Я жулика люблю - Светлана Денисова

В «Прагу», в свою очередь, отказался идти он, напомнив мне, что за ним следят. Даже если не я лично, то уж враги его непременно.

— А мне-то что до этого? — искренно удивилась я. — Это твои проблемы. Раз следят, значит, есть за что. Уж наверняка не мне одной ты чуть было жизнь не поломал. Небось на всех необъятных просторах нашей матушки-России толпы девчонок по тебе слезки проливают!

Он опять разозлился и заорал:

— Ладно, черт с тобой, миллионерша будущая, приду я в «Прагу», последний раз!

Я невинно поинтересовалась:

— Как на сей раз вырядишься? Дедом Морозом с бородой?

— Девочкой со спичками!

— Ради бога. Хоть Бармалеем.

— В семь вечера, как в тот раз, — буркнул он и, не прощаясь, бросил трубку.

Только я подумала, не стоит ли, презрев правила приличия, немедленно предупредить Макара Захаровича, как телефон вдруг снова зазвонил. Опять как в тот раз, в самом начале истории.

Ну, нет, теперь меня уже никто больше из дома не выманит. Даже если скажет, что через пять минут великий потоп начнется.

Я сняла трубку и осторожно кашлянула в нее.

— Людмила Сергеевна? — спросил мужской голос, смутно кого-то напомнивший.

— Да, я слушаю?

— Это Игорь.

— Игорь?

— Игорь Соколовский. Можете не звонить Быховскому. Мы вашу беседу с Шутиловым записали.

— Как… что… Так это вы меня подслушиваете?! — возмутилась я от всей души.

— Ну да. А разве Макар Захарович вам не сказал? — очень натурально удивился Соколовский.

— Какого дья!.. Извините. Я, конечно, понимаю: так надо.

— Вот и хорошо, что понимаете, — очень серьезно и без тени смущения произнес он. — Так вы не беспокойтесь. В «Праге» будут сидеть наши люди. Все, спокойной ночи.

— Погодите! Это ваши люди Мордвинова арестовали? Алексея Петровича?

— Нет, — помедлив, ответил Сокол.

— А кто же?

— Всего доброго, Людмила.

Так я и знала, что ничего эти ребятки мне не скажут. Тайна следствия, или как там это называется. Ну и пусть.

— Всего доб… Да! Раз уж это вы меня подслушиваете, то сделайте по крайней мере что-нибудь полезное.

— В смысле?

— Чтобы этот чертов треск прекратился. Разговаривать невозможно! — И я шваркнула трубку.

Не знаю, почему я так разозлилась. Очевидно, сдерживаемое в разговоре с «Вадимом» бешенство требовало немедленного выхода. Треск-то давно прекратился, а то, что меня прослушивают, возмутило меня лишь на секунду. Черт с ними, пусть слушают, но только Макар Захарович и его ребятки. Не дай бог, если этим займется Шутилов со своей теплой компанией жуликов.

Юля временно поселилась у старушки-соседки, которой очень кстати понадобилось съездить в Саратов к внукам. Так что дочь жулика имела полную возможность отслеживать дальнейшие приключения предков, устроив в кухне на полу возле дырки уютное спально-наблюдательное логово.

И вот что она увидела.

Когда поздним вечером первого сентября раздался звонок в дверь, Алексей Петрович с трудом оторвал голову от спинки кресла. Целый день он как заведенный нажимал заветный тайный номер, презрев всяческие наставления о конспирации, но тщетно. Вениамин Лукьянович словно сквозь землю провалился.

От бесконечных треволнений у Мордвинова сделалась дикая мигрень, которую не могли излечить ни коньяк, ни таблетки, ни тем более слезливые причитания верной подруги жизни.

Юля комментировала их выражениями типа: «Во дают!» и прочими, не испытывая к поверженному отцу ни капли сочувствия. Ну, ни единой. Хотя, конечно, жалко старого придурка… немножечко. Чуть-чуть.

От причитаний нежная супруга постепенно перешла к обвинениям в ненужном и опасном авантюризме и вот уже третий день кряду костерила мужа на чем свет стоит, грозя окончательно выйти из-под его воли.

Ко всему этому прибавилась небрежно нацарапанная открытка от дочери. Юля заботливо извещала, что начала кампанию по принудительному разделу лицевого счета.

Вследствие всех этих неурядиц и ужасов, разрастающихся как снежный ком, Мордвинов утратил последние остатки воли, спокойствия и рассудка. Он хотел только одного: чтобы либо он, либо все остальные провалились в тартарары и всё это наконец кончилось! Так или иначе.

