Весёлый лес - Светлана Багдерина

– Я вижу, что угадал, – Гавар выпрямился и растянул губы в приторной, как бочка меда с ведром цианистого калия, улыбке. – Прошу прощения, что прерываю вашу полную удовольствия прогулку по пустяковому поводу…

– Кто ты такой и чего тебе надо? – раздраженно дернулась щека царя, око гневно сощурилось, сверля и кромсая непрошеное явление, а руки легли на моментально засветившийся вишневым пламенем самоцвет.

– Гавар, просто Гавар, ваше ослепительное величество, – снова сломался колдун в издевательском поклоне, разводя руками и чуть пришаркнув ногой как какой-нибудь придворный пижон. – Конечно, иногда имя говорит больше, чем титул, но в нашем случае мое скромное прозванье не претендует на…

– Я знаю, кто такой Гавар, – неприязненно оборвал клоунаду собеседника Костей. – Что дальше?

Маг хмыкнул, словно только что получил самый изысканный комплимент в своей жизни, выпрямился горделиво, отбрасывая нелепую личину придворного лизоблюда, и покривил уголки губ в деревянной усмешке.

– А дальше, о великий царь, обмен любезностями заканчивается, и перед вами встает очень простой выбор, – заговорил он размеренно и вдумчиво, словно отсчитывал сдачу в лавке, и с первыми же словами длинное узкое лицо колдуна приобрело надменный вид и чуть брезгливый. – У меня в замке гостит сейчас ваш внук Агафон. Сам по себе личность он скучная и бесполезная, мне не нужная. Но зато мне необходим Камень Силы, что висит в настоящий момент у вас на шее. Так что смысл моего предложения прост: меняю то, что мне не нужно, на то, что мне нужно. Внука на камень. Ну или камень на внука: смотря с какой стороны подойти к нашей сделке.

– Что?!.. – единственное око Костея выпучилось и налилось кровью.

– Если я недостаточно громко или ясно высказался, могу повторить, – с учтивостью голодной акулы улыбнулся колдун. – Меняю внука на камень. Если же вашему величеству кажется, что камень дороже вашей крови, то я не настаиваю. Не хотите – что делать… Но я все равно пришлю вам вашего отпрыска. По частям. Которые останутся от него после того как мои слуги им пообедают. Ведь он мне для других целей тоже ни к чему.

– Ты… ты… ты… – физиономия царя побагровела, а сквозь стиснутые на Камне пальцы неровными вспышками запульсировал сочный багряный свет.

Поверхность сенота колыхнулась, засеребрилась, и изображение Костея на ней неожиданно стало ярче и объемней, словно собиралось вышагнуть со своего плоского фона прямо в зал. Прочерчивавшие воздух линии болезненно пожелтели и побледнели, дзенькнули как надорванные струны и начали распадаться. Черная равнодушная вода вскипела и загорелась, выметнув столб огня на высоту в три человеческих роста.

Пораженный Гавар, вмиг растеряв высокомерие, отшатнулся, хотел отступить, но вместо этого безотчетно шагнул вперед, потом еще и еще, точно неведомая, но настойчивая рука толкала его в спину. Когда до края сенота оставалось не больше десятка сантиметров, полупрозрачная фигура одноглазого царя, мерцающая каплями воды, поднялась над его краями подобно призраку мщения. Жестоко улыбаясь сквозь напряженно стиснутые зубы, Костей сосредоточенно и медленно, словно сквозь жидкий бетон, потянул к шантажисту худую руку. В другой был накрепко зажат вожделенный и недоступный Камень.

При виде приближающейся к его горлу растопыренной пятерни с играющими на ладони и вокруг пальцев крупными лиловыми искрами Гавар точно очнулся от гипноза. Отпрянув, он вскинул ладони в контрзаклинании, подготовленном в последний момент на всякий случай, хоть и в твердой уверенности, что оно не понадобится. Миг – и столб голубого света обрушился с потолка на голову явления, зеленые линии мгновенно вспыхнули с новой силой, и полупрозрачная фигура Костея разлетелась на мелкие осколки. Два из них задели щеку колдуна, и из порезов брызнула кровь.

Не подавая виду, что заметил царапины и то, как близок он был к фатальному завершению своего эксперимента, маг вскинул голову и презрительно скривился:

– И это всё… на что способна… твоя безделушка?…

Дыхание его было прерывистым и неровным, словно только что пробежал по всем этажам замка. Если бы не сознание того, что в этот момент за ним наблюдал не только противник, но и бугни, слабость никому не прощающие даже короткую, Гавар дал бы волю трясущимся от напряжения ногам и опустился на пол. Костей, бледный как саван – только алые пятна возбуждения ли, отсветов ли артефакта пылали на скулах – скрипнул зубами и спешно отвел взгляд, как тигр перед броском.

