Тайный советник вождя - Владимир Успенский

По глубокому, надежному ходу сообщения Иван Сергеевич Гончарук провел меня до командного пункта 902-го стрелкового полка и познакомил с подполковником Леневым. Имея рост выше среднего, он выглядел очень длинным от чрезвычайной худобы, происходившей, вероятно, от переутомления, от недосыпа и недоедания. Правильные, симметричные черты продолговатого лица казались несколько крупноватыми из-за впалости щек. Прямого разреза упрямого склада рот. Неулыбчивость. Суровость. Подумалось, что его недолюбливает непосредственное начальство за прямолинейность, отсутствие гибкости и почтительности. За дерзость. За неумение угождать. Таким трудно служить, особенно в мирное время, когда ценится прежде всего послушная исполнительность. Если, конечно, не заметит, не оценит, не поддержит такого умный, дальновидный руководитель. Но умные-то встречаются гораздо реже, чем разные прочие.

На ногах у Ленева очень большие сапоги, слишком просторные. Заметив, что он прихрамывает, я спросил, не ранен ли.

— Нет, — ответил он, — не ранен, и старые не открылись, ни в позвоночнике, ни на ноге. — Глянул на меня с некоторым смущением. — Врач говорит, что нога разболелась от нервов. После подвала. Курам на смех.

— Случается, — авторитетно подтвердил Гончарук. — Ни одной царапины, а боль сильная. После контузии.

Ленев повернулся к нему:

— Иван Сергеевич, ты Берзарину не докладывай, ладно?

— А то отоспался бы в госпитале, раздевшись и на простыне, подхарчился бы…

— Нет, — отрезал Ленев. — Я со своими. Мне уже лучше.

И, будто забыв про нас, надолго прильнул к окулярам стереотрубы. Из скупых его слов мы поняли, что полк ведет бой за небольшую высоту 13.0 и что успех пока не на нашей стороне, у немцев много минометов, а подавить нечем. Что там думают, за рекой, о доставке снарядов?.. Было ясно, что подполковнику теперь не до нас, ему будет лучше и спокойней, если мы удалимся куда-нибудь подальше, в безопасное место. Так мы и сделали.

В тот день командный пункт 902-го стрелкового полка отделяло от подземного кабинета Адольфа Гитлера расстояние в семьдесят километров. И без малого три месяца времени.

Мы с Гончаруком благополучно вернулись за Одер, ни разу не попав под бомбежку. В штабе 5-й ударной армии я узнал от генерала Берзарина, что Георгию Матвеевичу Леневу присвоено звание Героя Советского Союза. Но это пока секрет. Николай Эрастович намеревался вскорости отправиться на плацдарм и самолично поздравить Ленева.

Пройдет немного времени, и мне вновь доведется побывать на 1-м Белорусском фронте, встретиться с маршалом Жуковым, генералом Берзариным, с подполковниками Леневым и Гончаруком. В конце апреля 1945, года, когда бои развернулись непосредственно в немецкой столице. Доведется увидеть, как взметнулось над куполом рейхстага победное знамя. Большое ликование, прекрасный подарок народу к празднику 1 Мая. Однако рейхстаг — это лишь мощное своеобразное здание, в какой-то мере символизирующее немецкую государственность. Но реальное управление страной и войной осуществлялось не оттуда, а из рейхсканцелярии, из кабинета Гитлера, скрытого в глубоком подземелье. После падения рейхстага канонада в германской столице отнюдь не прекратилась, кровопролитные бои продолжались за самый центр города, превращенный в «крепость внутри крепости», защищаемый отборными подразделениями СС. Трудная и высокая честь в полном смысле слова добить врага в его собственной берлоге выпала воинам 248-й стрелковой дивизии полковника Н. З. Галая и 301-й стрелковой дивизии полковника В. С. Антонова из состава 9-го стрелкового корпуса 5-й ударной армии генерала Н. Э. Берзарина.

30 апреля около полудня командир 902-го стрелкового полка 248-й стрелковой дивизии подполковник Георгий Матвеевич Ленев из развалин только что очищенного от фашистов дома увидел впереди массивное угрюмое серое здание рейхсканцелярии, на фасаде которого распластал крылья огромный хищный орел со свастикой. Бетонная ограда окружала двор-сад, и где-то там, за этой оградой, скрывался фюрер со своими приближенными, все еще пытаясь командовать очагами сопротивления, надеясь на помощь Берлину извне.

Расстояние до рейхсканцелярии невелико, несколько сотен метров, но все подступы простреливались ураганным огнем из автоматов и пулеметов. Самоходки и танки не могли приблизиться к зданию, их подбивали фаустпатронами. Оставалась надежда только на артиллерию, на бога войны, который всегда прокладывал путь матушке пехоте, царице полей, а теперь вот и городских кварталов. Георгий Матвеевич Ленев приказал начальнику артиллерии полка выдвинуть все имевшиеся орудия на прямую наводку, бить по окнам, по крыше, продалбливать стены.

