Бабушка не умерла – ей отключили жизнедеятельность - Михаил Эм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Калиф: Которая именно?
Евнух: Все до единой.
Калиф: Но я не могу переспать сразу со всеми, поэтому нахожусь в затруднении.
Евнух: Осчастливьте одну сейчас, а остальных осчастливите потом. Хотите Фирюзу? Когда-то вы были к ней неравнодушны.
Калиф: У нее, наверное, месячные.
Евнух: Как месячные? Не может быть!
Хватает свиток и начинает лихорадочно перелистывать.
(С облегчением). Нет, о проницательнейший из заблуждающихся, вы ошиблись. Сегодня у Фирюзы нет месячных, и период для зачатия подходящий. Привести ее?
Калиф: Нет, не привести. Зачем мне дети? У меня их уже больше тысячи, я уже не помню, как кого зовут.
Евнух: Хотите Зульфию?
Калиф: Нет.
Евнух: Сулико?
Калиф: Месхетинку? Не надо.
Евнух: Ипатию?
Калиф: Пожалуй, что нет.
Евнух: О, величайший из опечаленных и печальнейший из великих, вы начинаете меня пугать.
Калиф: Чем же?
Евнух: Равнодушием к жизни. Умоляю сказать, кого вы предпочтете сегодня, и я полечу исполнять ваше пожелание, как будто у меня крылья вместо ног. Возможно, вы захотите македонку, которая танцевала вам на прошлой неделе?
Калиф (слабо улыбается): Сопливую?
Евнух: Уже бегу…
Калиф: Не надо.
Евнух: О Аллах! Вот свиток, возьмите его и тыкните пальцем, чтобы остановить на какой-нибудь девушке свой выбор.
Калиф: Это было бы нечестно по отношению к остальным, которым в таком случае не повезет.
Евнух: Тогда возьмите Пэри. От нее-то вы не откажитесь, о привередливейший из милосердных. Нет во всем гареме никого лучше Пэри: таких несекущихся волос и стройных ягодиц нет ни у одной из девушек, и ни у одной девушки приятней не пахнет из подмышек.
Калиф: Ты предлагаешь мне Пэри?
Евнух: Она лучшее, что у меня есть.
Калиф: Не надо… Собственно, я пришел не к своим наложницам, а к тебе, мой дорогой евнух. Ведь я еще не отблагодарил тебя за чудесное спасение. Мне доложили, что жизнью я целиком обязан тебе. Если бы не твоя грамотность, позволившая вовремя прочитать письмо, и не расторопность, позволившая быстро собрать и возглавить войско, и не храбрость при штурме гончарной слободы… Тебя ранили при штурме, не так ли?
Евнух: Пустяки, о сострадательнейший, просто там валялось много острых глиняных черепков.
Калиф: Чем я могу вознаградить тебя за твой подвиг?
Евнух (опускаясь на колени): О, величайший из великих, могущественнейший из могучих, знаменитейший из прославленных…
Калиф: Брось это.
Евнух: …милостивейший из милосердных и победоносный из непобедимых…
Калиф: Знаю, сейчас ты попросишь пол-халифата. Но самое смешное, что получишь. Эмир бухарский на подходе к столице, и если новый министр обороны не предпримет ничего сверх-героического, от нашего халифата останутся рожки да ножки. Так что я не задумываясь одарю тебя половиной того, чего сам уже не имею.
Евнух (оставаясь на коленях): Я прошу позволения взять в жены Пэри.
Калиф: В жены? Но ты же… Не хочешь ли ты сказать…
Евнух: Нет, о заблуждающийся из безошибочных, не хочу. Я не могу любить женщин тем местом, которым любит большинство мужчин, зато я люблю их всем сердцем, поэтому и прошу передать на мое попечение лучшую из ваших наложниц.
Калиф (равнодушно): И что же, она согласна?
Евнух: Спросите у нее сами, о любопытнейший.
Калиф: Наверное, мне стоит внять твоему совету.
Евнух: Эй, Пэри, Пэри!
Вбегает и падает на колени Пэри.
Калиф: Ты очень меня удивила, Пэри.
Пэри: О, повелитель!
Калиф (при виде Пэри немного оживляясь): Разве я не любил тебя, Пэри, и разве ты не любила меня, когда стонала под моими ласками, как стонет над безудержным натиском шквала корабельная мачта? Разве я не потворствовал каждому твоему капризу и пожеланию, коим не было числа и меры, так что милость моя по отношению к тебе выглядела поистине безгранично, как безгранична пустыня для умирающего от жажды путника? Так-то ты расплачиваешься за мою щедрость и терпеливость, бессердечная девчонка?
