Я жулика люблю - Светлана Денисова

Директор, средних лет женщина с прической пятидесятых годов, словно сработанной из мрамора, такие твердые были у нее локоны и завитушки, тоже не смогла прочитать фамилию. Но, как директор, она ее просто знала.

— Якушев, — уверенно сказала она и раскрыла толстую амбарную книгу. — Вот, номер 1549. Якушев Игорь Николаевич. У нас его вещи хорошо идут. Да, наверное, не только у нас, по другим салонам тоже. Интересно работает. — Она полюбовалась кольцом и деловито спросила: — Выписывать?

— Нет, — с извиняющейся улыбкой ответила я. — Скажите, пожалуйста, а заказать ему изделие можно? Для подарка.

Слава богу, директор не стала хуже ко мне относиться, узнав, что это кольцо я покупать не буду. Она любезно записала на бумажке телефон ювелира Якушева и попрощалась со мной.

Я рассыпалась перед этой чудесной тетенькой в благодарностях и покинула гостеприимные «Самоцветы». Слониха в шелках уже давно ушла, и поблагодарить ее за своевременный толчок под ребра я не сумела. Да она бы и не оценила.

Я не могла до конца поверить в свою удачу. А это была действительно настоящая удача! Теперь, на улице, я наконец поняла, зачем вообще полезла узнавать данные ювелира. Если Вадим мне ничего не расскажет, я могу попробовать иной вариант.

Старая поговорка утверждает, что дуракам везет. Ну, раз уж даже дуракам, может, и мне наконец повезет тоже?

И я решила, что об этом направлении нашего расследования я пока что никому не расскажу. Ни Макару Захаровичу, ни Карине, ни Юле с Гением. Это касается только меня лично.

Я еще раз взглянула на бумажку с телефоном Якушева и решительно направилась к ближайшему телефону-автомату.

Ювелир жил рядом, на Сивцевом Вражке, и любезно согласился принять меня «хоть сию минуту».

Войдя в квартиру Якушева, я изумленно огляделась по сторонам. Такого обилия статуэток из бронзы, гипса, дерева, мрамора и бог знает из чего еще я не видела нигде. Разве что в Пушкинском музее, но там они были рассеяны по большим высоким залам. Здесь же разнообразные фигурки, самая маленькая из которых была с ноготь моего мизинца, а самая большая высотой с локоть, толпились на небольшом свободном пространстве трехкомнатной квартиры. Сама квартира была немаленькая, но, заполненная статуэтками, казалась не больше спичечной коробки.

Хозяин-ювелир произвел на меня смешанное впечатление. Я ожидала увидеть солидного господина в летах, почему-то обязательно с лысиной, в белом докторском халате и с неизменной лупой-трубочкой, воткнутой в один глаз. А Игорь Николаевич Якушев оказался тощеньким, совсем несолидным старичком лет шестидесяти, с острым носиком в крупных отчетливых веснушках и чрезвычайно лукавыми глазками, так и шнырявшими во все стороны, как парочка любопытных мышек. Никакой лысины у него и в помине не было. На голове этого дедульки, казавшегося вечным мальчишкой-сорванцом, пламенела густая рыжая шевелюра без малейшего седого волоса, с забавным хохолком на самой макушке, вроде флажка.

И, только взглянув на его руки, я поняла, что передо мной Мастер. Его пальцы, тонкие и гибкие, как бы жили отдельной жизнью. Когда я представилась, они чутко вздрогнули и замерли, словно прислушиваясь ко мне. Указывая мне дорогу в комнату, Якушев изогнул ладонь таким немыслимым образом, что большой палец почти коснулся тыльной стороны кисти его правой руки. А когда мы уселись в тяжелые старомодные кресла по обе стороны круглого обеденного стола и Игорь Николаевич предложил мне кофе, у меня создалось впечатление, что чашку мне подала не человеческая рука, а пять крошечных розовых лилипутов.

Исполнив нехитрый ритуал предварительного знакомства-прощупывания, то есть угостив меня кофе и выставив на стол вазочку с карамельками, Игорь Николаевич задрал свои рыжие брови до самых корней волос и принялся с откровенным любопытством ждать моих слов.

Я допила кофе, поблагодарила и, не зная, как начать разговор на интересующую меня тему, неожиданно брякнула:

— Игорь Николаевич, как вы не боитесь впускать незнакомого человека в свою квартиру? У вас же тут… — И я обвела широким жестом помещение.