– Ну так что скажете, ваше величество? – надменно и сухо процедил хозяин замка, поймал себя на том, что затаил дыхание в ожидании ответа, и шумно выдохнул, еле удерживаясь от смеха торжества.

Если Костей согласится сейчас на обмен… Получить такой артефакт было б пределом самых необузданных его мечтаний. Такая мощь, такая сила!.. Этот надутый одноглазый болван сам не понимает, что он создал! Столько возможностей – наяву!.. Да дай ему только руки наложить на самоцвет – а уж применение ему он отыщет получше, чем захолустный царек! Завтра… нет, сегодня же!..

– Покажи внука, Гавар, – процедил отброшенный вглубь колодца царь, усилием воли обуздав бурлящие гейзером эмоции.

– Ты мне не веришь? – словно сама мысль об это забавляла его безмерно, приподнял брови домиком колдун, и брезгливо поджатые губы его дрогнули в усмешке превосходства. – Напрасно.

Не выпуская непобежденного, но загнанного в угол противника из виду, он чуть повернул голову в сторону притихшей под аркой пятерки.

– Эй, вы! Подведите сюда его высо…

Запах уже не горелого жира – сырой рыбы стал почти удушающим. Медные недавно стены на глазах покрывались рыхлой серой оболочкой живой плоти. Яркий еще пятнадцать минут назад фосфорный свет стал болезненно-тусклым и желтушным, точно смрад, пронизывающий воздух, впитывал его, как песок воду. Если что-то и находилось сейчас за помутневшими иллюминаторами, кроме сумрачной толщи холодной воды, увидеть это было уже невозможно. Проплывай они мимо хоть десятка колодцев – вряд ли даже самый внимательный или отчаянный взор уловил бы теперь даже слабый их признак. Всё, что было различимо за огромным иллюминатором с прозрачностью низкосортного бычьего пузыря – это вода, вода, вода…

И розовый валенок.

Нетерпеливо притопывая, прохаживался он по медленно терявшему жесткость стеклу, иногда меняя направление прогулки. И тогда Агафон одышливо, но торопливо выкрикивал: «Правее!», «Еще правее!» или «Левее!», и де Шене так же спешно тыкал пальцами в упругие серые звезды, бывшие маховики.

Женщины, сбившись в тесную кучку, уже не стояли – сидели на полу, там, где кончалась челюсть, понурив головы и часто и тяжело дыша.

– Тетушка… – полуприкрыв глаза, прошептала Изабелла. – Прости меня… Я… не всегда была почтительной и примерной племянницей… И ты, Грета… прости… Я… сожалею… что дурно относилась к тебе…

– Ты… Вы чего, ваше высочество?… – дочка бондаря испуганно вскинула на нее отчего-то влажные глаза.

– Белочка… ты зачем так… говоришь?

– Они думают… я… мы… не понимаем… – безрадостно усмехнулась принцесса. – Думают… что дают нам надежду… и весь этот спектакль с валенками…

– Но… может быть… они действительно?… – скорее по инерции, нежели от убежденности в своей правоте, пробормотала крестьянка.

– Я не знаю, что они ищут теперь… – хватанула истощенный зловонный воздух ртом Изабелла. – Если вообще ищут… Но если они это не найдут… очень скоро… то мы все… превратимся в рыбий обед… если раньше не задохнемся…

– Но после вмешательства Агафона… превращение замедлилось… кажется… – неуверенно проговорила герцогиня.

– Но не остановилось.

– Сейчас я проверю…

Грета вытянула из кармана платья нечто похожее на кинжал, повернулась и легонько ткнула в резиновый коврик языка у них за спиной.

Тот слабо дернулся.

Дочь бондаря страдальчески сморщилась.

– Когда я так делала минут двадцать… назад… он не пошевелился.

– Что это… у тебя? – заинтересованно прищурилась и вытянула шею тетушка Жаклин.

Крестьянка невольно улыбнулась, показывая на ладони заинтересовавший герцогиню предмет:

– Рыбий зуб. Я его дергала-дергала… а потом еще и повисела на нем…

– Хороший сувенир… на память о наших приключениях…

– Угу… – моментально погрустнела Грета и, не глядя, сунула клык обратно.

Потом помолчала несколько секунд, опустив глаза, и едва слышно проговорила:

– И… ваше высочество… простите меня… пожалуйста… что плохо про вас думала… и говорила тоже…

– У тебя уважительная причина… – усмехнулась принцесса. – Хоть я и не могла понять тогда… с чего ты меня так ненавидишь.

– Все равно… я не права была… Вы же… не виноваты… что он… что они… – еще тише проговорила крестьянка, и бледные щеки ее покрылись алым румянцем раскаяния.