Тюдоры. «Золотой век» - Борис Тененбаум

Он не затруднился в поисках ответа и предложил местным властям свободный выбор между двумя возможностями – либо они ему разрешают мирную торговлю, либо он применит пушки и сожжет и порт, и город. И поскольку им влетит от центральной власти в любом случае, то не лучше ли выбрать вариант номер один? Ведь все-таки лучше отвечать за нарушение административных распоряжений, чем за потерю колонии?

Довод этот показался местному губернатору исчерпывающе убедительным – и «…мирная торговля с испанцами…» под дулами наведенных на город английских пушек прошла в полном покое и порядке.

В общем, в августе 1567 года Джон Хокинс отправлялся в свою третью эскпедицию, уже вооруженный и артиллерией, и богатым опытом. В этот раз с ним было около 500 человек на шести кораблях.

Флагманом шел «Иисус из Любека».

И как-то с самого начала дела пошли неудачно. В устье реки Сенегал была организована облава на негров, но в этот раз англичан встретили отравленными стрелами. Восемь человек в итоге умерли от отравления, сам Джон Хокинс был ранен и едва не умер, но как-то все-таки выкарабкался.

Уже и 1568 год наступил, а добычи все не было, и дело явно шло к банкротству, когда вдруг привалила удача. Политика – она и в Африке политика, и один из местных вождей предложил некий взаимовыгодный союз: если англичане помогут ему разделаться с его врагом, засевшим в укрепленном городе, он отдаст всех пленных своим «…располагающим громами…» союзникам.

Все прошло как по маслу – как потом написал Джон Хокинс в своем отчете акционерам, он «…согласился помочь королю Сьерра-Леоне…», одержал полную победу и получил несколько сотен невольников. Добыча могла бы быть и побольше, но местный царек надул своих партнеров по коалиции и большую часть захваченной живой добычи удержал за собой – а разбираться с ним уже было некогда.

В начале февраля 1568 года экспедиция двинулась наконец в долгий путь через Атлантику.

VI

Англичан уже поджидали, и распоряжения из Мадрида были еще строже. На этот раз просто угроза пушками не помогла, и пришлось действительно стрелять – что тоже не помогло. Был высажен десант, но оказалось, что все население городка во главе с губернатором доном Мигелем де Кастельяносом уже успело уйти в глубь территории. Англичане могли сжечь все строения и городка, и порта, но толку от этого было бы, конечно, немного.

На счастье, людям Джона Хокинса подвернулся раб губернатора, который в обмен на обещание увезти его из колонии и отпустить на свободу показал тропинку, по которой можно было выйти к устроенному в глубоком лесу лагерю испанцев. На лагерь было устроено ночное нападение. Люди успели бежать еще глубже в лес, но на месте была найдена вся городская казна и много других ценностей: жемчуг, золотой песок и прочее.

Уже не знаю, из каких соображений, но Джон Хокинс решил провести тонкую грань между пиратским налетом и «…принуждением к торговле…».

Он отправил губернатору письмо:

«Если вы не предоставите нам торговой привилегии, ваши сокровища останутся на моем корабле, а город будет сожжен. Но если вы купите наших негров, мы все это вернем».

В итоге сделка состоялась, и Хокинс сдержал свое слово – захваченная казна действительно была возвращена губернатору. Стороны даже обменялись подарками, как и было принято при завершении взаимовыгодной сделки: губернатору был подарен бархатный плащ, а он отдарился поясом, шитым жемчугом.

В общем, Джон Хокинс чувствовал себя совершенно в своем праве, когда шторм загнал его флотилию в испанский порт Сан-Хуан-де-Улуа, близ Веракруса. Но через пару дней в море показался испанский «серебряный флот» – тринадцать торговых судов, груженных добычей из серебряных рудников в Перу и сопровождаемых двумя военными кораблями. Эскадра шла под командованием важного лица – вице-короля Новой Испании дона Мартина Энрикеса. Дело запахло порохом, но дон Мартин пообещал выпустить англичан из гавани, если они дадут ему войти в порт. Юридически тут не о чем было и говорить – порт был испанским, – но на всякий случай дон Мартин Энрикес добавил, что если англичане попробуют его не впустить, то он войдет в гавань с боем. В итоге обе флотили оказались в одном порту. Английские и испанские корабли стояли там буквально борт о борт, а на берегу тем временем стягивались войска.

Хокинс протествовал, писал лично вице-королю, послал к нему хорошо говорившего по-испански шкипера с «Иисуса из Любека» – ничего не помогало. Тогда Хокинс решил собрать на борт всех своих людей, что были на берегу в портовых кабаках – по указанию губернатора их там усердно потчевали вином.

