Волкодав - Мария Васильевна Семенова

сольвеннской столице его принимали по-родственному. Ещё бы, ведь кнес Глузд Несмеянович до сих пор числился ему законным тестем, да и молодая кнесинка Эртан с теплотой вспоминала замок Стража Северных Врат и то, как справедливое письмо кунса защитило походников от навета… Вот и вышло, что Винитар стоял на причале, наблюдая, как его «косатка» грузилась припасами для дальнего плавания, и тут к нему подошёл человек.

«Святы Близнецы, чтимые в трёх мирах… Ты, верно, кунс Винитар с острова Закатных Вершин, сын Винитария Людоеда?»

Он обернулся и тут же признал в незнакомом человеке, во-первых, жреца Богов-Близнецов, а во-вторых, своего соплеменника. Именно во-вторых. Вера Близнецов учила не делать различий между племенами, и потому самые рьяные её приверженцы напрочь оставляли обычаи родной старины, предпочитая двуцветные красно-зелёные одеяния, носимые во имя путей божественных Братьев. Однако выговора не скроешь – как и черт лица, присущих лишь коренным выходцам с Островов.

«Так меня вправду кое-кто называет, – неохотно отвечал Винитар. – А ты кто таков и что тебе надо?»

«Люди именуют меня Хономером, – слегка наклонил голову жрец. – И мне кажется, тебе не придётся жалеть, если захочешь со мной побеседовать».

Винитар недовольно подумал, что мог бы и сам догадаться об имени, если бы удосужился попристальней разузнать, что делалось в городе. Гласила же мудрость длиннобородого Храмна: прежде, нежели входить в дом, прикинь, как будешь выбираться обратно… Вслух кунс произнёс:

«О чём нам беседовать? Я не враждую с твоими Богами, но и от своих пока что отрекаться не собираюсь…»

Хономер усмехнулся:

«Примерно так говорил со мной и некий другой человек здесь же, в Галираде… почти семь лет тому назад. – Его вера учила измерять время не зимами и ночами, как было издавна принято у сегванов, а солнечными летами и днями. – Этот человек отзывался на собачью кличку и держал при себе ручного зверька. Летучую мышь».

«И что с того?» – хмуро поинтересовался Винитар. На самом деле сердце у него сразу застучало быстрее, но показывать это он отнюдь не собирался. Негоже.

«Мне подумалось, ты не отказался бы встретиться с ним».

Винитар молча отвернулся и стал смотреть на морской горизонт, туда, где – далеко-далеко, в неделях пути, у самого края мира – лежали незримые отсюда Острова.

«Я не первый раз в Галираде, – начал негромко и неторопливо рассказывать жрец. – Семь лет назад я уже проповедовал здесь… и, должен признаться, потерпел весьма обидную неудачу. В те годы я думал, что для здешних язычников всего убедительней окажется воинское превосходство – как для иных южных народов, подверженных мору, в своё время оказалось убедительным прекращение вредоносных поветрий. Увы, я ошибся. Моего воина посрамил человек, о котором я говорю. Предвечному было угодно надолго затем развести наши дороги, и я начал уже понемногу о нём забывать. Но три года назад он объявился в городе, где стоит мой храм: в Тин-Вилене, на севере Шо-Ситайна. Этот человек и сейчас там живёт. Я же вновь приехал сюда проповедовать, ибо не хочу, чтобы кто-то сказал, будто наша вера потерпела здесь поражение».

Винитар тем временем успел искоса присмотреться к жрецу и отметил то, что, по его мнению, следовало отметить. Ладное, гибкое, мускулистое тело, подходившее скорее воину или охотнику, но никак не смиренному служителю Богов, взыскующему книжной премудрости и просветления духа. Широкие жилистые запястья, крепкие пальцы, мозолистые ладони…

«И что? – спросил он Хономера. – На сей раз ты хочешь, чтобы твоим воином стал я? Или сам намерен сражаться?»

К его некоторому удивлению, жрец рассмеялся.

«У здешнего народа, – сказал он, – есть присказка о простаке, который, шагая в темноте, вновь и вновь наступает на грабли и никак не поймёт, кто же это так ловко бьёт его по лбу. Нет, сын Винитария, я не хочу повторять однажды сделанную ошибку. Теперь мы с братьями трогаем души людей притчами[32] о смертной Матери божественных Братьев, скромно надеясь, что сольвенны поймут красоту нашей веры и увидят её преимущество перед поклонением… – тут он презрительно скривил губы, – Матери Живе, которому они до сих пор здесь предаются. И в этом деле, кунс, ты мне уж никак не помощник».

Хономер замолчал. Винитар понял: жрец сказал ему всё, что собирался сказать.

«Я не буду благодарить тебя, – проворчал мореплаватель. – Потому что ты пришёл сюда сам и окликнул меня по собственному желанию, а я тебя за язык не тянул. Лучше я тоже расскажу тебе про одного человека. Быть может, его участь заинтересует тебя».

«Кем же он был?»

«Твоим единоверцем. Он носил жреческие одеяния, как и ты, хотя далеко не такие яркие. Я в то время только-только надел меч, а он был уже стар. Его приютили наши соседи, венны из рода Серого Пса. Их дети добывали для него берёсту, и он записывал сказания этого народа».

«Записывал? Вместо того, чтобы обучать их истинной вере? Странный жрец… Стоит ли удивляться, что к возрасту почтенных седин он не сподобился достичь сколько-нибудь высокого сана!»

«Может, ты и прав, но дети веннов приветствовали его так, как приветствовал меня ты, потому что желали порадовать старика. Я думаю, они крепче уважали вашу веру и больше знали о ней, чем те, перед кем ты проповедуешь, Хономер».

«Я поразмыслю над твоими словами, – после некоторого молчания пообещал жрец. – Ибо сказанное разумным язычником бывает куда более достойно работы ума, нежели праздная болтовня иных правоверных. Так что же сталось с этим жрецом? И не припомнишь ли, кунс, как его звали?»

Винитар ответил:

«Как его звали, о том спрашивай не меня, а человека, который держит ручную летучую мышь. Он был в числе веннских детей, слушавших почтенного старца, и в его познаниях ты мог сам убедиться, если только вправду был с ним знаком. Что же до судьбы старика… Он пал от рук комесов моего отца, когда они с оружием явились на праздник, куда их звали гостями. А берестяные книги, которые он составлял несколько зим, были брошены комесами в костёр. И это я уже видел сам».

«Никому не дано знать, где и как оборвётся его жизненный путь, – вздохнул Хономер. – И чего будет стоить труд целой жизни на суде Близнецов… каким бы значительным он нам самим ни казался. Спасибо тебе за беседу, сын Винитария…»

«И тебе спасибо. Ты славно позабавил меня», – отозвался молодой кунс. Позабавил – такова была у сегванов высшая похвала за рассказ, и он надеялся, что Хономер ещё не успел этого позабыть.

Жрец вновь едва заметно поклонился ему и,