Все, что дозволено небесами - Татьяна Олеговна Воронцова

порядке. Настолько, насколько возможно в его возрасте. Сразу же взялся за дело. – Бледное отрешенное лицо Германа на мгновение оживила слабая улыбка. – Сказал, что жалеет только об одном. О том, что во времена его молодости рядом с ним не было такого чокнутого, как я.

– А меня он попросил нарисовать Германа в короне Хлодвига Первого, – добавил Леонид. – Я сделал карандашный набросок и оставил ему на память.

– Значит, вы рисковали не зря? Ты и этот твой… профессиональный фотограф.

Последние слова Аркадия заставили Нору покрыться мурашками. Похоже, это серьезно, раз организм начал выдавать такие реакции.

– Помнишь, ты спрашивал, при чем тут кельтские символы, которые были на кольце, принадлежавшем покойному Андрею Калягину?

– Преподавателю из Москвы, погибшему в монастырской гидросистеме.

– Да, – кивнул Герман. – Свастика в обрамлении плетенки, узлы которой мы с Ленькой обнаружили на камнях в местах пересечения двух и более подземных тоннелей, когда впервые спустились во Второй Лабиринт. Они служили своеобразными указателями. Не только они, узоров-меток было около двадцати, но именно эти привели нас в Пещеру Костей.

– Я помню. И что же?

– Некоторые ученые мужи полагают, что кельты, как и родственные им венеты, являются предками славян, то есть, праславянами.

– Мне известно о том, что кельты были одним из самых высокоразвитых и к тому же многочисленных этносов, когда-либо населявших Европу, но чтобы вот так… – Аркадий улыбнулся. – Интересно. Что еще сказал Сергей?

– Что из того помещения, которое он увидел на фотоснимках, с большой вероятностью можно попасть в другие. Что это еще не конец.

– Герман…

Тот вскинул руку жестом «стоп!»

– Я знаю, что ты скажешь.

– Нет, – покачал головой Аркадий. – Не знаешь.

– Ладно, не знаю.

На миг Норе стало страшно, потому что она подумала, вдруг доктор Шадрин скажет «в следующий раз возьми меня с собой» и тем самым скатится в тошнотворную мелодраму. Но он сказал другое.

– Береги себя.

Вновь послышалось уханье совы, на этот раз чуть дальше. Хвойный воздух становился все прохладнее.

– Вы не хотите переночевать здесь? – спросил после паузы Аркадий.

И посмотрел на Нору.

– Спасибо, Аркадий, но мы предпочли бы дома, – ответила она дружелюбно. – Там наши пижамки, тапочки, зубные щетки… Будет здорово, если ты нас отвезешь.

– Тогда уж завтра не приезжай, – выглянув из-за докторской спины, сказала Лера. – Отдохни как следует. – И сверкнула глазами на Германа. – Эгоистичная свинья!

– Фанатичная, – поправила Нора. – Фанатичная свинья.

– Во-первых: не фанатичная, а целеустремленная, – запротестовал Герман, переводя взгляд с одной сестры на другую. – Во-вторых: не свинья, а…

– Я отвезу вас, – решительно произнес Аркадий, зная по опыту, что дай им волю, и базар будет продолжаться бесконечно. – С велосипедами разберемся потом.

Забираясь в постель, Нора была уверена, что после всех волнений сегодняшнего дня Герман будет спать как сурок, но он, отключившись на два часа, внезапно проснулся и спросил хриплым шепотом:

– Был звонок? Или мне почудилось?

– Не знаю, – в замешательстве отозвалась Нора. – Я не уверена. Но вроде и правда твой смартфон издал какой-то звук. Может, sms-ка брякнулась?

Медленно он сел, провел рукой по коротко стриженым темным волосам. Посмотрел на тумбочку возле кровати, где лежали оба смартфона, его и Норы, и книга, которую в мирное время Нора читала перед сном.

– Подать тебе его? – спросила Нора, подразумевая смартфон.

