Султан и его враги - Георг Борн

С этими словами она поспешно вышла из башни.

Сади долго не мог опомниться от изумления и ужаса.

— Была ли принцесса человеческим существом? — невольно спрашивал он себя. — Было ли у нее сердце такое же, как у других женщин?

Его дитя, сокровище Реции, находится в ее руках! Это больше всего ужасало Сади.

И он был пленником! Он не мог ей помешать, защитить, спасти своего ребенка! Никто, кроме него, не знал, где тот находится, и не мог поспешить ему на помощь! Нечего было и думать, что принцесса отступит перед убийством!

Судьба Реции также очень беспокоила его, так как он знал, что и она тоже осталась одна и беззащитна, а между тем ей грозила опасность, потому что у нее был неумолимый и жестокий враг в лице принцессы Рошаны.

Между тем Реция все еще оставалась во дворце великого визиря, в котором она так недолго наслаждалась счастьем.

Со страхом прислушивалась она к малейшему шуму в доме. Она еще не могла найти объяснения случившемуся. Она знала только, что у нее отняли ее Сади, благороднейшего человека в стране. Но что предстояло ей еще?

Слуги все покинули ее, она оставалась одна в великолепных залах дворца, который казался теперь печальным и пустым.

Вдруг уже поздно вечером ей послышалось, будто кто-то позвал ее по имени.

Она оглянулась и увидела, что на пороге зала стоит Черный гном, которой удалось пробраться во дворец, несмотря на расставленные около него караулы.

— Как! Это ты? — вскричала Реция, счастливая, что есть хоть одна душа, которая сочувствует ей, которой она может высказать свое горе.

— Я знаю все! — сказала Сирра. — Оттого и пришла сюда. Ты одна?

— Да, одна! Слуги покинули меня!

— Презренные! Но ты ничего от этого не потеряла, моя бедная, милая Реция, возьми меня вместо них, я буду тебе верна! Часовые пропустили меня к тебе!

— Часовые? — спросила, бледнея, Реция.

— О, не пугайся! Они только оберегают бумаги, которые здесь хранятся.

— Мне страшно с тех пор, как нет здесь моего Сади!

— Ты знаешь, куда его отвезли?

— Нет, я ничего еще не узнала, но я должна во что бы то ни стало узнать, где он! Я должна быть с ним!

— Это будет трудно сделать, моя бедная Реция! — отвечала Сирра. — Заговорщики, которые боялись Сади, отвезли его ночью в тюрьму, где его теперь строго караулят.

— Ты, значит, все уже знаешь?

— Да, он в башне сераскириата. Там в одной из комнат наверху находится твой муж, твой Сади! Но мужайся, знаешь, что я хочу предложить тебе, Реция?

— Я уже решилась! Я хочу идти в башню сераскириата. Я хочу разделить горе моего Сади!

— Я думаю, это было бы напрасным трудом. Тебя ни за что не пустят к Сади. Нет, я хочу предложить тебе нечто другое! Мы должны освободить Сади.

— Освободить! Да, Сирра, ты права! Аллах поможет нам! Мы должны освободить Сади!

— Тише! — шепнула Сирра, приложив палец к губам. — Никто не должен слышать нас! Я боюсь, что если твоему Сади не удастся вскоре бежать, то в благодарность за все услуги, оказанные им стране, его осудят на вечное заключение может быть, даже на смерть! Поэтому мы должны приступить к делу, не теряя ни минуты! Здесь нам нечего больше делать, Реция! Прежде всего надо оставить этот дом. Потом мы обдумаем наш план, и я говорю тебе, что ои нам удастся! Ты снова будешь вместе с Сади!

— Идем! — шепнула Реция и, набросив на себя темное покрывало, вышла из дворца в сопровождении Сирры.

Часовые, расставленные повсюду, свободно пропустили их.

XXVIII. Смерть султана Абдула-Азиса

Для жительства свергнутому султану была назначена часть Чераганского дворца, самого удаленного от столицы.

Часть жен Абдула-Азиса и султанша Валиде также были отвезены туда второго июня.

Дворец находился на самом берегу Босфора, так что султан был перевезен туда по воде.

Выйдя из каика, он начал ходить взад и вперед по берегу. На замечание одного из сопровождавших его офицеров, что он лучше бы сделал, если бы пошел в назначенный ему дворец, султан отвечал приказанием оставить его одного.

Офицер, ставленник Гуссейна, отошел, как бы исполняя волю султана, но вместо того позвал другого офицера и, подойдя опять к чрезвычайно раздраженному султану, потребовал снова, чтобы тот шел во дворец.