Узнав о приказе Хокинса о сборе, дон Мартин подал своим командирам давно уж условленный сигнал об атаке. В гавани шириной примерно метров в 700–800 началось сражение между двумя десятками кораблей, стоявших впритирку друг к другу. Хокинс, несомненно, погиб бы вместе со всем своим отрядом, если бы удачный пушечный выстрел с одного из его судов не угодил в пороховой погреб вице-адмиральского корабля испанской эскадры. Взрыв уничтожил и судно, и три сотни человек на нем – а Джон Хокинс, бросив «Иисуса из Любека», перебрался со всеми, кого мог собрать, на маленький «Миньон» и вырвался из порта. Его корабли «Ангел» и «Ласточка» оказались потоплены, остальные захвачены, «Миньон» оказался перегружен людьми, и больше сотни из них пришлось высадить близ гавани Пануко (ныне – Тампико). В общем, когда Джон Хокинс прибыл наконец в Англию, ему пришлось отчитаться там о больших потерях и о больших убытках. Как оказалось, пленных англичан испанцы собирались или повесить как пиратов, или сжечь как еретиков – и немалое их число действительно встретило либо ту, либо иную участь, все зависело от того, кто успевал добраться до них пораньше – светские власти или инквизиция.

Однако когда страсти немного улеглись, тех, кто еще уцелел, отправили рабами на плантации или на королевские галеры. Но в плен все-таки попали не все – из Сан-Хуан-де-Улуа, кроме «Миньона», сумело выбраться и еще одно английское судно, «Юдифь». Им командовал родственник Хокинса, очень толковый моряк и прекрасный командир.

Звали его Фрэнсис Дрейк.

Глава 23

Мятежи и заговоры, 1569–1572

I

И лихость, с которой английские корсары действовали в испанских колониях, и изобретательность, с которой английские юристы толковали вопросы банковского кредитования, – все это стояло на одном прочном основании: и те и другие знали, что королева Елизавета их не накажет.

Из официально «…дружественных, но слегка холодных…» отношения Англии и Испании становились настолько холодными, что к ним, пожалуй, подошел бы термин, до изобретения которого оставалось еще добрых четыре века, – «…холодная война…».

И тем не менее Испания протестовала, конечно, и в довольно резких выражениях – но дипломатических отношений с Англией не разрывала. Почему же Филипп II, глава дома Габсбургов, перед лицом таких явных провокаций тем не менее прибегал не к мечу, а к дипломатии? Спектр ответов на данный вопрос довольно широк и колеблется между трезвым «…не хватало войск и ресурсов…» и романтическим «…нежеланием воевать против королевы, к которой когда-то чувствовал любовь…».

Версию о «…незабытой любви…», пожалуй, надо отложить в сторону сразу, а вот идея, связанная с нехваткой войск и ресурсов, действительно заслуживает серьезного рассмотрения. Правление дона Филиппа началось с государственного банкротства – казна Испании прекратила свои нормальные платежи. Это, собственно, и послужило причиной внезапного мира между Францией и Испанией, заключенного в 1569 году, – финансы Франции были в столь же плачевном состоянии, так что обе стороны пришли к соглашению очень быстро.

Как бы то ни было, но дон Филипп унаследовал от отца не только огромные владения[37], не только лучшие в Европе испанские войска, но и огромный, сокрушающий государственные финансы долг в 20 миллионов дукатов золотом – это притом, что доходы составляли сумму примерно в шесть раз меньшую, не более 3 миллионов в год. При этом свернуть военные операции и тем самым резко сократить военные расходы он не мог. Мир с Францией не прекратил ни войны с Турцией на Средиземном море, ни трудностей в Нидерландах.

Ситуация там мало-помалу переставала быть «…операцией по наведению должного порядка…» – и множить количество своих врагов королю Испании было совершенно не с руки.

В 1567 году «серебряный флот» доставил в Испанию такое количество серебра и золота, что кредит дона Филиппа восстановился, он смог дать герцогу Альбе достаточно средств на набор 30 тысяч солдат.

Считалось, что этого достаточно для сокрушения мятежа, а там будет видно.

Так что королеве Англии были заявлены протесты, ей попеняли за недружественное поведение ее подданных, она дала все положенные в таких случаях заверения в том, что это все мелкие недоразумения и что виновные в них «…пообещали так больше не делать…», – и все пошло себе по-прежнему, кроме разве что того, что испанский посол в Англии посоветовал своему суверену «…поощрить деятельность английских католиков…». Мысль эта, вообще говоря, была встречена доном Филиппом с большой долей скептицизма. Не верил в ее успех и герцог Альба, хотя счел возможным выделить 10 тысяч дукатов на это самое «…поощрение…».