Патрик Кензи - Деннис Лихэйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Энджи покачала головой:
— Не хотелось бы вас обидеть, доктор Доу, но это больше похоже на справедливость.
Он горько усмехнулся и вытер с лица слезы. Поднялся со стула.
Мы посмотрели на него. Чуть выждали и тоже встали.
Он провел нас в прихожую, и, как и в предыдущий свой визит, я остановился перед стеной с фотографиями — алтарем, воздвигнутым в память о дочери. Но на сей раз Кристофер Доу не торопился выгнать меня из своего дома. Он расправил плечи, сунул руки в карманы и стал рассматривать фотографии, едва заметно покачивая головой.
Мое внимание больше привлекли те снимки, на которых был запечатлен Уэсли. Пристально изучив их, я пришел к выводу, что, если не считать роста и светлых волос, в нем нет ничего общего с тем человеком, который избил меня на парковке. У юного Уэсли на фотографиях были маленькие глаза, вялый рот и обвислые щеки. Казалось, он придавлен тяжким бременем собственной гениальности, смешанной с психозом.
— За пару дней до своей смерти, — сказал Кристофер Доу, — Наоми зашла на кухню и спросила меня, чем занимаются доктора. Я сказал, что мы лечим больных людей. Она спросила, почему люди болеют. Может быть, это Бог наказывает их за плохое поведение? Нет, сказал я. «Тогда почему?» — спросила она. — Он взглянул на нас через плечо и изобразил подобие улыбки. — Я не знал, что ей ответить. Растерялся. Стоял и улыбался как идиот. И продолжал улыбаться, когда ее позвала мать и она выбежала из кухни. — Он снова повернулся к фотографиям маленькой темноволосой девочки. — Может быть, именно это она и думала, пока в ее легкие заливалась вода. Что она плохо себя вела, и поэтому Бог ее наказывает. — Он шумно потянул воздух носом и слегка дернул плечами. — Он теперь редко звонит. Обычно пишет. А когда звонит, то разговаривает шепотом. Возможно, это не мой сын.
— Возможно, — сказал я.
— Больше я не дам ему ни цента. Я так ему и сказал. Больше ему нечего у меня отнять.
— И что он вам ответил?
— Бросил трубку. — Доктор Доу отвернулся от стены с фотографиями. — Подозреваю, скоро он примется за Кэрри.
— И что вы тогда будете делать?
Он пожал плечами:
— Буду терпеть. Узнаю, насколько мы сильны на самом деле. Понимаете, даже если мы ему заплатим, он все равно нас уничтожит. Я думаю, что его пьянит чувство власти над другими. Он все равно сделает это, независимо от того, принесет ему это выгоду или нет. Этот человек, кто бы он ни был, — мой сын, друг моего сына или тот, кто держит моего сына в плену, не важно, — видит в этом свое предназначение. — Он растянул губы в мертвой, лишенной надежды улыбке. — И он очень любит свое дело. Любит то, чем занимается.
27
Все сведения, которые нам удалось собрать об Уэсли, — или о человеке, называвшем себя Уэсли, — были под стать персонажу: появлялись малыми порциями, вспыхивали и тут же исчезали. Три дня подряд мы работали — то в моем офисе на колокольне церкви, то в моей квартире, — снова и снова анализировали факты, просматривали фотографии и изучали информацию, полученную от других людей, чтобы найти ответ на один-единственный вопрос: кто же он такой. Воспользовавшись связями в отделе транспортных средств, полицейском управлении Бостона и даже ФБР и Министерстве юстиции — через агентов, с которыми мне когда-то приходилось сотрудничать, — мы прогнали фотографии Уэсли через все базы данных, включая Интерпол, и в результате получили ноль.
— Кто бы он ни был, — сказал мне Нил Райерсон из Министерства юстиции, — он законспирировался лучше, чем Д. Б. Купер.[107]
Тот же Райерсон добыл для нас список владельцев «Шелби-мустангов GT-500» с открытым верхом 1968 года выпуска, зарегистрированных на территории Соединенных Штатов. Трое из них проживали в Массачусетсе. Одна женщина и двое мужчин. Энджи посетила всех троих, представившись корреспонденткой автомобильного журнала. Ни один из них не был Уэсли.
Черт, да даже сам Уэсли не был Уэсли.
Я вспомнил слова Стиви Замбуки о том, что за Уэсли поручился кто-то из Канзас-Сити, но по данным нашего списка во всем Канзас-Сити не числилось ни одного владельца «шелби» 1968 года.
— Что тут, по-твоему, самое непонятное? — спросила Энджи в пятницу утром, окинув рукой гору бумаг на моем обеденном столе. — Во всей этой истории? Что больше всего бросается в глаза?
— Ну, не знаю, — протянул я. — Лично мне все непонятно.
Энджи скривилась и отпила из пластикового стаканчика кофе. Она извлекла из груды бумаг список адресов, на которые Доу, насколько он помнил, дважды в месяц отправлял деньги.
— Не нравится мне это, — сказала она.
Я кивнул. Мне это тоже не нравилось.
— Может, нам пока отложить поиски Уэсли и попробовать проследить, куда уходили эти деньги?
— Хорошо. Но я уверен, что адреса липовые. Спорить готов, что это какие-нибудь особняки, в которых днем никого не бывает дома, поэтому почтальон просто оставляет посылку на крыльце. Уэсли ждет, пока он уйдет, и спокойно забирает посылку.
— Возможно, — сказала она. — Но если хотя бы один адрес принадлежит человеку, знакомому с Уэсли, — или кто он там на самом деле…
— Тогда стоит попытаться. Ты права.
Она положила список перед собой.
— Большинство адресов местные. Один в Бруклине, два — в Ньютоне, один — в Норвелле… Свомпскотт, Манчестер…
Зазвонил телефон, и я поднял трубку:
— Алло!
— Патрик, — раздался голос Ванессы Мур.
— Привет, Ванесса.
Энджи оторвалась от списка и закатила глаза.
— Думаю, ты был прав, — сказала Ванесса.
— Насчет чего?
— Насчет того мужика из кафе.
— А что такое?
— Мне кажется, он хочет сжить меня со свету.
У нее был сломан нос, а под левым глазом красовался желтовато-коричневый синяк.
