Тау - Лана Тихомирова

— Хозяин, творения господина Михаса бесподобны, но я — кот, как никак. У меня инстинкты, и все-таки, как показала практика, свежепойманный соколоклюв и детеныш пискухи вкуснее, сотверенного стейка.

— В чем-то ты может и прав, Эток. Скотинка, ты и есть скотинка, — потрепал кота за ухом Патанда.

— Ну, и скотинка, по мне хоть боров, я не обидчивый. Лишь бы не скипидар.

Тамареск хохотал как сумасшедший.

— Эй, товарищ. Ты бы поаккуратнее был, а? Еще скинешь нас всех?! — возмутился Гай.

— Эток, ты как всегда бесподобен, жаль, что ты только сейчас заговорил. У тебя неплохое чувство юмора.

— Оно может и не плохое — флегматично согласился кот, — Но, хозяин, у скипидара кошмарный запах. И, почему-то, вы забываете, что я архиепископ Пратский, так что вернемся к себе, я издам указ, запрещающий воспитывать кошек и котов скипидаром… Нет, вообще запрещающий воспитывать кошек и котов.

— Но архиепископы не могут издавать законов, — возразил Тамареск.

— Я договорюсь с королевой.

— Интриган.

— Учусь у вас, сир.

— Не понял?!

— И не поймете.

— Нормально! — возмутился Тамареск.

Дракон начал снижаться, как-то через чур резко и неожиданно для всех. Он входил в пике и головой вниз летел, рискуя разбиться и убить всех, кто сидел у него на шее.

— Что ты творишь! — орал Комрад.

— Я знаю, что делаю, доверься мне! — отвечал Дракон.

Дракон в последний момент выровнялся и жестко приземлился на все четыре лапы. Все кроме Этока сумели удержаться: кот упал и покатился по сухой земле. Да так и остался лежать.

— Эток! Эток! — Тамареск сорвался с дракона, упал, ободрал руки и колени, поднялся и подбежал к коту. Кот дышал, но видимо был без сознания.

— Михас, воды, — закричал Гай, оценив ситуацию.

Этока спрыснули водой, он не очнулся.

— Ты что сделал! — накинулся на дракона Комрад, — Ты его убил наверное!

— Нет, он жив, — спокойно ответила Таура, — Даже ничего не сломал, он просто без сознания от страха.

— Тут я действительно переборщил, — признался Дракон, глаза его были уже (с позволения сказать) на мокром месте, — Господин Тамареск, сказал, что Этока надо напугать, чтобы получить букву.

— Но не до полусмерти же! — воскликнул Тамареск.

— Прошу прощения, это все, что я смогу сделать, — развел лапами Дракон.

— Что бы там ни было, Эток всегда верен долгу, — задумчиво сказал Михас, поднимая с земли букву "А".

— Теперь можно вернуться домой? — спросил Комрад.

— Нет, нельзя, — зверея сказал Тамареск.

— Еще две буквы, — напомнил Михас.

— И где изх икать? — спросил Гай, — Есть идеи?

— Да, какая разница сколько букв и где они, если Эток не сможет… исполнить свою функцию, — взорвался Тамареск.

— Тише, Тама, тише, — начал Гай.

— И не повторяй, повторяй все по два раза, Гай, — зарычал Тамареск.

— Хозяин? — отчнулся Эток.

— Слава Ясве! — Тамареск смял кота в объятьях.

— Больно, хозяин! — завизжал Эток.

— Прости. Сейчас я тебя быстро на лапы поставлю, — Тамареск аккуратно положил кота и уперся в землю руками над головой Этока. Потомок ардогского шамана уперся ногами и завис над котом, наподобие шатра. Он закрыл глаза и молчал, земля под его руками и ногами вскоре начала дымиться. Минут через пятнадцать все кончилось. Эток был совершенно здоров, хоть и подавлен.

— Если бы коты могли плакать, я рыдал бы не хуже вашего управляющего, — сказал он, забираясь на руки к хозяину.

Общим советом было решено лететь к черному колдуну, потому что с ним был связан новый виток популярности Комрада. Ко всему прочему, Дракон говорил, что-то о том, что Колдун и королева, которая еще была жива, что-то вспомнили, и даже просили помощи Комрада, если он еще жив.

Дракон домчал до границы владений Черного Колдуна за каких-то четыре часа и опустился по настоятельным просьбам спутников: бедняги промерзли до костей и изрядно вымокли. Развели костер, пока все грелись и вкушали яства, Эток и Дракон затеяли какой-то спор. Позже выяснилось, что о литературе.

— А ты читать умеешь, Эток? — удивился Тамареск.

— Немного, по складам.

— Ты же сейчас рассуждал не много не мало об Ёсабе, — возмутился Гай, — Великий поэт силлиерии.

— Благодаря вам, Господин Гай. Вы же много читали его в слух и сами пытались писать в его стиле. Я запомнил стихи, много думал о них, вот и родилось МОЕ МНЕНИЕ.

— Вы, кошки, высегда имеете СВОЕ мнение, даже если это никому не нужно, — отозвался Михас.

— Я — КОТ, а не какая-то там безмозглая кошка. Кошки совсем думать не умеют.

— Неужели? — лукаво переспросил Михас, — У меня в детстве была кошка, очень умная стерва была.

— Кошки, кое-что другое умеют, — счастливо зажмурился Эток, — а умная кошка и думающая кошка разные вещи. Я не говорил, что она не может быть умной, но думать она не может?

— А коты могут, значит? — переспросил Тамареск.

— Могут, — авторитетно подтвердил Эток.

— И это не мешает им быть тупее пробки?

— Теоритически нет.

— Так, за каким Хетсом, ты, Эток, лазил по моим пробникам и сбрасывал на них шерсть, хотя я сто раз просил этого не делать! — взорвался Тамареск.

— Мне было любопытно, — спокойно ответил Эток.

Под дружный хохот он чинно удалился поближе к костру.

— От любопытства кошка сдохла, — плюнул Тамареск.

— Я запомню это, хозяин, и будучи архиепископом Пратским я издам указ, запрещающий вам приближаться ко мне ближе чем на два пушечных выстрела.

— Скотина ты!

— Хорошо, первый пушечный выстрел будет предупредительным. Второй — на поражение! — закрывая глаза сонно сказал Эток.

— Гай, а Гааай.

— Что, Тама?

— Помоги мне его отловить? Я намажу ему скипидаром не только лапы… Я его… О, точно. Искупаю — ка я тебя, Эток, чтобы ты больше не думал, — сказал Тамареск, лениво посасывая травнику и глядя в небо.

— Ничего не выйдет, — зевнул кот, — не догоните.

Через час отдыха, когда уже почти стемнело, путники отправились дальше, во тьму кромешную. Дальнейшие три часа путешествия можно было бы легко описать двумя словами: было темно. Было настолько темно, что хоть глаз коли, все равно ничего не изменится. Путники могли ощущать друг друга только руками и ушами. Но говорить, почему-то все боялись, словно среда недоступная для света, так же недоступна и для звука. Постепенно привыкнув к ощущениям, каждому казалось, что он летит сам по себе независимо от других, и только чужое шевеление напоминало о действительности. Лишь Дракон, видевший странную красоту этого места, точно знал что происходит. И уже не так далеко маячили башни черного замка.