Любовники - Джудит Крэнц

Спайдер встал, подошел к высокому окну кабинета и посмотрел на красное зимнее солнце, садившееся в серый Тихий океан. Лучше бы Зак Невски не звонил и не ворошил старые воспоминания… Он любил Зака, искренне любил независимо от его разрыва с Джиджи, причины которого не знала даже Билли. Спайдер решил, что Джиджи Орсини сама разберется в своих чувствах. Зак Невски при всех его талантах был Джиджи не пара… насколько он, Спайдер, разбирался в женщинах.

Мелани понимала, что Зак Невски попросил ее встретиться с ним наедине не для того, чтобы обсуждать роль. Она сама знала, что играет хорошо. Роль молодой учительницы музыки, ставшей причиной кровавой распри между двумя самыми могущественными мужчинами маленького городка в Монтане, привлекала многих актрис, но она приняла ее по двум соображениям. Во-первых, ее партнерами должны были стать Клинт Иствуд и Пол Ньюмен; во-вторых, это была первая главная роль, которую ей предложили после окончания контракта с Уэллсом Коупом.

Когда она была никому не известной и неопытной, Уэллс, сраженный ее красотой, увез Мелани из Нью-Йорка в Голливуд, стал ее наставником и судьей, а потом, увидев отснятые пробы, тут же заключил с ней контракт на четыре фильма.

Тогда Мелани была рада подписать договор, который защитил бы ее от всех угроз и соблазнов, подстерегающих девушку в незнакомом городе — тем более таком, как Лос-Анджелес. Уэллс обещал «сделать» ее. Порукой тому были его острый ум, непререкаемый авторитет на студиях, умение сдерживать ее жгучее нетерпение и выбирать подходящие для Мелани роли. Именно ему Мелани была обязана своей карьерой, в ходе которой она не совершила ни одной ошибки.

Мелани Адаме был позарез необходим наставник. Однако Уэллс Коуп оказался не только наставником, но и единственным мужчиной, который любил ее, не требуя ничего взамен. Уэллс хотел только одного — быть ее хозяином. Мелани не сразу поняла, что длинный, шелковистый и невидимый поводок на самом деле был стальным и туго охватывал ее шею.

Она могла тратить на наряды сколько угодно, но самостоятельно выбрать платье для получения награды Академии киноискусства ей не доверяли. Уэллс лично отбирал для нее роли и не хотел слышать никаких возражений. Она могла отвергнуть — и отвергала — сексуальные притязания Уэллса, когда тот начинал ей надоедать, но, когда она обольщала мужчину, который ей нравился, Уэллс никак не реагировал на это. Во всяком случае, ей так казалось.

С другой стороны, Уэллс обрекал ее на долгие периоды безделья — приходилось ждать, пока он не найдет сценарий, достойный Мелани. Она могла бы выйти замуж, однако это значило бы просто сменить владельца. Какой муж согласился бы ничего не требовать от жены, даже если бы этой женой была Мелани Адаме?

«Я могла бы влюбиться», — думала Мелани. Уэллс не мог бы помешать этому, но она никогда не влюблялась, что бы это ни значило, и со временем привыкла считать, что это ей не суждено.

Кино было для нее всем. Она должна была играть, иначе не стоило бы жить на свете. Понимая это, она соглашалась быть объектом любви. Любовь была платой за возможность играть.

Дети? Мелани Адаме пожимала плечами. Если на свете существовало что-нибудь хуже, чем иго Уэллса Коупа, то это было иго детей, рождение которых считалось неизменным предназначением каждой женщины. По крайней мере, официальный контракт со временем кончался, а материнство оставалось до самой смерти. Она никогда не понимала и даже не пыталась понять, как можно быть такой тупой и неосторожной, чтобы хотеть ребенка. Скорее всего, в женщинах срабатывал рабский инстинкт. Им требовалось быть нужными. Но детей хотели даже красивые женщины. Это было просто непостижимо.

«Я хочу только одного: свободы, — говорила себе Мелани. — Хочу, чтобы никто не предъявлял на меня прав, не задавал вопросов. А самое главное — хочу неопровержимого доказательства собственного существования. Настоящего, реального существования, не зависящего от неприемлемых, но неотвратимых требований других людей».

Мелани находила это отчаянно нужное ей доказательство только тогда, когда играла роль перед объективом камеры в окружении толпы людей, которые интересовались только тем, что она делает, а не кто она такая. Людей, которые платили ей за то, чтобы она находилась на съемочной площадке. Слава богу, платили не за любовь, а за то, чтобы самим в конце концов получить прибыль.

Она чувствовала удовлетворение только тогда, когда ее просили стать кем-то другим, кем-то, кто был не Мелани Адаме. Только тогда, когда ее просили забыть о себе, своем теле и душе и превратиться в другое существо. Только тогда она ощущала, что использовала все свои способности. Только собственное искусство было способно на время отвлечь ее от мучительного поиска истинного смысла своего существования. Только собственная игра позволяла ей приближаться к счастью. Но Мелани всегда останавливалась слишком далеко, чтобы можно было дотянуться до него рукой.

Для Мелани Адаме, Иствуда, Ньюмена и четы Роуэн были сняты четыре самых удобных дома в городе. Остальные артисты, члены съемочной группы и администраторы жили в уютных мотелях. Что же касается массовки, то она была набрана из местных жителей.

В шесть часов вечера Зак вышел из «Аутлоу-Инн», сел в машину и направился по расчищенным улочкам к просторному дому в викторианском стиле, где Мелани разместилась со своим личным парикмахером, женщиной по имени Роз Гринуэй. Роз, причесывавшая Мелани с самого начала ее карьеры, стала ее незаменимой помощницей во многих делах, компаньонкой и даже подругой — если Мелани действительно была способна на дружбу. Когда Мелани ушла от Уэллса Коупа, то забрала Роз с собой.

С помощью мисс Гринуэй Роджер Роуэн обеспечил Мелани все удобства во время съемок, которые включали наем повара, специалиста по вегетарианской кухне, штатного массажиста, личного секретаря (сидевшего в Лос-Анджелесе и пересылавшего звезде вырезки из мировой прессы), а также личного костюмера, заботившегося о ее нарядах. Уэллс Коуп окружал ее роскошью, подобающей звезде, и Мелани привыкла, чтобы о ней как следует заботились.

— Входите, мистер Невски, — сказала Роз Гринуэй, принимая у Зака куртку и меховую шапку. — Мисс Адаме просила вас подняться. Она ждет. Пожалуйста, закройте за собой дверь, чтобы не выветрился пар от увлажнителей. Этот горный воздух, — с недовольным видом добавила она, — слишком сушит кожу мисс Адаме.

— Я знаю, мисс Гринуэй, — ответил Зак, услышав знакомую жалобу.

Он поднялся по лестнице и вошел в просторную спальню с окнами-фонарями. На втором этаже Зак был впервые и ожидал увидеть здесь ту же безликую мебель, которая стояла внизу. Однако мисс Адаме сумела преобразить комнату с помощью тонких псевдокашемировых шалей разного размера, экзотических оттенков и таинственных узоров. Она затянула этими шалями все стены, диваны, кресла, столы, изголовье двуспальной кровати и даже плафоны светильников. Вместо штор также были использованы шали. На паласе, протянувшемся от стены к стене, лежали пушистые белые коврики, а неубранная кровать была застелена вышитым итальянским постельным бельем. В камине горел огонь, повсюду стояли горшки с цветами, в воздухе стоял аромат, источаемый четырьмя зелеными свечами «Риго».