Вся Робин Хобб в одном томе - Робин Хобб

Джодоли из народа спеков. Он человек с двумя сердцами и не может быть верен ни одному.

Я покачал головой:

— Я могу быть верным обоим. Вы увидите.

Там, в лунной ночи, это звучало очень просто.

Глава 26

Танцоры

Я примчался домой так быстро, как только смог. Я чувствовал, как магия кипит в моей крови от желания поторопиться. И я бежал очень быстро, словно сама земля подгоняла меня к моей цели. Я следовал тропе, которая оказалась невозможно короткой, и добрался домой еще до рассвета.

Вернувшись, я сел в постели. Я спустил ноги на пол, сердце настойчиво колотилось в груди. Я затаил дыхание.

Довольно долго я сидел неподвижно. Разные миры сражались во мне. Я только что прибежал домой из леса. Мои босые ноги были сухими и чистыми. Я не помнил, как я открыл дверь дома и как закрыл ее за собой. Не помнил, как лег в постель.

Одно из двух могло быть правдой. Мне снился сон, и ничего этого не было.

Или я воспользовался магией, чтобы путешествовать во сне, и все это было на самом деле.

Дыхание с хрипом вырывалось из моей груди, словно я и в самом деле долго бежал по лесу. На спине и лбу выступил обильный пот. Я задрожал и вот уже обхватил себя руками, стуча зубами и трясясь, точно лист на ветру. Волны дрожи пробегали по мне, словно я вот-вот разорвусь на части. Меня бросало из жара в холод, а потом, так же быстро, как началось, все стихло. Мое дыхание замедлилось, и разум принял то, что со мной произошло. Я решил, что, откуда бы это знание ни пришло, оно истинно. И я буду действовать, исходя из этого.

Я вымылся, побрился и надел свою лучшую форму. Я знал, что расходовал магию, чтобы побыстрее добраться до дома. Теперь я видел тому подтверждения — и не только страшный голод, который не мог утолить хлебом, но и то, что мои штаны вдруг стали почти свободными. Почти. И все же я решил не рисковать их многочисленными швами, садясь на широкую спину Утеса. Я запряг коня в повозку и с рассветом отправился в город. Меня жгла цель и даже надежда. Если я сумею убедить полковника, что перенаправление дороги, каким бы трудным оно ни было, положит конец нашим разногласиям со спеками и остановит злую магию, исходящую из леса, тогда я, вполне возможно, сумею спасти всех нас. Я стану героем. Я криво улыбнулся, повторяя это слово. Толстый герой — и никто никогда не узнает о моем подвиге. Но это не значит, что я его не совершу.

Прошло немало дней с тех пор, как я в последний раз осмелился выехать в город. Замеченные мной перемены поразили меня. Торговый лагерь спеков все еще стоял на окраине Геттиса, но меня удивил сам Геттис. Город стал другим. И дело не только в свежей краске и гравии, которым засыпали выбоины на дорогах, хотя и это уже было переменой. Зеленый цвет каваллы украсил двери и окна лавок и таверн. Окна были вымыты. Но и не это так впечатлило меня. Несмотря на раннее утро, в людях, движущихся по улицам, не чувствовалось напряжения и усталости, которые я уже воспринимал как естественную часть жизни Геттиса. Горожане казались расслабленными и даже сонными. Две женщины, чьи лучшие шляпки были щедро украшены зелеными лентами, медленно прогуливались по улице под руку. Я придержал Утеса, поскольку они едва ли заметили наше приближение, занятые оживленным разговором. Я осторожно их объехал и продолжил свой путь.

Мне пришлось отклониться от обычной дороги к кабинету полковника. Улицу перед штабом огородили веревками. Посреди улицы воздвигли помост, и солдаты рядами устанавливали вокруг него скамейки. Над ним возвели арку с приветствием генералу Бродгу и генералу Проду, а также целому списку лордов. Я удивился, увидев здесь имя Прода. Он командовал восточными войсками короля до того, как его сменил генерал Бродг. Интересно, зачем сюда послали старого генерала — чтобы оказать Бродгу честь или в качестве упрека, ведь в прежние времена строительство Королевского тракта велось значительно быстрее.

Я оставил Утеса с повозкой на одной из соседних улиц и пешком направился в штаб. Краска была такой свежей, что я мог ее учуять. Ручка двери была скользкой от полировки. Мне пришлось крепко сжать ее, чтобы повернуть. Я вошел внутрь, и здесь меня ждал новый сюрприз. Владения сержанта полностью обновили. Стены выкрасили заново, стол блестел от льняного масла, на стульях лежали пухлые подушечки. На протертых от пыли полках стояли книги и справочники. За столом сидел незнакомый мне лейтенант, выглядящий таким же обновленным, как и все помещение. Пуговицы его сияли, а рубашка была так сильно накрахмалена, что больно смотреть. Бледная кожа черепа контрастировала с загорелым лицом, — очевидно, волосы он подстриг недавно.

Я вытянулся по стойке смирно, ожидая, что меня отругают за то, что я явился без доклада. Однако он спокойно посмотрел на меня и спросил:

— Тебе назначено, солдат?

— Нет, сэр. В прошлом полковник был настолько добр, что позволял мне докладывать сразу. У меня есть сведения, которые могут оказаться важными, сэр.

— Понятно, — рассеянно ответил лейтенант.

Он посмотрел на лежащие перед ним бумаги, заморгал, поднял взгляд на меня и отсутствующе улыбнулся. Я молча ждал. Он взял со стола перо и покрутил его в руках.

— Значит, ты хочешь поговорить с полковником Гареном? — мягко спросил он.

Его дыхание едва заметно пахло ромом. У меня округлились глаза. Пьянство на службе? Нет. Наверное, это зелье Геттиса, о котором мне рассказывал Эбрукс. Я вдруг вспомнил о двух безмятежных женщинах, встреченных мной по дороге сюда. Я прочистил горло.

— Да, сэр, если это возможно, я бы хотел поговорить с полковником Гареном.

Он неожиданно откинулся на спинку стула и сделал широкий жест в сторону двери кабинета:

— Тогда будь моим гостем, солдат. Будь моим гостем.

Чувствуя себя нечистым на руку, словно мышка под пристальным взглядом кошки, я подошел к двери и вежливо постучал, ожидая, что лейтенант может передумать в любую секунду. Однако он, казалось, совершенно забыл о моем существовании, полностью сосредоточившись на вытирании кончика своего пера. На втором стуке я услышал приглушенное позволение войти. Я открыл дверь и шагнул внутрь.

Почти с облегчением я обнаружил, что кабинет во многом не изменился. Тот же толстый ковер на полу, те же завешанные гобеленами стены. Огонь в камине горел не так ярко,