Человек рождается дважды. Книга 2 - Виктор Вяткин

— Шулина знаю давно. У него и учился горному делу, — рассказывал Краснов. — Удивительная энергия и горячее сердце. Люблю старика за удаль, за решительность, за прямоту. Правдивый и преданный человек. А вот живёт и работает по старинке. Чувствую, придётся Его снимать, а жаль.

— Ты пристрастен до неосторожности.

— Что ты хочешь этим сказать? За старика ручаюсь.

— Не торопись, кое-что проверить надо.

— Проверить не сложно. Спроси — и прямо ответит. Но ты что-то недоговариваешь?

— Райотдел располагает сведениями о сестре Шулина. Она как будто арестована органами/ как участница троцкистско-шпионской группировки.

— Ну и что? Каждый отвечает за свои поступки. Да он не встречался с ней по крайней мере лет пятнадцать.

— Когда лес рубят, то и щепки летят. Тут не только одна бдительность…

Краснов засмеялся.

— Чепуха. Может быть, я отстал, но скажу тебе откровенно. Я смотрю на всё по-другому. Будь чист перед своей собственной совестью, тогда и нечего беспокоиться.

Дымнов промолчал. Лошадь почувствовала отпущенные поводья, потянулась к зелёной травке и, оступившись в болотце, чуть не уронила седока. Он схватился за поводья и, повернув на тропу, поехал рядом.

— Видишь как получается, — заметил Краснов. — И тут держать надо, а у вас Есть надёжная рука. Так что будь уверен…

К прииску подъехали, когда шум горных работ стихал, а дым печей и костров затянул постройки посёлка.

Въезд в «Таёжник» обрамляла, как и на большинстве приисков, увитая хвоей арка. А рядом на телеге, уставленной Ящиками, стоял Шулин и говорил что-то проходящим с работы. Краснов с Дымновым остановились.

Одни проходили, опустив головы. Другие, смеясь, останавливались. Тогда от группы отходил человек и брал Ящик. В стороне, рядом с чёрной доской, стояло несколько парней и, отвернувшись, смотрели по сторонам.

— Посмотрим, чего он тут митингует, — Предложил Краснов. Они слезли с лошадей и подошли вплотную к телеге. Шулин их не заметил и продолжал говорить:

— Бригада Пономаренко промыла за смену двести пятьдесят кубометров. Спасибо, орлы! Получайте подарок от руководства прииска! — он наклонился, поднял Ящик и передал бригадиру, — А это тебе, Корявый, и тебе, Воробей. — Он передал свёртки выскочившим из колонны парням, — Это вам за вашу отличную работу. Почёт передовикам производства!

Шулин, не останавливаясь, выкрикивал результаты работы каждой бригады. Называл то имена, то фамилии, а то и просто клички и передавал премии.

— Спасибо, дядя Володя! — отвечали рабочие.

Одного парня он подозвал к себе.

— А ну, сукин сын, выходи к доске. Пусть полюбуются твои дружки на твою губастую морду. Тебе будет особая посылка. Я тебе посплю за отвалами. Я тебе помылюсь в карты во время работы…

Парень замялся.

— Ну иди, чего встал? Что мне с ним делать? — спросил он у бригады, — Или холодную отвалить?

— Сами управимся, дядя Володя, — раздалось из колонны. Бригадир дал подзатыльник губастому и втолкнул Его в строй. Шулин махнул рукой, и бригада быстро прошла.

— А что, придумано неплохо. Если не считать не совсем деликатных форм, — засмеялся Краснов.

Но вот прошла последняя бригада, а за ней ушли и штрафники. Шулин оглянулся и увидел руководителей.

— А, Михайло! Здравствуй! Ты кого это с собой приволок? Никак партком? Добренько. — Он молодцевато соскочил с телеги и пожал им руки, — Ну, вы идите в посёлок, в лагерь, куда хотите. Знакомьтесь, а я метнусь на часок на второй участок — встретить развод.

Он легко вскочил на коня и уехал.

У проходной Краснова и Дымнова встретил молодой военный, отрапортовал и представился как начальник лагпункта.

В бараке был образцовый порядок. Койки заправлены по-военному. Встретивший их у двери дневальный так рявкнул рапорт, что заставил вздрогнуть.

Рабочие умывались, переодевались и убегали в столовую.

— Как живём, рабочий класс? — весело спросил Краснов.

— На большой с присыпочкой, гражданин начальник, — весело отозвались заключённые.

— Какие Есть жалобы?

— Жалобы? Да что вы! Жалоб у нас не бывает, мы с ними сами, на месте… Тут дядя Володя сам… — ответил плотный парень с мушкой на щеке и синяком под глазом.

— Что значит сам? Это, что ли? — Дымнов показал на заплывший глаз.

— Да ну, гражданин начальник, такого у нас не бывает. Это я в изоляторе на дверь наскочил.

— Куда так торопился?

