Ночные объятия - Шеррилин Кеньон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его второй задачей стало научить этого мужчину сопротивляться.
И он научил его давать отпор. Когда тренировки закончились, в Зареке проснулась ярость настолько сильная, что разбудила невероятные сверхъестественные способности.
К сожалению, она также превратила его в человека, неподдающегося контролю.
— Ты собираешься и дальше смотреть, Великий Ашерон, или начнешь наконец снова пилить меня?
Эш вздохнул. Зарек по-прежнему не двигался. Он лежал спиной к нему, подложив руку под голову.
— Что ты хочешь услышать, Зэт? Надо совсем лишиться мозгов, чтобы напасть на копов. И не важно, что их было трое.
— Так что? Я должен был позволить им надеть на себя наручники, отвезти в тюрьму и в камере дожидаться рассвета?
Эш проигнорировал злобу Зарека.
— Что произошло?
— Они видели, как я убил двух даймонов, и попытались арестовать меня. Я просто защищался.
— Самозащита не требует нанесения повреждений в виде сотрясения, нескольких сломанных ребер и одной сломанной челюсти.
Зарек перекатился на спину и посмотрел на него.
— То, что случилось с ними, было их собственной ошибкой. Они должны были отойти, когда я это попросил.
Эш ответил ему таким же свирепым взглядом. Зарек обладал способностью вызывать в нем гнев еще быстрее, чем Артемида.
— Черт возьми, Зэт, я устал терпеть дерьмо Артемиды только из-за того, что ты не в состоянии сдерживать себя.
— В чем дело, Великан? Не можешь перенести критику? Думаю, это то, что случается с теми, кто вырастает в роскоши. Тебя не должно волновать, осуждает ли кто-то твое поведение или нет. Все думают, что ты совершенен. И ты волен беззаботно развлекаться всю свою жизнь. Скажи мне, что превратило тебя в Темного Охотника? Кто-то протер до дыр твои ботинки и не понес за это наказания?
Эш закрыл глаза и досчитал до двадцати. Медленно. Он знал, что досчитать до десяти будет недостаточно для того чтобы успокоиться.
Зарек глядел на него со знакомой глумливой усмешкой. Экс-раб всегда ненавидел его. Вообще-то Эш не принимал это на свой счет, потому что Зарек ненавидел всех.
— Я знаю, что ты думаешь обо мне, Великий Ашерон. Знаю, что ты жалеешь меня, но я не нуждаюсь в твоей жалости. Ты и вправду думаешь, что я забыл твой взгляд, когда мы встретились впервые? В твоих глазах был ужас, который ты пытался не показать мне. Ладно, ты совершил благодеяние. Отмыл маленького подкидыша и сделал его здоровым и красивым. Но даже не думай, что за это я должен лизать твои ботинки или целовать задницу. Дни моей покорности закончились.
Эш издал низкое горловое рычание, поскольку боролся с желанием швырнуть Зарека о стену.
— Не провоцируй меня, Зэт. Я — единственный, кто стоит между тобой и существованием после смерти, таким ужасным, что тебе и не представить.
— Тогда вперед. Убей меня. Думаешь, мне не наплевать?
Нет, Ашерон так не думал. Зарек родился с желанием умереть. И как смертный человек, и как Темный Охотник. Но Эш никогда снова не убьет Темного Охотника и не отправит его в агонию Шейдома. Он знал из первых рук ужасы такого существования.
— Сбрей бороду, вынь из уха серьгу и спрячь свои проклятые когти. Если будешь умницей, то не попадешься копам.
— Это приказ?
Эш применил свои силы, чтобы оторвать Зарека от пола, и резко прижал его к потолку.
— Прекрати испытывать судьбу, мальчик. Иначе я тебя прикончу.
— Ты никогда не думал пойти работать в Диснейленд? Люди расплачивались бы целым состоянием за такой аттракцион, — засмеялся Зарек.
Эш зарычал громче, обнажив клыки от такой его наглости.
Было по-настоящему трудно запугать человека, не имеющего в своей жизни ничего, что имело бы для него значение. Дискуссия с Зареком заставила его почувствовать себя родителем ребенка, который не поддается воспитанию.
Эш опустил его на пол прежде, чем уступил искушению придушить.
Зарек прищурился, как только его ноги коснулись пола. Он хладнокровно прошел к своей сумке и достал пачку сигарет.
Дернуло же его дразнить Атланта. Тот мог убить его в одно мгновение, если бы захотел. Впрочем, у Ашерона еще сохранилась человечность. Он проявлял сострадание к другим, а Зарек не обладал подобной слабостью. Не было никого, кому было бы не наплевать на него, так почему сейчас он должен заботиться о ком-то?
Он прикурил сигарету. Ашерон повернулся, чтобы уйти.
— Тэлон патрулирует улицы вокруг канала, и я хочу, чтобы ты проверил территорию от площади Джексона до Эспланады.
Зарек выпустил дым.
— Что-нибудь еще?
— Сдерживай себя, Зэт. Во имя любви к Зевсу, сдерживай.
Зарек глубоко затянулся сигаретой, и Ашерон, не касаясь, открыл дверь и вышел из дома.
Держа сигарету зубами, Зарек запустил руки в свои взъерошенные темные волосы.
Сдерживаться.
Его почти рассмешил этот приказ.
Не его вина, что неприятности всегда искали его. И он никогда не убегал от чего бы то ни было. Давным-давно он научился принимать удары и боль.
Зубы сжались при воспоминании о прошлой ночи. Он увидел даймонов, когда они шли к чердаку Саншайн. Слышал их разговор о том, что они намеревались причинить ей вред. И он последовал за ними, пока не появился шанс сразиться без свидетелей.
Следующее, что он помнит, это четыре пулевых ранения в боку и коп, кричащий ему команду «стоять».
Сначала Зарек хотел позволить им арестовать себя, а потом вызвать Ника, чтобы тот вытащил его. Но когда один из копов приложился дубинкой по его спине, все благие намерения пошли к черту.
Дни, когда он был мальчиком для битья, закончились.
Никто никогда не посмеет коснуться его снова.
Саншайн сидела у хижины, работая над картиной, заказанной ей Камероном Скоттом. Пока Тэлон спал, она в течение многих часов пыталась понять, почему находится все еще здесь, с ним, на его болоте. Почему приехала сюда вчера вечером, когда должна была пойти к брату.
Явившееся ей откровение об их прошлой жизни, где они были вместе, сильно взволновало ее.
Там она была его покорной, в стиле Джун Кливер[32], женой…
Саншайн не хотела быть чьей-то женой.
Никогда больше.
Брак для женщины был проигрышным предприятием. Ее бывший муж хорошо научил ее тому, что жена нужна лишь для того, чтобы обеспечить секс по сигналу.
Джерри Гэйн был художником, как и она. Казалось, он прекрасно подходил ей. Они познакомились в художественной школе, и она влюбилась в его угрюмый, таинственный готский шик.
В той жизни она фанатично любила мужа и не могла прожить без него ни дня. Считала, что им хорошо вместе, как двум горошинам в одном стручке, и что так будет всегда, всю оставшуюся жизнь. Она предполагала, что Джерри поймет ее потребность творить, что будет уважать ее и обеспечит необходимое пространство, чтобы развивать художественный талант.