Пэри (со слезами на глазах): Это не то, о повелитель.
Калиф: Что значит не то?
Пэри: Я продолжаю вас любить, о повелитель.
Калиф: Почему же в таком случае ты собралась замуж за моего евнуха?
Пэри: Я не могу вам объяснить… Ну, Омарчик такой милый, он так заботится обо мне и ухаживает за мной… подстригает ногти и защищает от других наложниц. Если бы вы только знали, повелитель, как тяжело выжить в гареме. Эти наложницы такие злые. Они друг друга часто щиплют и даже кусают, и вообще устраивают всяческие гадости. Если бы не Омарчик, я бы, наверное, давно состарилась от огорчения и умерла.
А если я стану его женой, меня все зауважают и подличать побояться.
Калиф: Ты променяла любовь калифа на покровительство евнуха?
Пэри: Ах, повелитель…
Калиф (снова впадая в задумчивость): Как удивительно устроен мир: евнух отбивает женщину у калифа, которого берут в полон гончары. Нет предела изобретательности Аллаха! Хорошо, евнух, своей беспримерной храбростью и преданностью ты заслужил Пэри.
Забирай эту девчонку себе, да хранит Аллах вас обоих!
Евнух: О, величайший из великих, могущественнейший из могучих, знаменитейший из прославленных…
Пэри: Если желаете, повелитель, можете подстригать волосы на моем лобке каждую неделю. Я вам позволю.
Калиф: Спасибо, Пэри. Но ведь ты, евнух, не оставишь свой пост?
Евнух: Что вы, о щедрейший! Тем более, что я нашел себе помощника. Это мой старинный товарищ дэв, с которым ваша щедрость изволила познакомиться в заточении. Я вам про него и раньше рассказывал.
Слышится робкий стук в дверь.
Калиф: Кто смеет рваться в мой гарем, словно это постоялый двор?
В дверной проем вползает человек.
Это ты, мой новый министр обороны? Что же, вползай, если уж приполз. Поведай нам, как обстоят дела на фронтах. Ты наголову разбил оккупационные войска бухарского эмира? Если нет, нашему халифату не позавидуешь.
Человек: О, величайший из великих, могущественнейший из могучих, знаменитейший из прославленных…
Калиф: Это мы уже слышали.
Человек: …милостивейший из милосердных и победоносный из непобедимых…
Калиф: Можешь не продолжать. Ты проиграл решающую битву.
Министр обороны поднимается с колен. Это Муса, в халате министра обороны.
Муса: Можно сказать и так.
Калиф: Поведай, как все происходило. Интересно же узнать подробности своей грядущей погибели.
Муса: Вчера вечером я собрал преданные вам войска и повел их на защиту города.
Калиф: Это было мудро.
Муса: Костры неприятеля горели по всему полю. Их было так много, что зловещие багровые отблески занимали половину ночного неба.
Калиф: Какова же была численность неприятеля?
Муса: Это-то я и решил разведать. А чтобы получить сведения из первых рук, прокрался к бухарскому эмиру в палатку и прямо спросил его об этом. Этот достойный человек все мне подробно рассказал и трижды провел по лагерю, показывая его расположение и укрепление.
Калиф: Что было потом?
Муса: Потом мы угощались яствами и напитками, вкус которых показался мне столь изумительным, что затрудняюсь передать его словами.
Калиф: Что я слышу? Неужели бухарский эмир, раскрыв свои военные секреты, отпустил неприятельского министра обороны восвояси?
Муса: Он бы отпустил, да наши доблестные войска к тому времени уже разбежались. Время было позднее, ходить по дорогам небезопасно, поэтому я, со всемилостивейшего соизволения бухарского эмира, переночевал в его личном шатре на его личной раскладушке, а наутро вошел в город в первых рядах бухарского войска.
Калиф: Так мы уже захвачены?
Муса: Я не уверен, что это можно назвать захватом, но бухарский эмир со своим войском давно здесь.
Калиф: Где же?
Муса (чуть не плача): Так я и пытаюсь доложить вам, о понятливейший из нетерпеливых, что бухарский эмир дожидается за дверью.
Калиф: Пробили, как видно, мои последние часы. Мне надеяться совершенно не на что, но вы, мои бедные подданные, молите коварного негодяя о снисхождении. Десяток-другой лет перевоспитания в зиндане, и вы начнете новую счастливую жизнь.