Трудно быть богатой - Мария Жукова-Гладкова

— Об этом не надо, — Камиль встретился взглядом со мной.

— О подобном с посторонними не говорят, — встряла я, помешивая борщ. — О дядях с автоматами тоже.

Камиль вспомнил про какой-то монастырь в горах, но я была вынуждена поумерить его пыл: и Катьку, и меня здорово укачивает. Мы не сможем проехать по горной дороге с множеством крутых виражей.

— Ты не брала машину? — спросил у меня Хабибуллин.

На вилле имелся подземный гараж, где стояли два автомобиля. Но, во-первых, Мурат ничего об этом не говорил, во-вторых, я понятия не имела, какие документы на машину требуются на Кипре, в-третьих, была не уверена, что, привычная к правостороннему движению, смогу проехать по левой стороне дороги.

— Ничего, завтра я вас куда-нибудь вывезу, — пообещал Хабибуллин.

После ночного обжорства дети стали зевать и изъявили желание отправиться спать.

— Сейчас я вас уложу, — сказала я и посмотрела на Хабибуллина: — Посуду помоешь?

— А прислуга на что? — искренне удивился он. — Ты что, в самом деле все моешь?

— И нас заставляет, — вставил Витька.

Камиль только усмехнулся и налил себе чаю. Мы с детьми отправились наверх.

Я шла с замиранием сердца. Есть тут кто-нибудь еще? Или это все-таки был Камиль, зачем-то поднимавшийся наверх? Ведь он вполне мог успеть спуститься к нашему приходу. Но вторая грязная тарелка не давала мне покоя. Ведь не ест же он каждую следующую порцию одного и того же блюда из чистой посуды?

В Витькиной комнате на полу была брошена большая спортивная сумка.

— А дядя Камиль со мной будет спать? — спросил ребенок.

— Нет, он просто не знал, что ты занял эту комнату.

Я подняла сумку, сын вызвался мне помочь и мы отнесли ее в пустующую спальню. Наверное, Камиль просто бросил вещи в комнату, которую обычно занимал.

Затем сын отправился в ванную (на втором этаже их было две в разных концах коридора), куда я предварительно заглянула. Потом разобрала Катькину кровать и отвела зевающую дочь во вторую ванную, хотя она и твердила мне, что хочет побыстрее лечь. Не любит мыться — и все тут! Витьку же, наоборот, по сорок минут из-под душа не вытащить.

Наконец дети уложены, свет в обеих спальнях выключен. Слегка подправив макияж, я отправилась вниз, к Камилю.

Он молча смотрел в окно, за которым стояла ночь.

— Тебя отец здесь поселил? — повернулся он ко мне.

Я кивнула.

— Ты с ним спала?

— Нет, — несколько удивленно ответила я.

Мурат Хабибуллин не проявил ко мне ни малейшего интереса, как к женщине, хотя мне и говорили, что он — известный бабник. Но не было ни «случайных» прикосновений, ни томных глаз, никаких «примерок», когда мужчина словно измеряет тебя взглядом как по горизонтали, так и по вертикали, никаких знаков и сигналов, по которым женщина безошибочно определяет, что заинтересовала мужчину. Я могла точно сказать, что не заинтересовала Мурата Хабибуллина и требовалась ему для каких-то непонятных мне целей. Как, впрочем, и многим другим окружающим меня людям. Но зачем это объяснять Камилю? А он уже шипел:

— Если только попробуешь окрутить отца…

— Не будь идиотом, — устало перебила я его, наливая себе остывшего чаю.

— Я что-то не припомню, чтобы отец присылал своих любовниц на эту виллу. Тем более, с детьми, — продолжал Камиль тоном, кардинально отличающимся от того, которым он разговаривал с моими детьми. Хорошо, что при них не устроил концерта. Однако выяснения отношений не избежать. Неужели он меня ревнует?! Мысль тешила мое самолюбие.

— Я не его любовница. И становиться ею не собираюсь. И твой отец ко мне безразличен. — Стоп, а почему я перед ним оправдываюсь? Не сменить ли мне тактику? — Кстати, а он знает, что ты здесь? — прищурилась я.

Камиль заерзал на стуле. Я поняла, что попала в точку.

— Твой отец просил меня позвонить в случае каких-либо непредвиденных обстоятельств. Ты — как раз такое обстоятельство. Как ты думаешь, он обрадуется, услышав о твоем визите сюда?

— Ты еще и стукачка?

Я сжала кулаки, испытывая страстное желание дать ему по физиономии.

— Мой отец тебе понравился? — продолжал Камиль невозмутимо. — Или я все-таки лучше? — он откинулся на спинку пластикового стула и смотрел на меня нагло и похотливо. — Я моложе, Оленька.

Надо отдать ему должное, мужик был красив, великолепно сложен, и, разумеется, знал о своих достоинствах. Скольким же женщинам он разбил сердце? А шрамы, которые я помнила у него на теле, только придавали ему мужественности.

