Искушение ночи - Лидия Джойс

Рейберн жестом указал на противоположный конец комнаты, где виднелся круг кострища под отверстием в крыше, а к стене была придвинута койка.

– Ах! – сказала Виктория, скривив губы в усмешке. – Я половину жизни провела в деревне и только теперь поняла, что ничего не знаю о посевах, овцах и отелах, из которых состоит жизнь арендаторов в нашем поместье.

Байрон усмехнулся, представив себе Викторию в ночном одеянии, которая бежит в сарай посмотреть, как в первый раз ягнится отборное поколение овец, или отчаянно пытается спасти любимую кобылу.

– Не многие леди знают о таких вещах. И не все джентльмены. Зачастую даже те, у кого более пятисот акров земли.

Улыбка Виктории стала мягче, в ней появилось любопытство.

– Но вы знаете. Байрон пожал плечами.

– Я должен был чем-то заниматься в молодые годы, не только дебоширить, и поскольку двоюродный дед предоставил в мое распоряжение четыре мелких поместья, с удовольствием воспользовался этим. – Рейберн бросил на Викторию взгляд. – Пошли. Вы хотели посмотреть Грачиную башню, а пока видели только пристройку.– Охотно, – сказала Виктория, обмотав вокруг запястья подол своей длинной узкой юбки для верховой езды. – Позвольте спросить, сколькими поместьями владеет герцог Рейберн?

Байрон остановился и предложил ей руку.

– Девятью, включая Рейберн-Мэнор. Владею также несколькими кварталами в Лондоне и полудюжиной почти ничего не стоящих особняков в Бате. – Она легко положила руку, обмотанную шелком юбки, на его локоть, и ее кисть в мягкой замшевой перчатке осторожно легла на его запястье. – Земли все еще обширные, хотя только пять поместий остаются открытыми для меня.

– Вот как? А что случилось с остальными? – спросила Виктория, не отрывая взгляда от развалин башни.

Байрон ответил, исподтишка наблюдая за ее реакцией:

– Одно я снес. Оно и в лучшие свои времена мало чем могло похвастаться, а потом вообще стало непригодным для жилья. Второе сдал обувному фабриканту из Лондона, который хотел иметь неподалеку деревенское поместье для поддержания своих общественных амбиций. В третьем теперь школа для мальчиков. В четвертом – сыроварня.

Виктория удивленно взглянула на него:

– А я полагала, учитывая вашу привязанность к этому замку, что вы не захотите расставаться с другими поместьями.

Он остановился и повернулся к ней лицом.

– Все это очень хорошо – разговаривать о прекрасных традициях и семейной истории, но я намерен сделать свой вклад в наследие предков, оставив несколько прибыльных поместий, а не список долгов. Времена меняются, Виктория. Пятьдесят лет назад герцоги и графы Англии были самыми могущественными людьми в мире. Теперь даже самого богатого аристократа лондонские бизнесмены могут купить несколько раз. – Он безрадостно улыбнулся. – Мы мстим им, игнорируя их сыновей в Гайд-парке и отказываясь приглашать их дочерей на наши чаепития и балы, но если хотите знать правду, мы немного боимся их, боимся, что скоро нас будут вычеркивать из их списков приглашенных. Дети Энни не будут признавать следующего герцога Рейберна, к его великому сожалению.

Виктория покачала головой. Щеки ее разрумянились, глаза ярко блестели.

– Возможно, это послужит компенсацией ткачам и кузнецам, о чьей судьбе вы так печетесь. Но все это представляется почти невероятным. Даже здесь, – она указала на чудовищные руины, – где, кажется, легче всего поверить в упадок нашего класса. – Она слегка улыбнулась. – Не важно, что могущественные находятся в упадке, они сохраняют память о могуществе, которое выше, чем самые фантастические достижения не могущественных.

– Значит, вы предрекаете нашим наследникам упадок и распад? – Он сухо рассмеялся. – Я предпочел бы забвение!

Они подошли к основанию башни, и Байрон остановился перед узкой трещиной в каменной стене.

– Здесь единственный путь внутрь с этого уровня. Деревянные лестницы, которые вели вверх от главного входа, давно разрушены.– В таком случае, – Виктория расправила плечи, пародируя храбрость, – позвольте мне прокладывать дорогу.

Она протиснулась через отверстие в стене и тут же замерла на месте.

– О! – воскликнула она, широко раскрыв глаза. Байрон заглянул ей через плечо. Хотя он бывал в этих развалинах много раз, однако что-то почти священное было в этом месте, отчего у него перехватило дыхание. Снаружи холм, овеваемый ветрами, был гол и сух, ледяная изморозь хлестала по старым стенам, упрямые травы стлались и пробивались даже на поле из упавших камней. Но внутри башни царила тишина. Они стояли на узком выступе, который обрывался вниз, где некогда были подвалы. Рубцы двух столетий – ступени распавшейся лестницы, разрушающиеся своды, которые некогда поддерживали деревянные полы, – выступали из стен причудливыми каменными углами. И везде, где была почва, росли кусты и травы, образуя странный висячий сад, который, казалось, окутывал это место колдовскими чарами.

Лицо Виктории озарилось озорной улыбкой, и она прыгнула на один из наклонных блоков.

– Это не опасно? – спросила она. Он посмотрел на нее.

– Нет, если только вы не собираетесь прыгать по нему таким вот образом, но когда я был здесь в последний раз, все казалось довольно прочным. Однако внизу, в подвале, лежит скелет овцы – своего рода напоминание о том, что следует соблюдать осторожность.

Виктория вскинула брови:– Я проворная, как коза, а не как овца, но я приму ваше предостережение к сведению.

Небольшой прыжок – и она оказалась на нижней ступеньке каменной лестницы, которая вилась вверх по стене.

Сердце Байрона сжалось при виде того, как она балансирует на краю, но в ее глазах был вызов, и он предпочел молчать, чтобы не провоцировать ее. Наблюдая за Викторией, Рейберн обнаружил, что она прекрасно чувствует себя среди этих развалин. Будто они сродни ей. Такие же дикие.

– Вы не присоединитесь ко мне? – спросила она, склонив голову набок.

– Как хотите, – пробормотал Рейберн, преодолев томительное ощущение тревоги. Он пошел за ней по скользким от дождя блокам.

Виктория продолжала подниматься по лестнице, однако пробовала ногой каждый блок, прежде чем ступить на него, и Рейберн немного успокоился, однако старался не отставать от нее, чтобы в случае необходимости подхватить.

Лестница становилась все более шаткой, в ней появились трещины. Виктория довольно долго стояла на месте, Байрон хотел сказать ей, чтобы спускалась, когда она расправила плечи и поднялась еще на две ступени, чтобы оказаться вровень с оконной щелью. Там она остановилась, любуясь пейзажем. Байрон видел, что лицо ее изменилось, обычная осмотрительная бесстрастность сменилась чем-то более нежным, почти восторженным. Приглушенный солнечный свет проникал в окно, освещая ее лицо. Точеный нос был слегка вздернут, губы приоткрыты, будто она пила ветер. Это было создание из фарфора и света, сверкающее жизненной силой, которую не могла удержать в себе плоть. Что бы ни случилось в оставшиеся три дня, подумал Байрон, он навсегда запомнит ее именно такой – неземное создание, застигнутое в момент беззащитности.