– Проверь сама, что там.

Без этой демонстрации доверия можно было бы обойтись, но она опять же не стала спорить, взяла смартфон и проверила.

– Хм… Ничего нет.

– Значит, нам обоим почудилось?

Пожав плечами, Нора положила смартфон обратно на тумбочку, слегка повернулась, чтобы взбить подушку, и тут мерзкий потаскун отбросил одеяло и навалился на нее сверху, тихонько рыча от нетерпения.

– Уйди! – выдохнула она с негодованием. Уперлась кулаками ему в грудь. – Я не хочу, чтобы ты трахал меня после другой женщины!

Но на самом деле она, конечно, хотела. Хотела близкого запаха его кожи, жара дыхания, ощущения того мужского, хищного и дикого, неуправляемого и неудержимого, что всегда волновало ее в нем. И было абсолютно бесполезно утверждать, что это не так. Тело, ее собственное тело, призывало его…

Он не любил позицию «девочки сверху», но сегодня, получив свое так, как хотел, уступил желанию Норы и позволил опрокинуть себя на спину. А когда она шепнула ему на ухо «теперь я изнасилую тебя, щенок», зажмурился и прикусил губу, словно распятый пленник, принесенный в жертву богу чужого народа.

Эта его покорность, пусть и притворная, возбуждала ее чрезвычайно. До головокружения. Двигая бедрами – плавно, волнообразно, будто подхваченная течением, – Нора чувствовала себя совершенно пьяной.

Теперь не прозевать момент зарождения самой сладостной разновидности агрессии. Непобедимой силы жизни, сплавленной со страстью. И с острой болью от осознания невозможности предотвратить, остановить любые изменения, способные разрушить этот мир, в котором она только-только начала осваиваться, не вполне понимая, за какие заслуги ее сюда допустили.

Герман первым уловил приближение этого момента, как случалось уже не раз. С тихим стоном сжал ее ягодицы, повлажневшие от пота.

– Давай, душа моя, не отставай! О боги, подыхаю…

Их накрыло и понесло. Одновременно, несмотря на его усталость и ее злость. Да, она все еще злилась, понимая, что злость предпочтительнее обиды, ведь обижаясь, фактически собственноручно ставишь себя в уязвимую, подчиненную позицию. Вдобавок злость, точнее, возможность дать ей выход, многократно усилила наслаждение. С протяжным криком Нора вспорола ногтями гладкую кожу на худых мускулистых плечах, и запрокинутое лицо Германа перекосила болезненная гримаса.

– Ах ты, сучка ревнивая, – прошипел он сквозь зубы, обеими руками удерживая ее за бедра, чтобы оставаться внутри, на предельной глубине, длить еще и еще эту пронзительно сладкую муку.

– Прекрати обзываться!

– Тебе же это нравится.

– Все равно прекрати.

– Где логика, женщина?

– Да-да, поищи в постели логику.

– Смотри, что ты наделала! – воскликнул он, покосившись на свое окровавленное плечо. – Стерва. Больная на всю голову.

И все началось сначала…

– Герман, – промолвила Нора после того, как страсти улеглись. – Ты должен пообщать мне одну вещь.

– Какую? – поинтересовался Герман, приоткрыв один глаз.

– Обещай!

– Не зная, о чем речь?

– Да.

Он приоткрыл второй глаз.

– Не так давно я пообещал тебе одну вещь, и ты знаешь чем кончилось дело. А теперь опять говоришь, что я должен пообещать.

– Ладно, не пообещать. Хотя бы честно ответить на вопрос.

– Это пожалуйста.

– Ты воспользовался подсказкой Литвака, нашел еще один вход в лабиринт, заполучил фотографии святилища, между делом поимев прекрасную блондинку, передал фотографии Ледогорову… На этом все? Для тебя.

– Думаю, да.

– Я помню, Ледогоров высказал предположение, что из этого помещения можно попасть в другие, что это еще не конец