Купол раздора - Иван Александрович Мартынов

на улице. Погибнут и невиновные. Но в народе градус достиг кипения, и революционеры, учась на ошибках большевиков, их перегибах и, на примере Минина и Пожарского, освободивших Русь от подлых иноземцев, были готовы положить свою жизнь ради свободы сограждан. Было в истории множество личностей, которые стали лицом мятежей и свержения власти. Большинство из них крайне неоднозначные личности, мягко говоря.

Например, восстание Емельяна Пугачева во время правления Екатерины Великой. В годы советской власти его чаще всего представляли как безусловно народного героя, ведь тот якобы боролся против крепостничества, против расслоения в обществе, за народ. Но по факту этот человек, выдавший себя за Петра 3, был эгоцентричным, малообразованным, жестоким убийцей и вором, имевшим свой гарем и снимавший кожу с противников. Да, у него были громкие лозунги, люди шли за ним не от хорошей жизни. Кто-то хотел справедливости, а кто-то — пограбить. Они и убивали целые семьи неугодных, ставили своей целью воцарение самозванца. Примером самовлюбленности Пугачева можно было считать события после взятия Казани, когда он восседал за городом, а весь люд казанский должен был подходить к нему и на коленях посягать на верность. Падающих закалывали на месте. Современным лидерам оппозиции в странах дальнего зарубежья такое бы и в голову не пришло. Было такое время — были такие люди.

С другой стороны, прежде чем смеяться над невежественностью и глупостью населения, нужно подумать о предпосылках, что довели его до такой жизни. Конечно, подобные восстания были по факту лишь попыткой очередной лживой гадины узурпировать власть руками все того же народа, который шел за красивыми словами. В то же время не могли не откликнуться и иностранцы. Крупнейшие французские издания того времени, например, «Газет де Франс» писала о Пугачеве не иначе как о Петре III. Недоказанным остается присутствие польских военных в рядах его банды. Но важнее был факт поддержки его богатыми кланами староверов, то есть внутренними элитами, а не только простым людом. Идти за идею на войну, начатую ради финансов, штука не новая. Даже если говорить только про гражданские войны.

В современном мире пропаганда работает так хорошо, что уже почти в любой точке планеты все знают доподлинно, что Гражданская война в США в 1861–1865 годах шла в первую очередь за освобождение от рабства между плантаторами и демократическими северянами.

Взглянув на факты, оказывается, что некоторые штаты на стороне севера были рабовладельческими во время конфликта, в то время как за южан в том числе сражались те штаты, где рабство уже отменено. Вся эта бойня — самое кровавое событие в истории страны, обогнавшее обе мировые войны по числу жертв среду американцев, — была связана с финансами и влиянием. Юг хотел больше благ, а все деньги текли через промышленный север и там распределялись, там же шла торговля с остальным миром. Регионы конфедератов посягнули на долю больше положенной и были уничтожены. И это лишь одна из причин. Да, после окончания боевых действий рабство в стране было отменено, но считать это основной причиной войны будет неверным. Когда люди борются за идеи, которые считают основополагающими, то у предводителей могут быть другие планы, куда более глобальные, и в первую очередь — это сохранение влияния или борьба за финансовые потоки.

Члены подполья современного государства Российского не хотели повторять этих событий. Они не желали, чтобы захват власти перенес финансы и насильственный аппарат в новые хитрые ручонки. Почти весь народ державы либо спал, либо находился на стороне революции. Лишь тонкая прослойка чиновников и их окружения, и то не все, были преданы текущему положению дел в их стране, которым временно заведовал Градов Алексей. Повстанцы хотели снести власть или заставить ее бежать, объединить их страну, расколотую Уралом на две территории; провести выборы в президенты.

Самое лучшее стечение обстоятельств было бы в случае локальной, но победы над «Крестом», если россияне их переиграют в гляделки и не струхнут, то получится ослабить ярмо дани, а то и вовсе сбросить его. У подполья не было поддержки иностранных сил и финансов от староверов, как у Пугачева. Они могли опираться только на себя, но их были миллионы, а на кону стояла жизнь.

Паша работал не покладая рук. День был обычным, здесь кипело производство и было не до перемен в мире за стенами завода. В конце рабочего дня Павел пришел в мужской гардероб и открыл свой шкафчик. Сверху ботинок лежала записка.

«Что это? Просунули в щель, что ли…», — подумал он и наклонился, чтобы изучить бумажку. Стал читать. Это был почерк его коллеги, который тоже состоял в подполье, их с Максом общий друг. Руки задрожали, глаза невольно расширились. На записке не очень аккуратно, нервно были выведены слова:

«Макса взяли».

Паша стоял как вкопанный и не мог перейти к следующему предложению, кажется, мир остановился. Он с трудом собрался и продолжил чтение:

«Я бежал. Если решишь со мной, то посмотри адрес на обратной стороне. Запомни и сожги этот листок».

На обратной стороны этого мятого кусочка бумаги был шифр, который использовала компания его единомышленников. Паша собрался с силами — логика должна превышать эмоции, тем более в такие моменты. Он перевел шифровку, запомнил информацию, 10 раз повторил про себя, надежно спрятал листок и стал уходить, забыв переодеться. Пришлось вернуться и судорожно сменить униформу на свою одежду. Теперь надо прийти в себя. Хорошо еще, что вокруг народу особо не было, а те, кто был — заняты своими делами.

— Фух, выдохни! Разберемся. — Сказал Павел себе под нос шепотом. Он покинул здание, преодолел все проходные и наконец, еле сдерживая бег, быстрым шагом, чтобы без лишнего внимания со стороны, спешил к дому. Открывая двери, он надеялся лишь только увидеть там свою любимую. «Слава Богу», — промелькнуло в его голове, когда Вера с ним поздоровалась. Приветствия и объятия перед совместным ужином были заменены на диалог шепотом, сидя на диване в гостиной.

— Я был на работе, мне в шкафчик Витя положил записку. Он в ней сказал, что Макса арестовали, и что сам в бегах. Дал мне адрес шифровкой… Я запомнил, сейчас его надо сжечь. Надо ехать. Там, наверное, соберутся наши, все, кто сможет. Мы обязательно вытащим Макса, но сейчас мы бессильны, и в любой момент могут прийти за нами…

— Что? Ты серьезно?! Черт, Макс…Через десять минут выходим, я соберу сумки, — девушка резко подорвалась.

— Тихо, шепотом. Ты как себе это представляешь? С баулами по городу тащиться без лишнего внимания не выйдет. Максимум — рюкзак.