— Как-нибудь обойдусь без такого счастья, — огрызнулась я, затем напомнила ему про наш совместный визит в дом депутата Госдумы. — Ты хотел свалить убийство Жирного на меня! Ты, сволочь! На меня, на женщину… Ты задурил головы моим детям, а потом…

— Я не хотел сваливать убийство на тебя, — очень резко сказал Камиль.

— Правда? А почему-то все сложилось так, что все улики указывали на меня.

— В жизни никогда не знаешь, что как сложится, — философски заметил мужчина. — Сегодня, например, я и предположить не мог, что встречу здесь тебя.

— Я нарушила какие-то твои планы?

— Представь себе.

Я не знала, что еще сказать. Ругаться с ним дальше? Высказывать какие-то претензии? А был ли смысл? Я просто встала и, не пожелав Камилю спокойной ночи, отправилась наверх.

Я была зла — на него, на себя — потому что хотела его, но не могла себе это позволить. Зачем он приехал? Конечно, не отдыхать. И втайне от отца… Какие у него здесь могут быть дела? Кипр — оффшорная зона. У них или у него здесь зарегистрирована компания? Конечно, я ничего не скажу его отцу. Я не стукачка. А Камиль… Он — сволочь! Но… Я заставила себя не думать о нем, как о мужчине.

И кто еще был в доме? Или до сих пор находится? И был ли вообще? Хотя грязная тарелка…

Я приняла душ, расчесала волосы, долго глядела на себя в зеркало, потом вышла в коридор, прислушалась. Камиль все еще был внизу. Теперь он включил телевизор. А я устала, тем более, что выпила сегодня вина и коньяку с соседями, и теперь мне хотелось спать.

Войдя в свою спальню, невольно обратила внимание на шкаф-купе и с замиранием сердца открыла ту часть, где висел мой немногочисленный гардероб. Никого.

Зайти в комнаты детей? Вдруг я случайно разбужу их? А если кто-то в самом деле сейчас прячется в одном из их шкафов и выйдет оттуда среди ночи? Он же может напугать их?

Я опять направилась вниз. Камиль увидел меня в махровом халате (из местного реквизита) и вопросительно приподнял одну бровь. Сейчас он уже скинул футболку и сидел с обнаженным торсом. Мой взгляд невольно остановился на шраме на его груди.

— Все-таки надумала? — спросил он, слегка прищуриваясь.

— Нет! — рявкнула я.

— Телевизор решила посмотреть?

— Нет!

— Чайку попить?

— Да заткнешься ты или нет?!

— Не ори, а то разбудишь детей, — совершенно спокойно сказал Камиль. — И вообще, не пора ли определиться?

— Здесь кто-то есть, кроме тебя? — спросила я, стараясь держать себя в руках. Хотя, признаться, меня уже трясло от ярости. Хотелось запустить тарелкой в голову этому заносчивому мужику. Или хотя бы в стену. Но я опять же боялась разбудить Катьку с Витькой.

— Ты и дети.

— Ты уверен?

— У тебя галлюцинации?

— Да, представь себе. Мне показалось, что кто-то спускался по лестнице, когда ты веселился с детьми.

— Может, из ревности? От нее бывают всякие глюки.

— Ты еще скажи мне, что я сумасшедшая.

— Не сумасшедшая, но тараканов у тебя достаточно. Шла бы ты спать. Я ведь мужик все-таки, а смотреть на твои загорелые ноги и знать, что под халатиком у тебя ничего нет… Не искушай. Или соглашайся.

Я с трудом сдержалась, чтобы не сорваться, но все-таки решилась задать последний вопрос:

— С моими детьми ничего не случится?

— Да ты успокоишься или нет? — прошипел Камиль. — Иди спать! Прими снотворное, если не уснуть. Выпей коньяку!

Он вскочил с кресла, направился к бару, извлек оттуда бутылку «Реми Мартин», взял пузатый бокал и плеснул туда янтарной жидкости.

— Давай. Быстро, одним залпом, как лекарство. Ну!

Я вздохнула и выпила. Для успокоения нервной системы.

— Вот и молодец. А теперь давай баиньки.

— Камиль…

— Слушай, я устал! Отложим все разговоры до завтра, ладно?

— А завтра ты мне что-нибудь скажешь?

— Еще слово, я тебя просто придушу.

Я не могла сдержать улыбку, на этот раз нашла в себе силы пожелать спокойной ночи и отправилась наверх. Двери спален изнутри не запирались, и мне даже не требовалось решать дилемму: оставить дверь открытой или закрыться.

Я проснулась примерно часа через два — не знаю, что меня разбудило. Посмотрела на часы: глубокая ночь. В доме не раздавалось никаких звуков. Телевизор внизу молчал. Но меня почему-то охватил страх.