Дикий наездник - Гэв Торп

энергию межзвездным сенсорам. Отсутствие четкого сигнала от миров-принцесс могло интерпретироваться двояко. Или они оставались в спячке, или были уничтожены. Если второе, значит, Панталикоа — последние врата в хранилище. Если же первое, то сколько пройдет времени, прежде чем воинственные альдари обратят взор на другие миры Септаплюрахии?

Ни один из вариантов не удовлетворял фаэрах. Агрессию альдари следовало пресечь любой ценой. Программа гробницы, как ей и полагалось, просчитывала атаки неприятеля, но действовала крайне медленно, чтобы как можно дольше удерживать в стазисе самые редкие машины и обитателей катакомб. Если Смотрительница Тьмы хотела избежать катастрофы, ей следовало запустить протоколы эскалации для ускорения процесса пробуждения

Прискорбное, однако неминуемое следствие нападения альдари. Эти меры дорого обойдутся Септаплюрахии, и после полной активации она, несомненно, привлечет внимание различных других врагов. Септаплюрахия просуществовала так долго благодаря тому, что оставалась спрятанной, но уцелеет ли она, если о ней узнает остальная Вселенная?

Неизбежным завершением стратегии Смотрительницы Тьмы станет полная активация всех оборонительных систем Септаплюрахии.

Сгорит много миров.

Поначалу поток информации был всепоглощающим. Каждая система «Рассветного паруса» атаковала Арадриана бесконечным хаосом данных и откликов. Без инертного психического потенциала камней душ, что поглощал большую часть импульсов, он осознавал мельчайшие подробности работы корабля. Ощущение было сродни тому, как если бы иннари заставлял сердце биться сознательным усилием, намеренно делал каждый вдох, посылал сигналы в мышцы, прислушивался к каждому нервному окончанию и…

+Верь.+

Мысль Цибилаху впорхнула в разум Арадриана, вытеснив оттуда поток ответных импульсов жизненной энергии. С растущей паникой он попытался ухватиться за разорванную связь, как будто корабль отваливался от него целыми кусками.

+Сфокусируйся. На. Мне.+

Ее присутствие стало столпом среди колышущейся трясины психических данных. Арадриан мысленно направился к Цибилаху, будто уставший пловец, пытающийся добраться до скалы.

Но никакой скалы не оказалось.

Присутствие Цибилаху сулило спасение не большее, чем воздух для падающего с высоты. Он будто пролетел сквозь ее мысли, мимолетно коснувшись их, прежде чем погрузиться назад в обилие отчетов от систем «Рассветного паруса».

+Возведи собственный фундамент.+

На этот раз слова комморритки прозвучали четче. Арадриан понял, что улучшилось его восприятие, а не ее передача. Его мозг уже начинал отсеивать некоторые ненужные входящие данные.

Он судорожно втянул воздух и понял, что в смятении на самом деле перестал дышать.

— Я не… — начал он, неуверенный, что собирался сказать.

+Ты сможешь. Смотри на руки.+

Он послушался ее и сосредоточился на своих накрашенных ногтях, темных на фоне белизны пульта управления. На их матовой поверхности он увидел отражения проецирующих камней.

И звезды.

Он поднял голову, заставив люльку подстроиться под него, и увидел в куполе фонаря кабины россыпь звезд. А впереди — бескрайний горизонт Агариметеи.

Реальные ощущения помогли вытеснить все ненужное. Арадриан продолжал чувствовать импульсы «Рассветного паруса», однако они более не затмевали его собственные. Как и трепет нервных окончаний, воспринимающих давление на тело сетки кресла пилота, массивы информации десантного корабля теперь фильтровались и сортировались по важности, и большая их часть отсеивалась.

Арадриан почувствовал их ускорение, становящееся тем ощутимее, чем глубже они падали в гравитационный колодец планеты.

Через мгновение он вернулся обратно в корабельные системы, чтобы насладиться ласковыми прикосновениями потока звездной энергии к перьям-коллекторам на крыльях.

