Метаморфозы - Василий Головачёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И хорошего журналюгу стоит привлечь, чтобы правильно осветил конфликт.
Шелест собрал морщины на лбу, покосился на Лобова.
– Умные у тебя бойцы, капитан. Журналюги нам ни к чему, а журналиста стоит пригласить. Я подумаю. Всё, ни пуха ни пера.
– К чёрту! – дружно ответили бойцы.
– Возвращайтесь поскорее, – пробурчал расстроенный Ларин.
Снежана поцеловала мужа, и оставшиеся на земле отошли от вертолёта.
Через минуту Ми-8 взлетел.
* * *
Над Жуковкой вертолёт появился днём, в половине первого.
Убедившись, что машина может уместиться на треугольном пятачке дорог Карла Маркса и Алдухинской, пилот посадил её рядом с центральным рынком, вызвав небывалый ажиотаж среди посетителей. Вокруг пятнисто-зелёной «вертушки» начал собираться ошеломлённый народ: был четверг, рынок работал; несмотря на жару, люди покупали продукты, и толпа росла быстро.
Выбрались из кабины. Тарас осмотрелся, ища знакомые лица.
Ещё в полёте они прокрутили план «инструктажа полицейских начальников», и оставалось его реализовать.
Иван Петрович нашёл его первым, выскочил откуда-то как чёртик из коробки: худенький, длинный, седой, лысоватый, с косой удивлённой улыбочкой. Пилот Ми-8 выключил двигатель, и его было слышно хорошо.
– Чесслово, не верил, что вы приедете! А то мы тут приуныли.
– Ничего, разберёмся.
– Сразу к штабу ОВД али как?
– Сначала к этому Кериму. Полиция сама подойдёт. Где живёт этот ваш бай?
– Мустафаев? Да сразу за рынком, на Алдухинской, увидите, домину отгрохал в три этажа. Купил бывшую лесопилку и на её территории воздвиг замок. Всего за год, кстати, а строить начал уже на второй год СВО.
– Хорошие связи у бая.
– А то! Я говорил. К нему даже из столицы целые делегации приезжают. Недавно главный по мигрантам гостил, Титков его фамилия.
– Откуда вести?
– Из лесу, вестимо, – ухмыльнулся старикан.
– Этот ваш паренёк без ноги здесь?
– Витя? Скоро подойдёт, обещал. Одноногий, небыстро ходит.
– Ладно, пойдёмте в гости к вашему баю.
Дом главы азербайджанской диаспоры района Керима Мустафаева действительно внушал уважение размерами и декором. Он был огорожен забором из красного кирпича высотой в два метра, и даже Тарасу не удалось через этот забор осмотреть двор и нижний этаж «хоромины». Вместе с ним к владению дяди Керима подтянулся и солидный – не менее тридцати человек – хвост местных жителей, среди которых было и немало стариков, по возрасту не уступавших Петровичу.
По-видимому, звук вертолётных двигателей и близкая посадка Ми-8 обеспокоили владельца, и металлическая калитка в заборе рядом с воротами была открыта. Перед ней стояли двое бородатых мужчин в чёрных кожаных штанах, несмотря на жару, и чёрных, но хлопчатобумажных безрукавках. В глубине двора через калитку виднелись ещё два таких же бородача мощных форм, а из калитки выглядывал молодой чернявый парень. Тарас узнал в нём Гогу, одного из молодых людей, избивавших ногами инвалида. Увидев капитана, тот замер, открыв рот, и метнулся во двор.
– Хозяин дома? – спросил Лобов учтиво.
– А ты хто? – угрюмо спросил в ответ бородач, узколобый, с хищными глазами и змеевидным ртом, с накачанными руками и плечами.
– Да дома он, дома! – выкрикнул кто-то из толпы. – Только что с базара вернулся. Он его почти весь купил.
– Позови, – сказал Тарас.
– А чё тебе надо?
Штопор вышел вперёд, перехватил ворот безрукавки парня и, несмотря на его сопротивление, вдвинул его в проём калитки.
– Позови хозяина!
Глаза здоровяка (лет двадцать, не более, определил Тарас, а борода как у сорокалетнего) побелели, но он заметил жест Жоры Солоухина – ладонь на затвор автомата – и уступил. Второй качок, заросший чёрным волосом до бровей, качать права не решился, отступив.
– Я схожу.
Хозяин вышел через пару минут, одетый в подобие римской тоги, разукрашенной звёздами и радугой. У него было благообразное лицо доброго проповедника, готовые сложиться в улыбку толстые губы, гладкое бритое лицо, обрамлённое ухоженной бородкой, и глубоко посаженные тёмные глаза. Голову «проповедника» украшала жёлто-зелёная чалма.