По засыпанной битыми кирпичами улице, среди дымящихся руин, под грохот пальбы со всех сторон два верблюда, Мишка и Машка, протащили свою пушку, ту самую, в которую впряглись когда-то в астраханских степях, к полуразрушенному дому. Командир орудия старший сержант Нестеров и наводчик Кармалюк установили орудие под уцелевшей аркой. Верблюдов отвели за стену, в укрытие. Светловолосый богатырь Нестеров, волжский рыбак, сам вогнал в казенник снаряд, шагнул в сторону, привычно вскинул руку с флажком. Наводчик татарин Кармалюк вздрагивал от волнения и нетерпения.

— Огонь!

Первый снаряд, пушенный прямой наводкой, влетел в окно рейхсканцелярии, там, внутри, полыхнуло пламя и повалил дым. Но ни Ленев, ни Галай, да и вообще никто из воинов, находившихся тогда на подступах к фюрербункеру, не знал и не мог знать, что происходило в те мгновения во вражеском подземелье. Как стало известно потом, в 15 часов Адольфу Гитлеру доложили: русская артиллерия с близкого расстояния начала бить непосредственно по рейхсканцелярии, в здании вспыхнули пожары, выходы перекрыты. В 15 часов 50 минут Гитлер, потеряв всякую надежду на спасение, покончил с собой.

ЧАСТЬ ТРИНАДЦАТАЯ

При решении важных международных вопросов, тем паче вопросов геополитических, да еще в напряженное военное время, высокие договаривающиеся стороны редко получают равноценное удовлетворение. Почти всегда кто-то оказывается в проигрыше или считает себя ущемленным. Ялтинская конференция — приятное исключение. На ней сложные проблемы были решены приемлемо для всех участников. Лидеры трех государств без особого упрямства шли на уступки — даже твердолобый Черчилль. Были согласованы позиции по послевоенному устройству Европы, по созданию Организации Объединенных Наций, очерчены, наконец, границы Польши за счет расширения оной на запад и на север. Определен срок вступления Советского Союза в войну с Японией: через три месяца после капитуляции Германии. Надо же было помочь войскам союзников, застрявших на тихоокеанских островах и рассчитывавших справиться со Страной восходящего солнца лишь к 1947 году.

Три руководителя великих держав продекларировали полный успех конференции. Случай действительно редчайший: не было ни выигравших, ни проигравших — победили все. Фарватер был расчищен, хотя, конечно, некоторые подводные камни остались. Каждая делегация, отправлявшаяся на конференцию, имела программу-минимум и программу-максимум, задачу и сверхзадачу — как получится. Иосиф Виссарионович, кроме всего прочего, ставил перед собой цель, не вписывавшуюся в рамки конференции, но очень важную для нас: сверхсверхзадачу, если так можно выразиться, которая должна была во многом предопределить дальнейшую политику нашего государства, степень доверия к союзникам и взаимоотношения с ними. К этому времени мы знали от своей разведки (о чем я уже писал), что американцы создали новое мощнейшее оружие и готовятся применить его. Знали если не всё, то многое и намеревались не отстать от заокеанских атомщиков. А вот Рузвельту и Черчиллю неизвестно было, что Сталин достаточно полно проинформирован об атомной бомбе. И конечно, Иосифу Виссарионовичу небезразлично было, доверят ему союзники или нет свою тайну. Если Рузвельт и Черчилль не упомянут об атомной бомбе при обсуждении завершающего этапа войны на западе и совместных боевых действий на востоке, то против кого же будет направлено это тщательно скрываемое от нас оружие? Против Германии и Японии, которые и без того обречены на поражение? Или против Советского Союза?!

Иосифу Виссарионовичу осточертели войны, ему хотелось мира и спокойствия, необходимых для восстановления и развития своего государства. Путь к коммунизму будет проложен не пушками, а достижениями в экономике, в культуре, в развитии личности. К тому же собственное честолюбие Сталина было полностью удовлетворено. Он был руководителем державы, которая приняла на себя главную тяжесть Всемирного сражения и фактически уже выиграла эту битву. Он достиг вершины земной славы и влиятельности. Он желал жить без больших конфликтов, в согласии с соседями. Но для согласия, для взаимного понимания требовалось доверие. Сталин надеялся, что американцы и англичане откроют ему, надежному союзнику, свою главную тайну. Иначе будет просто непорядочно с их стороны. Нельзя же дружить с теми, кто держит за пазухой камень против тебя.