В бешенстве султан, выхватив револьвер, стал угрожать им назойливым офицерам.

Тогда те решили оставить его в покое и ушли расставить повсюду часовых.

Это не поправилось султану, и он тотчас же отправился в предназначенный ему дворец. Тогда офицер, командовавший караулом, приказал отпять у султана саблю и револьвер, которыми тот был вооружен. Ненормальное состояние умственных способностей Абдула-Азиса оправдывало эту меру предосторожности. Оружие было отобрано и отослано в сераль.

С пятницы до вечера субботы у султана постоянно были припадки исступления и ярости, за которыми следовали упадок сил и полнейшее уныние и отчаяние.

Но в ночь с субботы на воскресенье солдаты, стоявшие на часах, все время слышали в саду дворца шум и дикие крики. Это Абдул-Азис кричал, требуя оружие и негодуя, что броненосцы спокойно стоят на якорях вместо того, чтобы стрелять в его врагов из всех своих орудий.

Эта печальная сцена долго продолжалась, так что офицер, командовавший караулом, послал об этом донесение министрам.

Это как нельзя больше благоприятствовало планам заговорщиков, давая нм возможность неоспоримо доказать расстройство умственных способностей свергнутого султана.

Немедленно по получении донесения караульного офицера враги султана собрались на совет в развалинах Кадри.

Это были Мансур-эфенди, Гамид-кади и министры Гуссейн и Рашид. Мидхат и Халиль не хотели больше подчиняться бывшему Шейху-уль-Исламу и способствовать успеху его планов.

— Я созвал вас, чтобы обсудить, что нужно теперь предпринять, — сказал Мансур, обращаясь к собравшимся. — Вам уже известно донесение караульного офицера. Нам надо обдумать, какие меры следует принять. Я боюсь вмешательства Европы!

— Существует еще большая опасность, которая угрожает нам со стороны приверженцев бывшего султана, пока султан жив, — прибавил Гамид-кади. — Мы не должны упускать это из виду! Его приверженцы могут тайно сговориться и устроить государственный переворот.

— Хуже всего то, что пока жив старый султан, новый должен постоянно беспокоиться за свою безопасность, — заметил Рашид-паша.

— К чему так много разговоров о том, что вполне в наших руках! — вскричал Гуссейн. — Если, по нашему мнению, жизнь Абдула-Азиса опасна для нас, то она должна прекратиться.

— Я согласен с тобой, благородный паша! — сказал Мансур. — Она должна прекратиться.

— Но позвольте мне заметить, друзья мои, — вмешался Рашид, — что внезапная смерть Абдула-Азиса может возбудить подозрения не только в народе, но и в иностранных государствах. Ее сочтут насильственной.

— Этого не будет, если бывший султан сам лишит себя жизни в припадке умопомешательства, — возразил с хитрой улыбкой Мансур.

— На это у него не хватит мужества!

— Но пойми, друг мой, — сказал Гуссейн, — что вовсе не нужно, чтобы Абдул-Азис сам лишил себя жизни. Нужно только, чтобы это так казалось.

— О, теперь я понимаю слова моего мудрого друга Мансура-эфенди, — сказал с легким поклоном Рашид-паша. — Если это будет так хорошо исполнено, как умно задумано, тогда важнейший вопрос, занимающий нас, можно считать решенным.

— Когда мудрый Мансур-эфенди предлагает какой-нибудь план, он обыкновенно знает уже и средства к его исполнению! — заметил Гуссейн. — Мы согласны с тобой! Расскажи же нам теперь об этих средствах.

— Смерть Абдула-Азиса необходима! — отвечал Мансур. — Для него самого она будет избавлением от постоянных мучений и страха, для нас же — это необходимая мера предосторожности. Но также необходимо, чтобы его смерть казалась всем самоубийством. Случай помог мне найти человека, который умеет лишать жизни так, что самое внимательное расследование не откроет следов насильственной смерти.

— Что же это, яд? — спросили все присутствующие разом.

— Нет, это совсем особое средство. При нем нечего опасаться даже вскрытия, тогда как почти всякий яд может быть легко обнаружен в трупе, — продолжал Мансур. — Этот человек — солдат, негр по имени Тимбо.

— Солдат? — спросил Гуссейн.

— Да, господин военный министр, солдат одного из вновь сформированных полков. С помощью какого-то доктора, знакомого ему, он берется умертвить султана, так что даже доктора признают смерть его за самоубийство.

— Но как же они это устроят? — спросил Гуссейн.

— Будет сделано так, как будто бы Абдул-Азис лишил себя жизни каким-нибудь оружием, которое найдут у него в руках, — отвечал Мансур.