Правда, он еще не дошел до той стадии, когда обращаются за подмогой к милиции или бегут в прокуратуру. Угроза неизвестного шантажиста, что за его квартирой и личностью ведется неусыпное наблюдение, ввергла господина Мордвинова в состояние детской беспомощности. Она вряд ли уменьшилась бы, знай он, что за ним следят не партнеры-мафиози, а единокровная дочь.

К тому же пришлось бы вдаваться в ненужные подробности и объяснять, что с господами Калиновским и Корякиным его связывают гораздо более тесные отношения, нежели он утверждал ранее. А попутно неизбежно возник бы и неделикатный вопрос о полутора миллионах баксов — и фальшивых, и настоящих.

Мордвинов перестал спать, бриться и выходить из дома. Как затравленный зверь, он целыми днями просиживал в самом темном углу своей нелепой помпезной комнаты-квартиры, обмотав голову мокрым полотенцем и огрызаясь, как побитая цепная собака, когда жена особенно его доставала.

На столе перед ним выстроилась батарея полных бутылок, под столом перекатывались опустошенные, а вместо закуски Алексей Петрович глотал элениум и родедорм.

Поэтому он еле сумел приподнять свою тяжелую голову, когда раздался роковой звонок в дверь. Приподнял и тут же со стоном уронил обратно на спинку кресла.

— Галя, посмотри, — хрипло велел он супруге, которая безостановочно моталась взад-вперед по комнате, как толстое ворчливое привидение.

— Сам бы задницу свою жирную от кресла оторвал и посмотрел! — непочтительно огрызнулась супруга, буквально на глазах из нежной подруги жизни и верной соратницы превращавшаяся в строптивую мегеру.

За стенкой Юля тихо прыснула в ладошку и отхлебнула глоток холодного пива.

Мордвинов грохнул кулаком по столу и просипел сорванным голосом:

— Я кому сказал, подойди к двери!

Галина Юрьевна зашлепала к двери, не переставая ворчать и постепенно повышая голос. Мордвинов заскрипел зубами, закрыл глаза и прошептал самому себе:

— Чтоб она… Чтоб ее…

Он не успел договорить, чего именно желает заботливой супруге, доброго здоровьица или же кары небесной. Объект его неоконченной тирады, то бишь жена, влетела обратно в комнату и застыла на пороге, нелепо раскинув в стороны руки. А по бокам ее воздвиглись две молодцеватые фигуры. Одеты они были в хорошо знакомую каждому нечестному и даже честному человеку милицейскую форму.

Опомнились супруги Мордвиновы только в «воронке», увозившем их неведомо куда.

Первой пришла в себя подруга страсти нежной, доказав это тем, что внезапно накинулась на мужа с гневными выкриками:

— Допрыгался! Добился-таки своего!

Алексей Петрович ответил ей бессмысленным мычанием и забился в угол машины.

— Лелик! — неожиданно меняя тон, слезливо воскликнула Галина Юрьевна. — Леличек, что же теперь будет?

Мордвинов обратил на нее воспаленные от бессонницы глаза и истерически расхохотался:

— Тюрьма теперь будет!

В квартире соседки Юля озадаченно покрутила головой, поднялась с разложенного на полу матраса и принялась названивать Пашке Гению.

Я проторчала в вестибюле ресторана «Прага» больше часа. Шутилова не было и в помине.

Гадая, как он будет выглядеть на этот раз, я впивалась взглядом не только в каждого рослого мужчину, но и, вспомнив незабвенную комедию «Тутси», в каждую высокую женщину.

Результатом такого моего поведения стала весьма неприятная беседа с одним из администраторов ресторана. Спросив, знаю ли я какого-то Бориса Никифоровича, и услышав, что не знаю, администратор весьма прозрачно намекнул мне, что раз своего «участка» в зале у меня нет и я пришла сюда «работать» на новенькую, то мое место — возле туалетов. Кстати, компания девиц, понятно, какого поведения, усиленно дымившая сигаретами неподалеку от своего «рабочего места», тоже бросала на меня недвусмысленные взгляды. По-моему, они не горели желанием принять меня в свой трудовой коллектив ударниц постельного фронта, а готовились общими силами выставить на улицу и слегка попортить эпителий.

Наверное, мне должно было польстить, что я еще котируюсь, но волнение мое было слишком велико. Я начала было что-то путано объяснять ресторанщику, но тут его легонько тронули за плечико.

Я с надеждой подняла глаза и с разочарованием увидела, что это всего лишь стажер Соколовский, которого трудно было бы узнать в шикарном дорогом костюме, если бы он по обыкновению не вертел по-птичьи головой.

Он отвел администратора в сторонку и что-то тихонечко пошептал ему на ушко. После этой односторонней беседы ресторанщик незамедлительно испарился, а Сокол, сделав непроницаемое лицо, прошел обратно в зал, еле заметно подмигнув мне на ходу.