Происхождение сионизма. Основные направления в еврейской политической мысли - Шломо Авинери

несмотря на то что нам в настоящее время известно все, что происходило в странах, которые еще не были открыты в то время, когда Европа держала евреев заключенными в гетто, и просвещенное время наступило еще столетие тому назад, мы все-таки страдаем и терпим, не находя средств к разрешению еврейского вопроса. Но есть ли это анахронизм?

Итак, я думаю, что электрический свет был открыт не для того, чтобы повсюду освещать некоторые украшения пышных комнат, а чтобы при его свете могли разрешаться мировые вопросы человечества, из которых одним, и далеко не маловажным, является еврейский. Разрешая его, мы делаем благородное дело не только для самих себя, но и для многих других тружеников, обремененных невзгодами жизни.

Еврейский вопрос существует, и было бы безумием его не признавать. Это несчастное наследие средних веков, с которым культурным народностям едва ли удается теперь справиться при всем своем великодушном желании, обнаружившемся в том, что они дали нам эмансипацию; но устранить существующий порядок вещей пока не удалось, и еврейский вопрос неизбежен в любом месте, где только мы скопляемся в значительном количестве, а там, где его нет, он возникает вместе с появлением евреев-эмигрантов. Мы, конечно, стремимся туда, где нас не преследуют, но наши преследователи поистине вездесущи. Это будет продолжаться даже в таких высокопросвещенных странах, как Франция, до тех пор, пока еврейский вопрос не будет политически разрешен. Несчастные евреи ввозят теперь антисемитизм в Англию, как они ввезли его в Америку. Я хотел бы разобрать и уяснить себе антисемитизм, который оказывается слишком запутанным явлением, и рассматриваю его как еврей, но без всякой тени ненависти или страха. Я хотел бы понять, что в антисемитизме — голая насмешка, общая зависть, врожденное предубеждение, религиозная нетерпимость и что — мнимо-необходимая оборона; считая вместе с тем еврейский вопрос вопросом социальным и вопросом религиозным, я, чтобы разрешить этот вопрос, нахожу необходимым и предлагаю сделать его мировым вопросом с политическим оттенком, и тогда пусть разрешат его культурные народы.

Мы — народ своеобразный, народ особый.

Мы повсюду вполне честно пытались вступить в сношения с окружающими нас народами, сохраняя только религию наших предков, но нам этого не позволили. Напрасно мы верны и готовы на все, а в некоторых странах даже чрезмерные патриоты; напрасно жертвуем мы им своею кровью и достоянием, подобно нашим согражданам; напрасно трудимся мы, стремясь прославить наши отечества успехами в области изящных искусств и знаний; напрасно трудимся мы, стремясь увеличить их богатства развитием торговли и промышленности, все напрасно. В наших отечествах, в которых мы живем столетия, на нас смотрят, как на чужестранцев, очень часто даже те, родоначальники которых даже не думали о той стране, в которой уже слышались стоны наших предков и за которую они проливали свою кровь. Кого считать скорее чужими в стране, может, конечно, решить большинство. Подобный вопрос вообще решает сила, как все вопросы, возникающие при массовых народных сношениях. Я же ни во что не ставлю наше доброе насиженное право, когда я все это должен высказать как личность, стоящая вне закона. В настоящее время и, насколько можно видеть, — в будущем сила господствует над правом. Мы, значит, напрасно повсюду стараемся быть ревностными патриотами, какими были гугеноты, которых принуждали выселяться. Если бы нас оставили в покое…

Но я уверен, что нас не оставят в покое. Нас не хотят оставлять в покое, а притеснениями и преследованиями нас нельзя истребить. Ни один народ в истории не перенес столько мучений и страданий, сколько мы. Лица, насмехавшиеся над евреями, избирали, конечно, наши слабости мишенью для своих насмешек, и евреи с твердой волей напрасно возвращались к своему корню, к своему стволу, когда возникли преследования, что можно было наблюдать сейчас же непосредственно за эмансипацией, ибо евреи, стоящие духовно и материально значительно выше, представляли себе эмансипацию совсем иначе. При некотором продолжительном, политически благоприятном положении мы, вероятно, все ассимилировались бы повсюду, но я думаю, что это было бы не похвально. Гражданин, желающий для блага своей нации уменьшения еврейской расы, должен прежде всего подумать о продолжительности нашего политически благоприятного положения, ибо только в таком случае может произойти ассимиляция, в противном же случае никакие государственные узаконения не в силах этого изменить: так глубоко засели в народе застарелые предрассудки и неприязнь к нам. Кто хочет об этом подумать, кто хочет в этом убедиться, тот пусть только поближе познакомится с духом народа, у которого все сказки и пословицы пропитаны антисемитизмом. Правда, народ прежде всего — большое дитя, которое, конечно, можно перевоспитать, но на это перевоспитание, в лучшем случае, потребуется довольно продолжительное время, так что мы, как я уже сказал, другим образом значительно скорее сможем найти помощь.

Ассимиляция, под которой я разумею не только внешние изменения, например, платья, языка или привычек и манер жизни, но и уравнение в мыслях, чувствах, в понимании искусств, может произойти при смешении, что может быть допущено большинством только как необходимость. Ни в коем случае нельзя привить подобную меру путем предписаний, циркулярно. И тут же налицо примеры. Венгерские либералы, поступившие недавно таким образом, находятся теперь в очень интересном заблуждении, достойном внимания; предполагаемое же смешение может опять-таки быть иллюстрировано первым попавшим случаем: крещеный еврей женится на еврейке. Борьба, которая велась в последнее время относительно браков, значительно обострила отношения между христианами и евреями в Венгрии, так что она скорее повредила, чем принесла пользу смешению рас. Кто на самом деле желает исчезновения евреев, может видеть возможность этого в смешанных браках, а чтобы евреи могли так поступить, они должны приобрести экономические силы, которые позволят преодолеть укоренившиеся общественные предрассудки. Примером является аристократия, где известное смешение наблюдается чаще всего. Старое дворянство подновляет еврейским золотом свои поблекшие фамильные гербы — еврейские имена при этом исчезают; но каким представляется это явление в средних классах, где главным образом сосредоточивается еврейский вопрос, так как евреи — народ с преобладающим средним элементом? Здесь необходимое достижение власти, равносильное имущественному цензу евреев, уже находится в ложном положении, а если теперешняя власть евреев уже вызывает такие крики и ярость со стороны антисемитов, то каких выходок надо ждать с их стороны при дальнейшем росте этой власти. Уступок в данном случае нельзя ждать, ибо было бы порабощение большинства меньшинством, которое недавно еще ставили ни во что и которое никакого значения не имеет ни в административном, ни в военном ведомствах. Итак, я думаю, что поглощение евреев невероятно даже при большом успехе со стороны остальных граждан.