— И-и! — тоненько засмеялся этот мальчишка-старичишка. — Дорогая моя, таки неужели ж я за свои шестьдесят с хвостиком лет не научился уже разбираться в людях! Я себе сразу по голосу из телефона могу сделать вывод, хороший человек до меня обратился или, извините, дерьмо, шо маскируется под ту майскую розу. И потом, я не такой идиёт, шобы держать на своей квартире рабочие материалы. У меня хорошая мастерская, и никто из клиентов таки не знает, где она у меня есть, потому шо я солидный человек! — Он приосанился и по-петушиному выпятил грудь. — Раз уж у моей мамули, шоб ей теперь на том свете всегда было по-хорошему, хватило ума сделать из Изи Шлоймовича Якобсона такую замечательную вещь, как Игорь Николаевич Якушев, то пусть теперь всем ворам, которые захотели бы свести со мной знакомство, станет немножечко тошно. А весь этот мемориал, — тоже обвел он рукой помещение, но жест его был намного плавнее и, я бы даже сказала, поэтичнее моего, — все эти милые друзья моего одиночества, — таки они ж копии! Хорошие копии, Изя Якобсон не такой человек, шоб умиляться на всякое барахло, но копии. Майоль и Кузнецов пусть себе тихо сидят в музейных витринах, а я буду ласкать свои старые глаза на хорошие копии. Меня воровали восемь раз! И каждый раз я потом страшно смеялся и жалел нашу доблестную милицию, потому шо мне сразу платили страховку. У меня застрахован каждый самый маленький сантиметр этой квартиры и моего собственного волоса!

Он окончил свою замечательную тираду, произнесенную с самым настоящим местечковым акцентом, вывезенным откуда-нибудь с-под Одессы, и гордо посмотрел на меня.

— Браво! — невольно вырвалось у меня, словно я увидела коротенькое выступление виртуоза-импровизатора разговорного жанра.

Игорь Николаевич, то бишь Изя Шлоймович, слава богу, отнес мое восторженное восклицание не на свой личный счет, а на счет его мер предосторожности. Он еще больше приосанился, потер верхнюю губу указательным пальцем, в котором, казалось, не было ни одного сустава, и весело спросил:

— Такь, и шо мы будем работать?

Я мысленно «перевела» его вопрос и достала кольцо с сапфиром.

Игорь Николаевич живо замахал обеими руками:

— И только не говорите мне, шо оно уже сломалось! Изя Якобсон делает вещи на века! А эту штучку я работал всего месяц назад.

Я поспешила успокоить его:

— Нет-нет, конечно, оно не сломалось, все в порядке.

— Это же штучная вещь! — продолжал петушиться Якушев. — Я работал ее целых три дня и могу сказать с хорошей гордостью: это хорошая работа!

— Конечно, конечно! Я ношу его с огромным удовольствием. Просто мне надо кое-что у вас узнать.

Ювелир перестал бушевать и с детским любопытством уставился на меня:

— Да? И какой же вопрос вы хотите с меня спросить?

Я решила, что ничем не рискую, если скажу этому забавному старичку правду. Разумеется, до определенных пределов.

— Вы, конечно, помните, кто вам его заказывал? — спросила я.

Якушев оживленно кивнул несколько раз, не сводя с меня внимательного взгляда.

— Этот человек подарил его мне. А недавно я узнала, — тут в моем голосе зазвучало негодование, которое я испытывала на самом деле, — что у него есть другая женщина!

— Ай-яй-яй! — Ювелир сочувственно всплеснул руками и зацокал языком. — Какая неприятность! Молчите, я понял, шо вас так интересует. Вы хотите узнать, заказывал ли мне тот же мужчина другую работу?

— Да. И если раньше или позже вы делали такое же кольцо для другой женщины, то скажите, пожалуйста, какие у нее инициалы? Он ведь должен был их вам назвать.

— Деточка моя, — ласково сказал Якушев, накрывая мою руку своей теплой ладонью, — я прекрасно вижу и сочувствую ваши страдания. Конечно, этот молодой ветрогон назвал мне ее инициалы полностью: имя, фамилию и отчество. Честно вам признаюсь, мне, Изе Якобсону, до сих пор с себя стыдно. У меня тогда было совсем мало денег, и я взялся за эту работу, хотя молодой человек сразу мне стал несимпатичен. Я, Изя Якобсон, изменил тогда своему правилу — работать только для порядочных людей. Но он пообещал совершенно сумащедщие деньги! Он пообещал заплатить за десять грамм золота, как я должен был заплатить за все мои новые зубы! А мне давно нужны были новые зубы, потому шо со своими обгрызками я уже не мог хорошо кушать. Это ж была сплошная боль и никакого удовольствия!

Он на минутку прервался, подлил мне кофе и продолжил:

— Я не работаю для «новых русских», поэтому я бедный человек. У меня есть эта квартира, мои копии и маленькая мастерская, но зато я спокойно умру, будучи честный человек! Я работаю штучные вещи с хорошим вкусом и почти никогда ничего не повторяю. Но этот нехороший молодой человек пристал ко мне, как, извините, даже банный лист не пристал бы к моей старой заднице. И он заплатил мне вперед всю сумму. — Якушев горько вздохнул и пожал плечами: — И таки шо я мог сделать? Я записал его имя: Сергей Владимирович Пеньков. Я записал ее имя: Маргарита Юрьевна Дорофеева. Я взял его золото и камень и работал кольцо «М. Ю. Д.» четыре дня. Я вставил изумруд в букву «Ю» и понял, шо мне стыдно, потому шо первый раз в жизни я сделал настоящую риночную работу. Я бросил это безобразие в тигель и сделал кольцо «Д. М. Ю.», шобы эта несчастная буква «М» не торчала сиротой сбоку от наглых круглых «Ю» и «Д».