— Уже лучше? — Было странно слышать голос Цибилаху, а не чувствовать ее мысли. — Теперь ты понял, почему не можешь летать в одиночку?

— Все не такое уж другое, — ответил он, извлекая из закромов памяти мыслительные процессы пилота.

По его приказу ожили проекторы, отобразив схемы воздушных потоков впереди и позиции других кораблей, а также телеметрические каналы связи с энергосистемами корабля.

Он ощутил в Шепоте издевку Цибилаху.

— Правда? А когда мы войдем в верхние слои атмосферы и на тебя обрушится шквал новых ощущений, ты будешь готов, да?

Арадриан тяжело сглотнул и кивнул, но все равно не смог спрятать просочившуюся в Шепот неуверенность. Жестокий смех спутницы эхом покатился по Шепоту, как вдруг его оборвал болезненный вдох.

Он тоже это ощутил — внезапное исчезновение чувства, которое соединяло его с другими иннари.

Фонарь стал бледно-желтым от света, отражаемого самыми высокими облаками в атмосфере Агариметеи, но больше пилот ничего не ощущал. С пропажей Шепота Арадриан лишился связи и с самим «Рассветным парусом», и по тому, как светлеет и темнеет купол кабины, он смутно осознал, что корабль ушел в штопор.

Сердце иннари бешено застучало, но он не паниковал: его мозг напряженно работал. Разум Арадриана оценил вероятности и проанализировал тысячи разных вариантов, но единственной константой оставалось полное отсутствие страха. Возможность смерти перестала вселять в него всепоглощающий ужас. Его гибель не будет кошмарным забвением, страхом перед которым он был так одержим.

С отстраненной благодарностью Арадриан понял, как сильно изменился из-за простого избавления от страха.

Шепот исчез, однако эхо голоса Иннеада осталось, отражаемое душами других иннари на борту «Рассветного паруса». Он скорее представил, чем почувствовал их души. Раскиданные по Галактике подобно созвездиям, скопившиеся в рукотворных мирах, на борту кораблей и в Паутине.

Теперь его хранил Иннеад, и в нем он обретет покой после смерти. Арадриан увидел бесконечность своей души, созданной в далеком прошлом для бессмертия. Его текущая жизнь — его нынешнее физическое воплощение — была всего-навсего короткой интерлюдией в гораздо более долгом существовании. Так какая разница, умрет ли он?

— Арадриан! — Иннари лениво откликнулся на свое имя, развернув люльку пилотирования к Цибилаху. Та, оскалившись, глядела на него сверху. — Не бросай эту жизнь. Я знаю бездну, к которой ты идешь, но Иннеаду нужно, чтобы ты сражался, а не опустил руки и сдался. А что насчет Иврайны? Сейчас мы — кустодии ее жизни. Если ее тело погибнет, будет ли у Иннеада шанс восстать снова?

Его размышления оборвал пронзительный визг «Рассветного паруса»: уплотняющийся воздух начал кидать корабль из стороны в сторону. Арадриан ощутил, как усиливающаяся гравитация утягивает машину вниз. На кончиках крыльев и носу до такой степени нарастал жар, что конструкция судна и системы охлаждения не справлялись с нагрузкой. Предупреждающие сигналы корабля, пульсирующие в нервах пилота, ощущались как усиливающаяся боль.

— Цибилаху.

Арадриан произнес имя с растущим пониманием, поднявшимся из тягостных дум. Спутница пыталась восстановить контроль над челноком, но, услышав свое имя, кинула на него взгляд. Напоминание об их миссии смыло всякое философствование и возвышенные мысли потоком физической стимуляции, вернувшим разум Арадриана обратно в настоящее.

— Питай системы своим духом, — сказал он комморритке, погружая собственную душу в пульт управления. — Вместе мы сможем оживить «Рассветный парус».

— Я не могу! — простонала в ответ Цибилаху. — Без Шепота ко мне