Погранец - Владимир Геннадьевич Поселягин

пустой, сильно попорченный прошлыми вёснами, не кондиция. Другой, это схрон с зерном, давний, года три тут, зерно взопревшее, но ещё годится к использованию. И только на следующую ночью я облетел весь лес, следы старые видел, ходили люди, одиночки и группами, на лыжах и без. Нашёл место, кто где-то недавно взял лося. Однако сам лес пуст. Только ещё два схрона нашёл, один неплох, очень даже, законсервирован где-то вначале войны, есть запас оружия и припасов долго хранения. Я не спускался, Взор через колодец спуска всё показал. Второй, снова зерно, и не пустой, и свежий, с сорок первого думаю тут. Ладно, завтра на «Шторьхе» полетаю над разными лесами, поищу партизан. Гляну есть костры или нет? Сказано сделано. Аж в трёх лесах, ну или в одном крупном изрезанном дорогами, нашёл три места, где люди грелись или готовили пищу. Костры быстро гасили, как слышали звуки авиамотора, видать опытные, знают, что это такое, а я вернулся и сел на лёд озера. А вообще пора заканчивать эту практику. Сейчас подморозило, но когда взлетал, брызги воды во все стороны. Лёд таил, скоро не выдержит мою крылатую машину. А «арочка», когда лёд сойдёт, тут не взлетит, ей нужно больше места для взлёта. Чуть дальше речка есть, там ровные участки, можно взлететь будет, но это на семь километров дальше, а озеро вон оно, под боком. Хотя да, демаскировал взлётом и посадкой местоположение бункера, но это разовая акция с поиском, вряд ли кто-что понял. Лес голый, я изучил сверху, есть ли кто рядом с бункером, и только тогда пошёл на посадку. А выспавшись и под утро этой же ночью, как вёл воздушный поиск, долетел на одеяле до ближайших партизан, где костёр видел, почти тридцать километров, два захода по двенадцать километров, накопил ещё, сидя на медвежьей шкуре, но уже светать начало, так что убрал шкуру и одеяло, ремень карабина «Мосина» на плечо, и дальше быстрым шагом на лыжах двинул по лесу.

Промашка вышла, для начала меня чуть не расстреляли дозорные, думали немцы. Они тут вообще на измене были, немецкого разведчика слышали, спешно собирались, чтобы покинуть лес, будучи уверенными, что их обнаружили. Только это не партизаны оказались, а жители деревни, уничтоженной карателями. Их партизаны спасли. Те уже в пятый раз место жительства меняют, опытные, знают, долго не проживут, если промедлят. К слову правильные инстинкты, я одобрял. А в дозорных у них парнишка лет тринадцати-четырнадцати и девчонка постарше. Карабин я не отдал, когда потянулись за ним, это ещё у дозорных было, сказал:

- Не лезь, - дёрнул я плечом назад, когда парнишка потянул руку к нему. - Я из него первого солдата СС убил, память.

- А первого немца? - поинтересовалась дивчина.

В дозоре двое было, парнишка лет тринадцати и дивчина шестнадцати, она явно старшей была. На двоих одна винтовка «Мосина».

- Там из станкового пулемёта «Максим», когда расчёт убило. Мы с мамой в их окопе прятались. В сорок первом ещё. Мне семь лет было. Отец научил стрелять. Он военный, ротный старшина.

- И где мама?

- Через неделю погибла, на дороге, когда нас самолётами… - я опустил голову.

Те вздохнули, у них тоже были свои трагедии, те не спешили ими делится, но и меня прекратили расспрашивать, а дивчина, передав винтовку напарнику, повела в лагерь. Это было доверие, я оценил.

- У тебя патроны есть? - спросила та.

- Один патрон – один поцелуй, - сразу отреагировал я.

Та хохотнула от неожиданности, а потом возмущённо повернулась ко мне, остановившись. Да ещё руки в бока пальто упёрла с видом сварливой жены. Видать подсмотрела у кого-то:

- А ты не слишком мал?! Поцелуи ему.

- Мал золотник, да дорог. Ты ещё не знаешь, как я целуюсь.

- И знать не хочу.

Мы пошли дальше, та ехидно на меня поглядывала - и всё же спросила:

- А патронов-то хватит?

- Губы заболят. Месяц будешь без перерыва расплачиваться.

- Ох и хвастун. Патронов с собой сколько?

- С собой да, есть, тринадцать патронов, больше и не надо, я обычно стреляю и бегу. И я не мажу, всегда попадаю. Если не попаду, вижу это, то просто не стреляю.

- И много немцев убил?

- Много, двести будет.

Тут и мы и пришли в лагерь. Полуземлянки наспех оборудованы, кое-где вообще шалаши из елового лапника, утеплённые брикетами снега увидел, видать жили как эскимосы. И много гражданских, женщины, дети. Те начали собираться к нам, с любопытством изучая меня. Страшим среди деревенских оказался старик с седой бородой, тот представился как старший унтер-офицер пехотного полка, бывший, понятное дело, не в запасе, государство развалилось. Но две награды имел. Два Георгия, что носил гордо и открыто. Было чему гордится. Поначалу тот грозно глянул на дивчину, мол, почему оружие не забрали, та засмущалась и стала смотреть под ноги. Дальше тот представился и спросил:

- Кто таков?

- Терентий Грек. По прозвищу Решала. Сирота, девять лет, вот в феврале было. Ищу партизан.

- Ищешь? Зачем они тебе?

- А что, мы тут говорить будем? - указал я на плотную толпу, что нас окружила.

Кстати, осмотрелось это довольно морально подавляюще. Всё белым бело, пусть снег и ноздреватый, таял, тёмные деревья и тёмные одежды гражданских навевали тоску, но я так понял, другой у них не было, да и эта тоже потрёпана, если не рванина. Несколько человек видимо тёплую одежду не имели, выскочили из землянок и притоптывая слушали нас, выдыхая пар.

- У меня нет секрета от наших, мы одна семья.

Тут было около сотни человек взрослых, может чуть больше. Детей полсотни. Дети часто перемещались, протискиваясь между ног старших жителей, точно не скажу.

- Тогда врать или юлить не буду, правду скажу. Я награду хочу получить, поэтому к партизанам иду.

- Просто получить? - как-то тот не понял даже.

- Заработать. Смотрите, когда немцы убили мою маму, до зимы жил в бункере, с тремя ранеными бойцами. Танкистом, пограничником и киномехаником, и они меня всему обучили, а как вылечились пошли наших нагонять. Весной сорок второго это было. Я начал охоту на немцев, особенно у аэродромов, в лётчиков стрелял. Они папу в первый день войны убили, бомбили его, и маму, на дороге, тут недалеко. Сейчас я уже убил двести немцев, ну и других, что за них воюют. Испанцы были и французы. Двести шесть,