Впрочем, его облик был вполне ожидаем. Тарас встречался с поводырями юго-восточных народов, и все они выглядели одинаково – баями, даже те, кто стал гражданином России, вошёл в состав Государственной Думы и носил деловой костюм с галстуком.
– Кто вы? – сказал он бархатным голосом и практически без акцента. – Что вам нужно?
– Спецгруппа ССОР. – Тарас развернул удостоверение полковника сил специальных операций Лобачевского. – А надо нам следующее. Два дня назад ваши мальчики ударили девушку Катю в кафе «Мираж» и крепко избили инвалида СВО. Прибыла полиция и отвела хулиганов в местное УВД. Но вчера их отпустили, что не соответствует букве закона и приказу президента о жёстком пресечении подобных преступлений.
Лицо Мустафаева сохранило прежнее выражение, лишь глаза превратились в щёлочки.
– Откуда вам это известно, уважаемый?
– Мы там были, – проговорил Штопор, – во время нападения и видели всё своими глазами.
– Но мы разобрались с властями…
– То есть договорились с полицейскими, чтобы ваших бандитов отпустили, так вас понимать?
– Ну какие они бандиты? Дети, обыкновенные мальчишки, повели себя несдержанно, только и всего, извинились… и вообще они уехали…
– Не врите! – поморщился Тарас. – Я только что видел одного по имени Гога.
– Это мой племянник…
– Господин Мустафаев, у меня нет времени препираться. Я следую приказу доставить троих негодяев, отважившихся устанавливать в Жуковке свои племенные законы, в УВД и завести уголовное дело по причине нападения ваших… э-э, земляков на инвалида. Вам ясно? Они здесь. По-хорошему прошу выдать нам всех, можете вместе с нами присутствовать при передаче их в СИЗО. Но снова замять дело, как в прошлый раз, вам не удастся. Это я обещаю.
По лицу Керима пробежала судорога, на секунду изменив выражение с мягкого и добродушного до белой угрозы.
– Вы мне угрожаете, уважаемый? Вы знаете, кто я?
– К сожалению, теперь знаю.
– Пахан он! – выкрикнул молодой паренёк в толпе. – Его родичи уже не первый раз народ буровят! К нашим девчонкам пристают! А полиция всех отпускает как ни в чём не бывало!
– Они уже и Вите звонили, угрожали вторую ногу поломать, – мрачно добавил Петрович.
Тарас нашёл глазами инвалида, подошедшего к толпе вместе с женщиной средних лет.
– Виктор, это правда?
– Ага, – смущённо подтвердил вспотевший парень. – Дважды звонили, а вчера вечером собаку нашу убили.
Сопровождавшая его женщина кивнула, на её глаза навернулись слёзы. В толпе раздался ропот.
Тарас окаменел на мгновение, перевёл заледеневший взгляд на владельца усадьбы.
– Разговоры окончены, господин Мустафаев! Если вы сейчас же не выдадите бандитов по-хорошему, будет то же самое, но по-плохому.
– Мы ему дом спалим! – пообещал кто-то.
Глаза Мустафаева совсем почернели. Было видно, что сдерживается он с трудом.
– Я немедленно звоню в Москву…
– Сколько угодно звоните, но прежде сделайте то, что я… прошу!
– Бек, можно я им… наваляю? – начал бородач со змеиными губами. Говорил он с шипящим кавказским акцентом, с трудом выговаривая слова, и Тарас невольно вспомнил решение правительства об отказе от экзаменов по русскому языку для приезжающих в Россию мигрантов и переселенцев. Эта страшная ошибка уже начала своё пагубное действие на культуру страны.
– Ты точно хочешь нам навалять? – осведомился Шалва у качка.
Тот посмотрел на него не менее змеиным взглядом, показал ослепительно-белые зубы.
– С пушкой и дурак выглядит героем.
Штопор протянул автомат Солоухину, ему же отдал нож, снял шлем, шагнул вперёд.
– Ну, вот я без пушки, что дальше?
Тарас хотел вмешаться, но было поздно, да и неправильно останавливать Штопора, – тогда сарафанное радио Жуковки разнесёт по городу, насколько слаб российский спецназ.
Качок метнулся к противнику, умело выбрасывая кулаки, ударил ногой, крутанулся, пытаясь подбить Шалву. Но он не знал, с кем схватился. Шалва был не просто хорошим вольником, то есть мастером спорта по вольной борьбе, но и прекрасно знал стили боевых искусств. Были случаи в его военной практике, когда ему приходилось драться сразу с несколькими противниками, и его хорошо помнили немногие оставшиеся в живых. Лишь один удар бородача достиг цели, сплющив Шалве левое ухо. Затем он отбил серию ударов и нанёс один – точно в переносицу качка. Туша весом больше ста килограммов отлетела метров на шесть в толпу, едва не сбив первую шеренгу зрителей, и тяжело грохнулась навзничь, раскинув
