.

– Да нет, терпимо. Есть не хочется.

– Поешь, поешь, это от волнения не хочешь есть. А надо. На вот чаю, попей, легче станет. Поешь, а потом выговорись, расслабь душу.

Поели, запили чаем, действительно, стало легче, живым потянуло.

– Знаешь, Леша, и говорить-то особенно не о чем. Пришли, обыскали все шкафы, папки, документы забрали – просто забрали и все, без описи, без предъявления разрешительных документов, опечатали офис, арестовали, привезли сюда и посадили. За что, до сих пор не знаю, по какому-то странному обвинению. Изолировали, как преступника закоренелого. Как будто я на старости лет сбежать могу куда-то. Да еще и накануне дня рождения. Обидно, черт возьми, стыдно и неприятно.

– Да, бывает и так. Значит тебе вчера сколько исполнилось?

– Шестьдесят. Да дело ведь не в годах. Собрались люди, родственники, знакомые. Кое-кто приехал аж из Сибири – а я? Нате вам – в тюрьме! Это же шок, испуг, паника. Оправдайся теперь. У нас же как – в чем-то он виноват, то ли у него украли, то ли он украл.

– А машина где?

– Машина в Управлении, у «рубоповцев» во дворе. Привезли ночью, утром допросили, днем – сюда. Машину во дворе оставили, документы отобрали, понадобятся ли еще когда, не знаю.

– Да, с машиной видно придется распрощаться.

– Скорей всего, что так. Да ведь – милиция, по закону охранять вроде должна?

– Ты кем работаешь?

– Я пенсионер. Создал собственную фирму, семейную. Работали спокойно, особенно больших денег не было, но на жизнь зарабатывали.

– На чем зарабатывали.

– В основном – посреднические услуги.

– Как же на этом можно «погореть», да еще с арестом?

– Ну, Леша, видно это кому-то очень надо.

– Может, следы еще до пенсии оставлены?

– Не исключено.

– Да, история у тебя, Саныч – именно Леша первым назвал меня так – Саныч. Потом Санычем меня по всей тюрьме называли, куда бы я не попадал. А переводили меня часто. Только на Иваси в пяти камерах побывал. За тринадцать дней. Да, именно за тринадцать, хотя на Иваси более десяти дней не держат.

– Чего уж теперь, крепись, главное не расслабляйся и не паникуй. Здесь в тюрьме все зависит от первого знакомства, как поставишь себя в первый день, так и жить будешь. Запомни это. У меня хоть опыт и небольшой, но насмотрелся я на здешних жителей, по жизни часто встречаться приходилось.

– По работе? – спросил я невинно.

– По работе, Саныч, только не по той, что ты подумал.

– И Леша вдруг заговорил о себе. Тоже, видно, намолчался, захотелось выговориться. Рассказывал он с горечью, с обидой. И было от чего.

Офицер, с высшим военным образованием. Попал служить в Афганистан, в Спецподразделение. Разведка, спецзадания – если к примеру выкрасть кого-то надо, «пожарная команда» – это когда выручали своих, попавших в засаду или в другую военную «беду», все время на острие военных операций, постоянная опасность, вся работа – на грани жизни и смерти. Много он мне рассказал военных эпизодов.

Награжден неоднократно, после ранения – госпиталь, после госпиталя – снова Афган. А вышли из войны, из «пекла», вернулись на Родину и вдруг оказались ненужными. Никому.

Злые, взвинченные, больные, нервные. Но молодые, жить-то надо!

Объединились с друзьями, организовали охранное предприятие. Но заказов немного – еще не пришло время убийств и насилий. Переключились на охрану и сопровождение автомобилей. Из Тольятти, Нижнего Новгорода, из других городов. Частники, организации, предприятия – заказы были. Повеселели было, завелись деньги, жизнь приобретала новый смысл. Но, нарвались на «мафию». Как раз, только-только зарождался «беспредел». Заказ выполнили, а в оплате им неожиданно отказали.

– Хватит вам и «аванса». Скажите спасибо, что даем работать спокойно.

«Афганцы» не стерпели, арестовали очередную партию автомашин, требуя погасить долг. Их забрали и посадили «за вымогательство».

– Вот тогда я и попал впервые в этот изолятор.

Спас письменный контракт с «заказчиком». Адвокат выжал всё из этого контракта, ребят выпустили.

Но потеряно практически всё, заказчики разбежались, а, может, и пригрозили заказчикам – пришло время «беспредела». Но жить-то все равно, надо. Снова объединились боевые товарищи, занялись «рэкетом», заодно разыскали и посчитались с давними обидчиками. Вошли в авторитет, конкуренты поняли, что здесь им не «спустят» за просто так.

Но – вымогательство надоело, да не те и люди, чтобы жить разбоем. Снова занялись частной охраной, время подошло, заказы поступали с избытком, появился выбор – брались за самые выгодные сделки. Охраняли богатых «новых», конторы, товарные базы, снова сопровождали автомобили. Приходилось участвовать в разного рода разборках, в полубоевых стычках – чаще все же договаривались мирно. Но сталкиваться с разного рода проходимцами всё же приходилось, свой бизнес требовал защиты! Вот после одной из таких стычек Лешу и забрали – за превышение методов самообороны. Теперь снова вся надежда на адвоката.