— Как куда? На работу.

Они поинтересовались посылками. Там были банки с вареньем, бутылки с какой-то настойкой, зубчики чеснока и запечённые в тесто куски мяса.

— Откуда всё это берёт ваш начальник?

— Дядя Володя придумал. На прииске много женщин. Жёны инженеров, начальников разных. Он собрал их и расписал каждой. «Нечего, мол, даром хлеб Есть. Его издалека везти надо». Вот и стараются.

— Ну и как?

— Пустяк ведь, гражданин начальник, а приятно. Оно, видите ли, дорого тем, что вроде бы посылка из дому. Дядя Володя мужик изворотливый, тут ничего не скажешь.

— Есть какие просьбы, заявления? — ещё раз спросил Краснов, собираясь уходить.

— Зачем? У нас Есть свой начальник, — ответило сразу несколько голосов.

Они обошли и другие бараки, но ни заявлений, ни жалоб так и не поступило. У проходной их встретил Шулин.

— Посмотрели, а теперь прошу в мой дом.

— Как с золотом? — спросил Краснов.

— А куда Ему деваться? — встряхнул тот седыми кудрями. — Ты вот что, Михайло, со мной не хитри. Знаю, зачем ходил в лагерь. Тут уж давно подсылают ко мне всяких щелкопёров — А те нюхают, что да как… Нет чтобы спросить у меня. Разве заключённые что скажут? А ты, говорят, на меня давно замахнуться собираешься? Не рановато?

— А что? Чует кошка? — засмеялся Краснов. — Надо будет, и по-сыновьи поругаю. А уж Если зашёл разговор, так поделись опытом, какими формами воспитательной работы борешься с отказами? У тебя их на удивление мало.

— Так бы и сразу, а то золото! Как будто не знаешь, — добродушно усмехнулся он и хитровато посмотрел на Дымнова. — Тебе скажу, а вот как секретарь? Теперь ведь нашего брата типографской краской да чернилами обделывают, а это куда хуже. Дерьмо-то отмыть можно…

Дымнов отстал.

— Не деликатничай, секретарь, иди слушай, может, пригодится. — Шулин тоже остановился. — Ты не обижайся, нынче ведь так. Стоит кому-то плюнуть, остальные норовят в ухо двинуть. Да у меня и свои кулаки Есть.

— Вот-вот, о них и разговор, — нахмурился Краснов.

— Кулаком не бывало. Разве что по-отечески ремнём, да и то за баловство, чтобы не переводить бумагу, — откровенно сказал Шулин. — А с отказчиками случайно открыл верное средство. В смете лагеря Есть статья расхода пайкового довольствия/ на содержание в карцере штрафников. Ну вот я и распорядился выдавать Её полностью, независимо от того, сколько там человек. Как я и прикинул, нашлись два бандита, сообразившие, что получать всё на двоих куда лучше, чем делиться с другими, и принялись выкуривать лишних… Какими методами, не интересуюсь. А только сейчас шпана боится изолятора как чёрт ладана. Если кто и попадёт, то через пару часов христом-богом просится на работу. Вот и весь секрет.

Краснов молчал. Дымнов возразил:

— Есть, товарищ начальник прииска, норма морали и социалистической законности. Вы необоснованно содержите, в изоляторе постоянных людей, превратив Его неизвестно во что. Это превышение власти и всё что хотите. За такие дела не только снимают с работы, но и судят. Как бы вы поступили на нашем месте?

— Ты мне только горчичник (шн) не ставь, не испугаешь, — рассердился Шулин. — Содержу я их законно. Просмотри документы. Не успеешь их выпустить, как они нашкодят и идут сами. Может быть, изолятор их устраивает больше. Да какое мне дело. Они не в обиде, да и я не в убытке. А по части ремня? Так сходи сам в лагерь да расспроси. Может быть, тебе удастся найти того человека, который пожалуется. — Он доброжелательно улыбнулся и взял Дымнова под руку, — А насчёт того, как бы я поступил на вашем месте… Да очень просто. Поставил бы доброго парня в помощники. Поучился бы он у Шулина делу, а старика на разведку или в бригаду лотошников.

— Вы что это — серьёзно?

— А то как же? Ты думаешь, меня интересуют твои жулики и чины? Как бы не так. Сам вижу, не моё это дело. Давно рвусь на Чукотку, да старик Берзин просил до осени дотянуть. Людей подходящих пока нет. Меня-то ведь всё равно не переломишь. Закон у меня всегда один — взялся за топор, не бойся набить себе мозоли.

Он повернул к крылечку и распахнул дверь.

— Милости прошу в мои хоромы. Берзин приказал построить. Да на какой он мне ляд? Сегодня же готов променять на самое последнее зимовье…

— Стой!.. Документы!.. — окликнул из кустов грозный голос, и на тропинку с винтовкой наперевес вышел охранник в помятой гимнастёрке/ с заспанным и угрюмым лицом.